Прийя Базил - Имбирь и мускат
— Еда на столе, твоя тарелка на стойке. В холодильнике есть йогурт, — сказала Сарна, не отрываясь от телевизора.
— Вообще-то я не голоден. Хочу поскорее лечь спать, завтра встаю с утра пораньше. — Он направился к спальне.
Не голоден? Целый день работал и сыт! Наверняка где-то поел.
— Ты поужинал? — Сарна пригляделась. Карам выглядел слегка растрепанным. Волосы торчали из-под тюрбана, рубашка помята.
— Да, перекусил по дороге. — Он зевнул. — Совсем немного, но я так устал, что больше не хочу.
— И что же ты ел? Где? — Сарна не могла поверить, что Карам раскошелился на ресторан.
— Жареную картошку на выезде из Суиндона. — Все его тело ныло. Карама утомили дорога и ожидание, он хотел лечь и отдохнуть. Конечно, он понимал, куда клонит Сарна, и вовсе не собирайся идти в этом направлении. Когда же в его голове заиграла песня Элвиса Пресли «Подозрительные умы», он не удержался и вильнул бедрами в такт. В те дни стоило только Сарне завестись, как невидимый палец нажимал на кнопку, и в его голове начинал понимающе петь Пресли.
— Я пошел в душ и спать, — сказал Карам и вышел из комнаты.
Сарна, следившая за каждым его движением, сразу заметила, как муж дернулся. И приняла это за непристойный намек. Конечно, она и предположить не могла, что здесь замешана вовсе не женщина, а мужчина по имени Элвис.
Пока Карам поднимался в спальню, Сарну одолевали неприятные мысли. Картошка? Он что, наелся одной картошкой? Она пробралась в коридор и услышала шум воды наверху. Схватила ключи от машины и вышла на улицу. Холод ноябрьской ночи пронзил ее сквозь тонкий шалвар камез — в спешке она забыла накинуть пальто. Сарна вдруг вспомнила, что не знает, куда Карам поставил автомобиль, но потом заметила неподалеку красный «вольво». Машина была его гордостью и отрадой, одним из немногих предметов роскоши, который Карам себе позволил с выручки. Ему нравилось, что автомобиль притягивает к себе внимание — почти такое же, как он сам. Сарна быстренько открыла машину и залезла внутрь, усиленно принюхиваясь. Картошкой не пахло. Жирных отпечатков тоже нигде не было. Никакого Муската. В бардачке Сарна нашла жесткие салфетки, которые они всегда брали в «Макдоналдсе» или «Кентукки», чтобы сэкономить на покупке отдельных салфеток для машины. Ничто не говорило о недавнем визите Карама в закусочную. Подозрительных вещей в машине тоже не оказалось, правда, это не развеяло сомнений Сарны.
Она заторопилась к дому. Наверняка он вообще не ел никакой картошки, а все выдумал, чтобы сбить ее со следа. Карам никогда не приезжал домой сытым, никогда! И вряд ли он мог поесть на улице. Холодно, дождь льет — кто в здравом уме станет трапезничать снаружи в такую погоду? Ком встал у нее в горле, на глаза навернулись слезы. Сарна выключила телевизор и стала думать, что делать дальше. Карам, наверное, уже лег. По поведению мужа она догадалась, что сегодня спорить с ним бесполезно — он будет кричать и все отрицать.
Ох, ну как же поступить? Как быть женщине в таком положении? И не поговоришь ведь ни с кем — что люди подумают? Станут судачить о ее недостатках — немудрено, что муж отбился от супружеского ложа. Она, конечно, ни в чем не виновата. Она все делает для семьи, приносит себя в жертву, рискует своей честью. Сарна тайно шила одежду для друзей, говоря им, что у нее есть знакомая портниха, а деньги брала себе. Готовила самсу на праздники, опять же получая за это скромное вознаграждение. Обычно семья не замечала ее усилий. Никто не спросил, откуда у нее взялись деньги на свадьбу Найны, ведь Карам не вложил ни гроша. Они подумали, будто Найна сама все заработала. Лишь Сарна знала, как ей приходилось выкраивать, выгадывать и экономить, чтобы с достоинством выдать дочку замуж.
Карам уже спал. Сарна неохотно легла рядом. Когда она впервые уличила мужа в предательстве, ее любовь переборола гнев и обиду. Она попыталась не верить правде, хотела только ублажать его, ласкать снова и снова, лишь бы убедиться, что он с ней и больше ни с кем — Сарна на все была готова ради мужа. Сегодня, лежа рядом в кровати, она представляла себе самое страшное, хотя никаких доказательств у нее не было. Наконец выбралась из постели и пошла спать в Пьярину комнату. На следующий день Сарна перенесла туда все свои вещи и заявила: «Не могу делить постель с другой женщиной! Мне дурно становится, как подумаю о твоих любовницах». Карам назвал жену сумасшедшей и сказал, что у нее галлюцинации. Сарна не унималась: «Ты совершаешь безумные поступки, а сумасшедшая — я!» Почему-то ей не пришло в голову, что она перегибает палку, что ничего плохого еще не случилось. Сарна даже обрадовалась внешнему проявлению своей душевной хандры.
