Юрий Поляков - Любовь в эпоху перемен
— Прекратите! — Директриса величественно поднялась и поискала глазами дружинников. — Уберите провокатора, немедленно!
Парни неуверенно переглянулись. На лице председателя клуба «Гласность» снова появилась перевернутая улыбка, не сулившая ничего хорошего.
— Боитесь правды! Я сам уйду. А вам, Елизавета Михайловна, не стоит принимать руководящую роль партии так близко к телу.
В зале понимающе хихикнули. Видимо, роман Болотиной и хозяина области Суровцева давно уже не был тайной. Нарушитель спокойствия тряхнул длинными волосами и гордо вышел вон, играя желваками. Елизавета Вторая поморщилась как от сильной боли, побледнела и грузно опустилась на стул. Лязгая графином о край стакана, она налила себе воды, выпила, отдышалась и тихо спросила:
— Есть еще вопросы к товарищу Скорятину?
— Есть! — подняла руку немолодая женщина в темно-синем костюме с люрексовой полоской по воротнику.
— Понимаете, в прессе теперь пишут, что Зоя Космодемьянская просто ненормальная, Матросов закрыл амбразуру спьяну, а Павлик Морозов — стукач и доносчик. Я учительница. Вот вы мне скажите, на каких примерах мы будем воспитывать молодежь? Если все у нас плохо… Ведь надо же во что-то верить!
— Конечно! В себя надо верить. В се-бя, понимаете, голубушка? А не в Зою Космодемьянскую. Еще вопросы!
— В Бога надо веровать! — рявкнул бородатый юноша и, вскочив, размашисто перекрестился.
— Из Союза православной молодежи, — тихо донес москвичу Пуртов. — Крестный ход готовят.
— А вы что же?
— Комсомолята, как обычно, антипасху хотели… Но Москва запретила. Тысяча лет крещения на носу. Два храма покрасили и кресты надели. В Ленинский субботник в монастыре мусор убирали. Двадцать три грузовика вывезли. Мы про это писали…
Скорятин снова посмотрел в зал, увидел несколько нетерпеливо поднятых рук и кивнул немолодой женщине с больными глазами.
— А как вы относитесь к статье Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами!» в «Советской России»? — спросила она. — Вы с ней согласны?
— Нет, не согласен. Это платформа антиперестроечных сил. Кому-то очень хочется назад, в тоталитарное стойло.
— Но ведь про Сталина же она правильно пишет… — пророкотал, борясь с одышкой, Федор Тимофеевич и звякнул наградами.
— И что же она пишет? — Гена придал лицу такое же выражение, с каким Исидор выслушивал Галантера, заведовавшего юмористической полосой «Мымры».
— Что даже Черчилль признал: Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой.
— Лучше бы он оставил в живых пятьдесят миллионов, замученными в ГУЛАГе!
— Геннадий Павлович, а вам что-нибудь в нашем прошлом нравится? — не удержался Колобков.
— Да, храмы, которых так много в вашем замечательном городе.
— Лучше бы магазинов побольше! — тоскливо крикнул кто-то.
— Ну что такое говорят? То баня, то магазины…
— А вот Нина Андреева пишет… — к трибуне подбежал мужичок и развернул вырезку, истершуюся на сгибах: «Наверное, не одной мне бросилось в глаза, что призывы партийных руководителей повернуть внимание “разоблачителей” еще и к фактам реальных достижений на разных этапах социалистического строительства, словно бы по команде, вызывают новые и новые вспышки “разоблачений”. Заметное явление на этой, увы, неплодоносящей ниве — пьесы М. Шатрова. В день открытия XXVI съезда…»
Зал снова завелся.
— Надоели вы со своей Ниной Андреевой. Вчерашний день. Про будущее скажите!
— Нет, сначала надо сломать прошлое…
— Будущее совсем не обязательно строить на обломках прошлого…
— Ну, хватит, хватит! — Директриса махнула рукой. — Видите, Геннадий Павлович, сколько у людей вопросов, и решать их нужно постепенно…
— Пропасть, Елизавета Михайловна, преодолевают в один прыжок, в два не получится… — отчетливо произнес Скорятин.
Зал зааплодировал.
— Вообще-то через пропасть не прыгают, а строят мост, — переждав хлопки, грустно заметила Болотина. — Ну, не будем больше мучить гостя. Последний вопрос!
Поднялся, как говорится, лес рук. Выбирая счастливца, Гена подумал, что аргумент про «мост» вышел у Елизаветы Второй довольно убедительным, и надо на досуге поломать голову, как при случае остроумно возразить. Наконец москвич благосклонно кивнул школьнице в синем форменном жакете.
— А вы женаты? — спросила она и покраснела, как первомайский шарик.
— Нет, к сожалению, — не задумываясь, соврал он.
— А у вас есть любимая женщина? — уточнила она, сделавшись цвета вареной свеклы.
— Теперь, кажется, есть… — ответил он и посмотрел на Зою.
— Ну хватит! — Болотина встала, поморщилась и ушла, держась за бок. Следом, звеня наградами, ушагал на негнущихся ногах оскорбленный ветеран, Илья провожал его, успокаивая:
— Федор Тимофеевич, не надо так обижаться… Это же просто полемика, спор, плюрализм…
— Вредительство, а не плюрализм! — пыхтел дед. — Я напишу в ЦК!
— Ну, зачем сразу в ЦК?
— В Политбюро напишу!
Зоя хотела уйти вслед за Колобковым, но Гена скорчил умолительную гримасу, она вздохнула, улыбнулась и осталась в зале. К знаменитости выстроилась очередь за автографами. Он расписывался на чем попало — на газетах, журналах, читательских билетах, ученических тетрадках, неровно выдранных блокнотных листочках, каких-то случайных бумажках — кто-то подсунул квитанцию химчистки. С натужной скромностью спецкор выслушивал восторги, одновременно давая интервью кивающему Пуртову — тот буквально всунул микрофон гостю в рот. Еще Скорятин успевал отвечать на вопросы:
— А Солженицын вернется?
— Обязательно!
— А хлеб подорожает?
— Нет, только икра.
— А Горбачев и Ельцин помирятся?
— Едва ли…
— А правда, что настоящая фамилия Аллы Пугачевой — Рабинович?
— Не проверял.
— А кто все-таки написал «Тихий Дон»?
— Гений.
Мятлева сидела в стороне и как-то странно смотрела на москвича, а он тем временем старался мягко отвязаться от зануды-доцента с его рукописным трактатом «Христианский марксизм — будущее человечества». Исподтишка поглядывая на библиотекаршу, Гена подумал: он отдал бы десять лет жизни, чтобы узнать, что происходит в голове женщины, когда она смотрит на мужчину, решая: «да» или «нет». Какие фантазии расцветают и гаснут, какой сокровенный трепет пробегает по телу, какие слова умирают на загадочно улыбающихся губах…
— Товарищи, нашему гостю предстоит еще несколько встреч. Имейте совесть! — строго объявила Зоя. — Девушка, вы второй раз за автографом подходите.
