Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон
я немного рассказываю ей о тайни, а она говорит, что ей кажется, будто мы слишком уж много друг от друга и от самих себя требуем, это не должна быть любовь с первого взгляда, или вообще не должна быть любовь. мне хочется спросить, как было с папой, и в какой момент все превратилось в ненависть и тоску. но, может, лучше не знать. не прямо сейчас.
мама: потребность в отношениях – плохая основа для отношений. для этого требуется гораздо больше.
с ней приятно разговаривать, но и странно, потому что она моя мама, а я не хочу быть одним из тех, кто считает свою маму лучшим другом. когда более-менее отхожу, уроки давно закончились, и я решаю зайти в интернет, посмотреть, там ли гидеон. но потом понимаю, что можно послать ему эсэмэску. потом понимаю, что можно позвонить. и, наконец, понимаю, что можно позвонить и позвать его куда-нибудь. потому что он мой друг, а друзья как раз для этого.
я звоню, он отвечает. он мне нужен, и он отвечает. я иду к нему, рассказываю о том, что случилось, и он откликается. все не так, как было с маурой, которая всегда концентрировалась на плохом. и не так, как с тайни, потому что с ним я чувствовал необходимость быть хорошим другом, что бы это ни означало. а гидеон готов принять и мои лучшие, и худшие качества. другими словами, правду.
в конце разговора он спрашивает, собираюсь ли я звонить тайни. я отвечаю, что не знаю.
принимаю это решение я позже. я выхожу в мессенджер, проверить, там ли он.
я не уверен, смогу ли спасти наши отношения, но как минимум я могу сказать ему, что если он ошибся во мне, то не ошибся в себе. в смысле кто-то должен пытаться делать для этого мира что-то хорошее.
так что я пытаюсь.
20:15
умолкнипожалуйста: мальчикголубыеджинсы?
умолкнипожалуйста: тайни?
20:18
умолкнипожалуйста: ты тут?
21:33
умолкнипожалуйста: ты тут?
22:10
умолкнипожалуйста: пожалуйста
23:45
умолкнипожалуйста: ты тут?
01:03
умолкнипожалуйста: ты тут?
умолкнипожалуйста: ты тут?
умолкнипожалуйста: ты тут?
умолкнипожалуйста: ты тут?
умолкнипожалуйста: ты тут?
Глава семнадцатая
Три дня до представления мюзикла, мы с Тайни снова разговариваем перед началом математики, но наши слова пусты.
– Привет, Грейсон, – говорит он, усаживаясь рядом.
– Привет, – отвечаю я.
– Что нового?
– Да ничего, а у тебя?
– Ничего. Эта пьеса у меня все силы отнимает, чувак.
– Не сомневаюсь.
– Ты теперь с Джейн, да?
– Типа того.
– Круто.
– Да. А как второй Уилл Грейсон?
– Хорошо, – отвечает он, и все. Честно говоря, разговаривать с ним хуже, чем не разговаривать. Когда мы общаемся, у меня такое чувство, будто я тону в тепловатой воде.
После первого урока я застаю возле своего шкафчика Джейн, ее руки у нее за спиной, и когда подхожу, возникает этот неловкий, но не неприятный момент, когда надо решать, целоваться или нет, по крайней мере я этот момент так вижу, но она вдруг говорит:
– У Тайни хреново, да?
– Что именно?
– Он и другой Уилл Грейсон. Капут.
Я смотрю на нее, недоуменно склонив голову.
– Не, он мне только что сказал, что все хорошо. Я на математике спрашивал.
– Это вчера произошло, по крайней мере, по словам Гэри и Ника и еще двадцати трех человек, которые мне об этом рассказали. Кажется, на качелях. О, это метафорическое совпадение.
– А чего он мне не сказал-то? – У меня аж дыхание перехватывает.
Джейн берет меня за руку, встает на цыпочки и говорит мне на ухо:
– Эй. – Я смотрю на нее, стараясь сделать вид, что это не важно. – Эй, – повторяет она.
– Эй, – тоже говорю я.
– Тебе бы, может, общаться с ним, как раньше? Поговори с ним, Уилл. Я не знаю, заметил ли ты, но все идет куда лучше, когда ты разговариваешь с людьми.
– Зайдешь после школы? – спрашиваю я.
– Конечно. – Она улыбается, потом делает полуоборот на месте и уходит. Но через несколько шагов разворачивается. – Поговори. С. Тайни.
Некоторое время я просто стою возле шкафчика. Даже после звонка. Я знаю, почему он мне не сказал: Тайни смутило не то, что впервые в истории человечества он один, а я с кем-то (типа). Он сказал, что у второго Уилла Грейсона все хорошо, потому что я для него ничего не значу.
Когда Тайни влюблен, он может тебя игнорировать. Но если Тайни Купер скрывает от тебя, что у него разбито сердце, это значит, что счетчик Гейгера запустил молоток. Радиация поступила в воздух. Дружба мертва.
После школы Джейн сидит у меня, между нами доска для скраббла. Я выложил «святой», слово хорошее, но ей открыл возможность для выкладывания трехсложного слова.
– Блин, я тебя обожаю, – говорит Джейн, и это, наверное, довольно близко к правде, потому что если бы она это сказала неделю назад, то я бы этим словам значения не придал, а теперь они повисают в воздухе на целую вечность, пока она, наконец, не прерывает эту неловкую паузу. – Об этом, конечно, странно объявлять человеку, с которым только начал встречаться! Ой-ой, стыдно-то как! – После еще одной паузы Джейн добавляет: – Кстати, продолжу уж о странном – мы встречаемся?
У меня от этого слова в животе возникают странные чувства.
– А разве мы можем не не встречаться?
Джейн с улыбкой выкладывает «страшить» и набирает тридцать шесть очков. Всё это потрясающе, всё. Лопатки у нее потрясающие. Ее страстно-ироничная любовь к телеспектаклям восьмидесятых. Как она громко смеется над моими шутками – Джейн вся потрясающая, из-за чего меня лишь сильнее потрясает то, что она не может заполнить пустоту, которая образовалась в моей жизни после отдаления Тайни.
Если честно, я, наверное, ощутил ее еще в прошлом полугодии, когда он стал президентом Альянса, а я очутился в Компании друзей. Я, наверное, поэтому и письмо подписал. Не для того, чтобы вся школа знала, что это я, а чтобы Тайни знал.
На следующий день мама отвозит меня в школу рано. Я просовываю в шкафчик Джейн записку, у меня это уже вошло в привычку. Это всегда строчка-другая из какого-нибудь стихотворения из гигантской антологии, которой пользовался наш учитель английского. Я хоть и предупреждал, что не из тех, кто читает девушкам стихи, хотя ей и не читаю, но я, похоже, все-таки гадкий подлиза, который по утрам вбрасывает Джейн в шкафчик стихотворные строки.
Сегодня: Тебя я вижу и во тьме / И свет не нужен мне. – Эмили Дикинсон.
А потом, на двадцать минут раньше, я усаживаюсь на свое место в кабинете математики. Я немного пытаюсь почитать учебник химии, но через двадцать секунд сдаюсь. Я достаю телефон и проверяю электронную почту. Ничего нет. Я сижу и смотрю на его пустующий стул, который он обычно заполняет настолько всецело, как нам, всем остальным, не дано.
