Владимир Топилин - Остров Тайна
– Дойду, – покачиваясь на ногах, ответил Володька.
– Я помогу! – вдруг вызвалась Прасковья.
Никифор дрогнул уголками губ, посмотрел на девушку, согласно кивнул головой:
– Помоги ему, девонька…
И пошел вслед за остальными.
Прасковья суетливо собирала Володьку в дорогу:
– На вот сухие тряпки, на ноги обмотай. Эти сырые, не трожь! Хорошо теперь? Пошли! Сам шагать можешь? Держись за меня!
– Да что я… немощный? Один дойду, – хмурил брови Володька.
– Иди уж, кровопийца… – подставляя ему свое плечо, настояла Прасковья.
Володька слабо улыбнулся: простила… А сам дождался мгновения, нарочито навалился телом, сгреб руками хрупкие плечики, повернул к себе худенькое личико, наклонился, быстро наложил на приоткрытые губки девушки горячий поцелуй. Прасковья дрогнула, пыталась вырваться, но тут же обмякла. Он надолго задержал свои губы на ее молочных, нецелованных устах до тех пор, пока она не стала задыхаться. Потом наконец-то отпустил. Она едва не упала на подкосившихся ногах, но парень удержал ее, улыбнулся:
– Что ты?
– Голова кружится… – слабо зашептала она, но тут же овладела чувствами, выправилась, испуганно посмотрела по сторонам. – Ты что, вдруг увидит кто?
– А мне-то что? Пусть видят! – усмехнулся Володька.
– Тебе ничто, а мне нельзя. Скажут, что ты нашел себе очередную… – и смешно, сердито насупила брови. – Бабник!
– Ладно, хватит… прости!
– Пошли уж, грешник ты мой! – тяжело вздохнула она, увлекая его за собой. – Буду тебя сейчас малиной отпаивать.
– Уж ты, заботушка моя! – превозмогая слабость, протянул Владимир.
Она подыграла ему:
– Куда ж от тебя деваться-то?
Под всеобщее внимание, держась друг за друга, Володька и Прасковья быстро пошли к поселку. Кто-то не упускал момента пошутить: «По дороге не задерживайтесь!»
Влюбленные не обращали внимания, теперь, отныне и до последних дней они вместе!
В поселке их ждали страшные новости. Очередное горе перемешалось со страхом. Мария Кузнецова, в этот день исполнявшая обязанности кухарки и няньки, собрала всех детей в один дом. Едва Володька и Прасковья открыли дверь и переступили порог, как женщина тяжело опустилась на лавку со слезами на глазах:
– Катеньку… детоньку…
– Что? Что случилось?! – испугался Володька, предчувствуя недоброе. – Да говори ж ты, не тяни! Какую Катеньку?!
– Катеньку… вашу… медведь задавил.
Некуда бежать
Черные деревья скрипят промерзшими стволами. В сумбурном танце непогоды качаются мохнатые ветки пихт и елей. Подхваченная ладонями ветра пуршит снежная пыль. Осыпаясь под тяжестью комковатой кухты, сыплются на землю отжившие хвоинки. Свистят мохнатые вершины-шапки кедров. Белая скатерть снежного покрывала до весны укутала землю, спрятала болотные кочки, колодины, сровняла выбоины. Суровая, северная зима вступила на трон на долгие восемь месяцев.
Свист ветра забивает живые звуки. Не слышно порхания и писка лесных пичуг, они забились по расщелинам и дуплам пустотелых стволов деревьев. Мыши и мелкие зверушки спрятались в корневищах кедров и лиственниц. Чуткие лоси лежат в густых зарослях пихтача. Человек пережидает непогоду в теплом зимовье. В такую пору не время для походов.
Над островом Тайна гуляет закуржелый смог, не пропуская к земле свет. В густом лесу в обычный день человеку трудно определить нужное расстояние, сегодня тем более. Заплутавшему путнику легко сгинуть на небольшом пятачке тайги. И только волк, не единожды продиравшийся здесь сквозь глухую чащу, хорошо помнил дорогу.
Идут два человека. Неторопливо, но уверенно. От дерева к дереву, постоянно скрываясь. Оба тепло одеты: шапки-ушанки с красными звездочками, короткополые, выше колен, армейские, овчинные полушубки. На ногах валенки, суконные штаны, руки греют меховые рукавицы. Через спину перекинуты короткоствольные, кавалерийские карабины. Кто мог видеть их в ту минуту, без труда узнал Авдея Савельева и Лазаря Терехова.
Привязанные к деревьям поводками собаки остались за островом. Для избранной охоты собаки не нужны: забегая вперед, они могут испортить задуманное дело.
Снег в некоторых местах доставал до колен. Пришлось расправить суконные штаны на валенки. Идти тяжело, но цель стоила того. По тайге наметаны старые и недавние, припорошенные метелью следы. Уверенность в безнаказанности превратила Авдея и Лазаря в слепцов. Животный инстинкт и похоть притупили чувство осторожности.
А вот и знакомая тропинка, соединяющая жилье ссыльных кулаков и родник. Она похожа на неглубокую канаву, петляющую между стволами деревьев.
Недолго осмотревшись, мужики залезли под огромную разлапистую ель. Длинные ветки образовали под сводами уютный, почти не продуваемый шатер. Отсюда они «охотились», здесь они терзали свою обреченную добычу. Теперь главное быстро выскочить из укрытия, сбить жертву ударом кулака и затащить сюда.
Забравшись под ель, Авдей и Лазарь сняли карабины, приставили их к стволу дерева, подложили под себя рукавицы, присели на корни. Ждут. На заставе причиной их отсутствия значилась охота на соболя. За три дня с собаками в горах они добыли двух аскыров и были этим довольны, им осталось только удовлетворить свою физическую потребность.
Все рассчитали Авдей и Лазарь, но только не учли, что до родника за водой ссыльные теперь по одному не ходили, только вдвоем или даже втроем, освещая дорогу горящими факелами. Причина тому – лютый медведь-шатун, который два дня назад задавил и утащил в болото девятилетнюю Катеньку Мельникову. Боятся люди, часто по утрам находят его свежие следы рядом с поселением.
Не знают мужики об этом. Три дня по тайге мотались за соболями, на заставе не были, но никто за это время на остров к ссыльным не приходил. Определить многочисленные, заваленные снегом медвежьи следы, не предоставлялось возможным, как и узнать о том, что шатун уже давно почувствовал охотников и осторожно к ним крадется.
Сидят товарищи, закурили дорогие папироски, в нетерпении посматривают на тропинку.
Авдей повел носом, отпрянул от соседа, презрительно скривил губы:
– Ты воздух испортил?
– Нет, не я, – выкатив глаза, отпирается Лазарь. – С чего бы? Горох седня не ели…
– А тебе какая разница! Спать с тобой ночами на одних нарах невозможно…
– Да не я это! – сердится Лазарь. – Наверно, сам дунул, а на меня валишь!
– Ну уж да, я… Так псиной только от тебя пахнуть может.
Замолчали. Прошло немного времени, Авдей снова сморщил лицо:
– Опять не ты?! Развязал тут требуху… мать твою… подождать не можешь.
– Да не я это!
– Не ори, услышат. Сходи лучше, прочистись, полегчает.
![Роман Артемьев - Минимальное воздействие [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
