Владимир Кунин - Русские на Мариенплац
Поэтому, с трудом узнав всю историю целиком, я решил вторую половину пересказать сам, решительно очистив ее от препирательств Нартая и Эдика…
…Нартай втащил Эдика в танк, мгновенно задраил люк и откинул от внутренней стенки орудийной башни сиденье заряжающего.
– Садись сюда и держись за что-нибудь! – он метнулся вниз на свое место механика-водителя. – И ничего там не трогай!.. Это твоя машина? «Опель» твой, я тебя спрашиваю?!
– Нет? – прокричал ему Эдик. – Это их «опель»!..
– Очень, очень хорошо! – мстительно пропел Нартай и резким броском двинул танк вперед прямо на ни в чем не повинный автомобиль. – Сейчас я ему устрою техническое обслуживание по первому разряду!!! Держись крепче, мужик!..
И прокричал загадочную в то время для Эдика фразу:
– Э-э-эх! Когда-то копыта коней моих предков…
Раздался удар, треск, скрежет разрывающегося металла. Танк несильно, но ощутимо тряхнуло, и Эдик услышал чей-то истошный крик, отчаянную автоматную очередь и звонкий цокот пуль по танковой броне.
– Давай, давай, стреляй, гад!!! – злобно закричал Нартай, сдавая танк назад и снова бросая его на уже искалеченный «опель». – Ничего, пешочком пройдетесь! Для здоровья полезно!..
Танк с ходу взлетел на то, что еще несколько секунд назад было «опелем-омегой», застопорил одну гусеницу и закрутился на месте, перемалывая остатки автомобиля в некую маслянисто-металло-пластмассовую кашу.
Нартай еще что-то кричал, но двигатель танка ревел так, что Эдик не мог разобрать ни единого слова. Эдика мотало из стороны в сторону и он судорожно цеплялся за какие-то выступы, приборы, кронштейны, пока чуть было не ухватился за два пушечных снаряда, укрепленных за его спиной. Тут он в панике отдернул руки и намертво приклеился к казенной части спаренного пулемета.
…Когда все кончилось, когда Яцек Шарейко и Саня Анциферов исчезли неведомо куда, а от «опеля-омеги» осталось лишь слабое воспоминание, танк на малых оборотах, негромко фырча двигателем, отполз в ближайший лесочек и схоронился там от рассветных лучей утреннего солнца.
Нартай внимательно и осторожно оглядел все вокруг через призменный прибор наблюдения, убедился в том, что рядом нет ни одной живой души, выключил мотор и открыл свой верхний люк. В танк ворвалась свежая прохлада начинающегося дня.
Нартай встал из водительского кресла, пролез в боевое отделение башни и настежь распахнул второй люк над головой ошалевшего Эдика.
– Открыть окна и двери – проветрить помещение! – сказал Нартай голосом матроса Железняка после разгона Учредительного собрания.
Он стащил с головы шлемофон, бросил его на свое кресло и уставился на Эдика:
– Жрать хочешь?
Выпили почти по стакану «Вайцен-Корна», вскрыли две банки говяжьей тушенки, поели сыру, хлеба с маргарином. Съели большой безвкусный немецкий огурец, две завядшие помидорки и еще чуть-чуть выпили.
Потом Нартай вытащил большой термос, две пиалы и маленький пакетик конденсированных сливок. Налил из термоса уже изрядно остывший, но совершенно черный и убийственно крепкий чай в пиалы, плеснул туда сливок и спросил:
– Пил когда-нибудь чай по-казахски?
– Нет, – ответил Эдик.
– Пей. Пей и рассказывай. Но рассказывай все, как есть. Ничего не ври. Больше всего на свете я ненавижу вранье!..
И Эдик Петров рассказал Нартаю Сапаргалиеву все.
Нартай слушал молча – не осуждая, не сочувствуя. Только смотрел на Эдика своими немигающими узкими глазами поверх пиалы с чаем по-казахски.
А потом брезгливо сказал:
– Дурак ты, Эдик. У тебя в твоем доме начался пожар. Ты же не бежишь в чужой дом к соседям – переждать, пока огонь не потухнет или твой дом совсем не сгорит? Ты же сам как-то стараешься потушить пожар в своем собственном доме… На кой тебе хрен нужна была эта Германия?
Помесь восточной орнаментальности с жестокой прямолинейностью в словах Нартая не помешали Эдику расслышать то, в чем он так боялся признаться самому себе еще с первых шагов по Унтербергсштрассе…
И Нартай это понял.
– Ладно, – сказал он. – Твое дело. Где у вас тут ближайшая Советская власть?
Ближайшая Советская власть была только в Мюнхене.
Генеральное консульство Союза Советских Социалистических Республик размещалось на углу Зайдельбергштрассе и Карлштрассе, и Эдик уже давно, на всякий случай, держал в памяти адрес этого русского оазиса. Мало ли?.. Чем черт не шутит! Все в жизни может быть. Пути эмигрантские, как и Господни, неисповедимы…
– В Мюнхене?.. – задумчиво переспросил Нартай. – Триста верст. Ну, что ж, значит, нужно добираться до Мюнхена.
– Зачем?!
– У меня на руках боевая техника – собственность моего государства, – жестко проговорил Нартай. – И уж если с ней произошло такое, то мое государство обязано позаботиться о том, чтобы эта техника была возвращена туда, где ей и положено быть. Вместе со мной! Не бойся, Эдька, тебя я не продам. Можешь хоть сейчас вылезти на волю и идти на все четыре стороны… Мне с тобой спорить некогда – у меня дембель на носу. Я еду в Мюнхен!
– Ты в своем уме?! Да нас с твоим танком на первом же перекрестке полиция за жопу возьмет!..
Нартай улыбнулся и разлил остатки «Вайцен-Корна» по кружкам:
– А мы с тобой, как партизаны – потихонечку, ночами и огородами. Будь здоров! Открыть еще банку тушенки?
– Не надо. – Эдик выпил, закусил ломтиком огурца. – У нас даже карты нету!
– Как это нету?! – возмутился Нартай. – Я тебе что, пальцем деланный?!
Он достал дерматиновый портфель с картами, выбрал листы всех дорог Плауэн – Мюнхен и разложил их перед Эдиком:
– У любого уважающего себя механика-водителя должны быть карты территорий предполагаемого противника! Такую карту ни за какие деньги не купишь.
– Здесь на заправке или в газетном киоске за несколько марок можешь купить любую карту со всеми обозначениями.
Нартай презрительно усмехнулся:
– Правильно! Где поссать, где пожрать, где заправиться – там все обозначено! А ты на мою посмотри…
Эдик стал просматривать карты Нартая. На них были нанесены все глубины водных преград, все высоты даже малейших подъемов, государственные учреждения самых крохотных городков и деревень, расположения всех воинских частей бундесвера – с обозначением родов войск, вероятной численностью боевых технических средств и личного состава, скрупулезно рассчитаны пути обхода наиболее опасных участков, возможные подходы для нанесения первого удара…
Но больше всего поразило Эдика, что на последнем листе под Мюнхеном он неожиданно обнаружил даже «Китцингер-хоф»!
