Андрей Шляхов - Доктор Данилов в дурдоме или Страшная история со счастливым концом
— Но все сказанное мною адресуется только тем из вас, кто хочет и умеет работать. Лентяйки и неумехи у нас дольше одного дня не задерживаются. Вопросы есть?
Он был уверен, что вопросов не будет, но одна из девиц подняла руку:
— А в аптеку вам разве сестры не требуются?
«Ну конечно – в аптеку мы готовы идти с радостью. С песнями! Все дилетанты уверены, что в аптеке можно красть сильнодействующие препараты чуть ли не ведрами. Да, это хорошая прибавка к зарплате, только вот украсть ничего не получится. Ни заведующая аптекой не даст, потому что страх как не любит конкуренции, ни дяди из Наркоконтроля».
— В аптеку – не требуются. А разве среди вас есть фармацевты?
В ответ раздалось хихиканье.
— Все свободны, — объявил Святослав Филиппович, еле сдерживая так и рвущееся наружу: «Идите вы на…»
Девицы мгновенно повскакали с мест и ломанулись к двери, устроив возле нее небольшую свалку.
«Да, не те уже медсестры, не те, — подумал Святослав Филиппович, разглядывая разномастные и такие соблазнительные зады своих слушательниц. — Прежние подождали бы, пока я выйду… Сучки!»
Созерцание настроило на определенный лад, да и испорченное настроение требовало поправки. Святослав Филиппович достал из кармана мобильный телефон (он предпочитал самые простые аппараты, без наворотов и дополнительных прибамбасов, считая, что телефон создан для того, чтобы по нему разговаривать, а все остальное – выдумки производителей, предназначенные для получения дополнительных прибылей).
— Жду вас у себя через десять минут! — сказал он, услышав голос Тамары, и тут же отключился.
Если продолжить разговор, то Тамара непременно начнет набивать себе цену и в итоге явится не через десять минут, а через полчаса. Проверено жизнью.
Святослав Филиппович рассеянно оглядел пустую аудиторию, словно ища в ней кого-то, и не торопясь пошел к себе – радоваться жизни в обществе доктора Безменцевой, которая всякий раз отдавалась ему так истово и самозабвенно, словно делала это последний раз в жизни…
— Как у вас дела в отделении? — спросил Святослав Филиппович, утолив свою страсть.
У них было принято запивать любовь рюмкой-другой коньяка или виски. Сегодня они пили «Хеннесси», подарок благодарного родственника одного из пациентов.
— Нормально, — ответила Безменцева, разглядывая свою рюмку на свет. — Правда, не совсем – есть один потенциально неприятный пациент. Врач, попытка суицида, много гонора, саботаж лечения. Сейчас лежит в «надзорке». Ох, если бы ты только знал, как мне надоели эти больные. Изо дня в день одно и то же. Я прямо сплю и вижу себя в роли заведующей приемным отделением!
— Тамара, не гони, — попросил Святослав Филиппович. — Подожди немного, наберись терпения, всему свое время. И потом – далось тебе это приемное. Вон, скоро Заморенова уходит на пенсию…
— Место заведующей отделением психодиагностики и психокоррекции – это не для меня, — поморщилась Безменцева. — Я люблю себя в медицине, но не люблю возиться с больными. Диспетчерская работа – этого сюда, другого туда – для меня самое то.
Безменцева не стала упоминать о главном достоинстве вожделенного поста. Приемное отделение – это ворота в больницу, и распоряжаться ими очень выгодно.
— Тогда тебе прямая дорога в администраторы.
— Кто бы спорил? Я не собираюсь всю жизнь заведовать приемным покоем. Хотя если ты назначишь меня своим заместителем…
— Тамара! — перебил Святослав Филиппович. — Я уже не раз говорил, что хоть я и главный врач, но это не моя собственная больница! Я не могу делать все, что захочу, потому что надо мной есть начальство, а подо мной – куча завистников. Я могу сегодня же назначить тебя заместителем по лечебной части, но больше трех дней ты на этой должности не просидишь. И я на своей, чтоб ты знала, тоже не удержусь. Так что давай не будем торопить события.
— Не будем, — согласилась Безменцева. — Но ты уж не забывай обо мне, а то ведь знаешь, как говорят о мужчинах: «Пока член твердый – сердце мягкое, а когда член мягкий – сердце твердое».
— Тамара! — укорил главный врач. — Ну за кого ты меня принимаешь?
— За кого? — задумалась Безменцева. — Трудно сказать… Для папика ты слишком строгий, для бойфренда – слишком деловой, для кандидата в мужья – слишком…
— Старый, — подсказал Святослав Филиппович.
— Да ну тебя! — рассмеялась Безменцева. — Скажешь тоже…
«Старый конь борозды не портит, но и глубоко не вспашет», — вспомнила Тамара Александровна.
Глава шестнадцатая
Красный крест
Данилов не знал, сколько времени он провел привязанным к кровати за руки и за ноги. Помнил только ощущение несвободы и бессвязные обрывки чьих-то разговоров. Приходя в себя, он пытался молча освободиться от пут, но всякий раз терпел неудачу. Тогда он подавал голос, пробуя подчинить себе одеревеневший язык. Язык слушался плохо и вместо понятных слов выходило непонятное мычание. Данилов нервничал, дергался – шумел, одним словом. Вскоре приходила медсестра (сфокусировать зрение на лицах не удавалось) и делала укол, ввергавший Данилова в ватную темноту.
Полагающегося сестринского поста в надзорной палате не было. Зачем отвлекать кого-то из сестер от дел и заставлять скучать при крепко привязанных и столь же крепко спящих пациентах? Они никуда не убегут, ну, а если начнут шуметь – получат очередную инъекцию. Привязанных регулярно (каждые три-четыре часа) приходилось «перевязывать», чтобы избежать нарушения кровообращения. Впрочем, слишком долго привязанными не держали. Нейролептики и седативные препараты – вот самая надежная гарантия спокойствия и послушания.
Лучше всего, по мнению Лычкина, было бы укладывать буйных в коридоре, около сестринского поста, чтобы они служили наглядным примером другим больным, но подобное новшество вряд ли одобрила бы администрация. Не стоит нарушать столь любимый и повсеместно распространенный принцип келейности, согласно которому везде должны царить тишь, гладь и благодать. Да и потом – кому-то связанный послужит примером, а кто-то, глядя на него, может перевозбудиться. Уж не говоря о том, что непременно найдутся и такие, кто захочет примерить на себя роль спасителя и попробует развязать «вязки» – широкие матерчатые ремни.
Когда «вязки» сняли, Данилов этому уже не радовался. У него вообще не осталось никаких эмоций и желаний, кроме одного – спать, спать и спать. Спалось комфортно – Лычкин был брезглив, и потому в его отделении широко использовались памперсы для взрослых. Больница на такую ерунду не тратилась – соответствующей данью обкладывались родственники тех пациентов, которые не слишком хорошо контролировали отправление естественных надобностей. Из сэкономленных памперсов формировался запас «на всякий случай».