Наутро Карам встал рано, поговорить с ним не удалось. Как только он уехал, Сарна позвонила Найне. Трубку никто не взял. И где это она пропадает в половине девятого утра? Ах, она же записалась на курсы медсестер. Вздохнув, Сарна позвонила Пьяри. Раздалось несколько гудков, прежде чем та ответила.
— Алло, Пьяри? Алло! Это твоя мамиджи! Ты ела сегодня? Что ты ела?
— Ми-и-и-и, у нас три ночи! — донесся усталый голос. — Дома все хорошо?
— Твой питхаджи вчера вечером не вернулся домой. — Сарна чуть не плакала.
— Что?! То есть как? Ты звонила в полицию?!
— Нет, он приехал почти в полночь… Хаи Руба! Господи, помоги мне! — Она зарыдала.
— Наверное, задержался на работе. Что он сказал? У него все нормально?
— Работа, работа! Уезжает засветло, приезжает ночью. Он меня с ума сведет! — Сарна обмотала палец телефонным проводом. — Он был с другой женщиной. Снова за старое. Вы разъехались, и ему теперь не о чем волноваться. Не перед кем разыгрывать добропорядочного отца! А я кто? Кухарка и раба! Я его вдоль и поперек знаю, мне доказательства не нужны.
— Ми, ты уверена?
— Конечно! Он не захотел поужинать, когда вернулся. Сказал, что не голоден! Подумать только! Хаи Вахегуру! Он не голоден, потому что пировал в чужом доме!
— Может, он говорит правду, ми? Иногда люди теряют аппетит от усталости.
— Хаи Руба! Ты всегда на его стороне! Не важно, как он обращается с твоей матерью, ты все равно ему веришь.
Пьяри молчала. А что она могла сделать? Уехав из дома, она надеялась оставить вечные ссоры между родителями позади. Но нет. Сарна никогда не интересовалась, как ей живется с Дживаном. Иногда спрашивала, что она ему готовит или какие продукты можно купить в Торонто. Словно счастье дочери зависело только от того, хорошо ли она кормит мужа! С чего мама это взяла, ведь с ней такой фокус не прошел?!
— Я осталась совсем одна! — плакала Сарна. — Разве у меня кто-то есть? Скажи, есть? Нет никого. Я даже не могу поговорить со своей дочерью — она вечно против меня. Я это не заслужила!
— Ми! — Пьяри хотелось, чтобы она замолчала.
— Что мне делать? А? Что мне делать? Я больше так не могу. У меня внутри опять что-то неладно. Я всю жизнь готовила и убирала для этого мужчины, а взамен — ничего, кроме боли. Мне нужно сменить обстановку.
«О Господи. Она хочет, чтобы я пригласила ее к себе», — подумала Пьяри, но сделать этого не могла.
— Ми, успокойся. Не надо делать спешных выводов, хорошо? Давай посмотрим, что будет дальше. А там что-нибудь придумаем. Я тебе перезвоню, ладно? Здесь ночь, поговорим утром. Ну все, пока… пока.
Пьяри и в самом деле перезвонила и даже пригласила Сарну в Торонто, однако у той уже созрел другой план. Она поняла, что ей станет лучше, если Карам бросит торговлю. А пока он шатается по всей стране и под убедительными предлогами встречается с женщинами, покоя ей не будет. Сарна решила положить конец мужниным похождениям.
Она знала, уничтожить «Касака Холдингс» не так-то просто, но ее имя стояло в самом сердце предприятия: КАрам, САрна, КАлвант. Она помогла создать это дело, она его и разрушит. Без нее «Касака» станет «Какой», что на пенджабском означает «мальчик» — да, без Сарны компания превратится в глупенького младенца, наивного и беспомощного.
24
Сначала Карам был очень рад, что дети разъехались, но потом его счастье померкло: он потерял власть над их жизнями. Ему оставалось только смотреть, как они принимают решения, делают ошибки и борются с последствиями. Карам видел, что его мнение больше никому не интересно, а если он даст совет, к нему вряд ли прислушаются.
Он чувствовал, что Пьяри несчастна в браке. Через два года она стала все чаще приезжать в Лондон без мужа. Так и разориться недолго, думал Карам, сочувствуя Дживану. Пьяри постоянно говорила, что скучает по Англии и снова хочет здесь жить. Отец не одобрял ее завуалированных проявлений недовольства. Ему было досадно и неловко поднимать этот вопрос, поэтому он только намекал дочери, что брак необратим: «Кольцо означает замкнутый круг. Вы оба входите в него, а выйти уже нельзя». Пьяри вроде бы соглашалась. Для Карама много значил этот, пусть мнимый, авторитет.
