Рейчел Сейфферт - Темная комната
– Тебя как зовут?
Заметив Минину улыбку, Миха смеется.
Мина засыпает, а Миха все лежит с их малышкой, не смыкая глаз. Так ему, по крайней мере, кажется, но пришедшая Луиза его будит.
– Я принесла шампанское.
И цветы тоже. А Минины родители дарят какую-то совсем большую детскую одежду. Вскоре подходят и Михины мутти с фати. Вся эта толпа родственников набилась в душную палату, и всем как-то неловко, и Миха быстро пьянеет от Луизиного шампанского. Он давно не ел. Стоит и смотрит из коридора на свою крошечную малышку, переходящую по комнате с рук на руки.
– Ты позвонишь бабушке?
Мутти спрашивает, прощаясь.
– Нет.
Мать хмурится, отец – замечает Миха краем глаза – поворачивается спиной.
Луиза остается дольше всех.
– Ну, тогда я ей позвоню. Хочешь?
– Все равно.
– Миха.
– Что? Не желаю ее видеть. Она все знала. Покрывала его.
– Не факт.
– Он писал письма. А потом все до единого сжег. Как ты думаешь, что там было?
– Не сейчас, вы двое, слышите?
Мина встает с постели и забирает у Луизы ребенка. Миха смотрит на сестру, но она избегает его взгляда. Похоже, она вот-вот снова заплачет, завоет, как в тот день, когда он вернулся из Белоруссии: сидит за столом на кухне, кулаки сжала, впилась зубами в костяшки. Но сегодня Луиза владеет собой. Сделав глубокий вдох, она провожает взглядом Мину с новорожденной дочкой до кровати и встает.
– В общем, мне пора. Отдыхайте.
Миха пожимает плечами. Мина, откинувшись на подушке, улыбается Луизе.
– Завтра придешь, ладно? Так приятно было тебя увидеть, Луиза.
После ухода сестры Миха вновь садится. Прислоняется к стене и закрывает глаза.
– Я тут подумала, ты тоже можешь, наверное, идти.
Миха открывает глаза.
Мина пробует кормить дочку, промокая маленький ротик одеялом и ночной рубашкой. Наклоняется вперед, пытается устроиться поудобнее. Миха видит волосы на висках, влажные от пота. Темные круги под глазами.
– Иди домой. Придешь завтра. Только не приходи в одно время с Луизой.
* * *Снова Рождество, на этот раз с маленькой дочкой. За мокрыми окнами сверкают разноцветные огоньки, день сменяет ночь. Запах молока, исходящий от ребенка, и пряный аромат печенья, которое принесли друзья.
Миха часто просыпается сердитым, и только через несколько минут вспоминает почему. Летние события никак не связываются с тем тельцем, которое он укутывает в одеяла и пеленает. Скрюченные пальчики, длинные ноги, черные волосики. Дедушкина правнучка.
Школьные каникулы, ночные кормления, сумрачные дни. Недели летят. Передавая дочку из рук в руки, Миха с Миной улыбаются друг другу. Он притягивает ее так близко, как ему только позволено. Немного помедлив, она тоже его обнимает. Все опять поменялось.
Михаэль Лехнер, тридцать один год: брат, племянник, сын и внук. Школьный учитель. Гражданский муж и вот теперь отец.
Вот уже несколько месяцев, как Миха вернулся из Белоруссии, но с родней почти не виделся. Ничего никому не сказал, одной только Луизе. С бабушкой не встречался, и всего пару раз разговаривал с матерью. Первый раз в больнице, второй – по телефону, когда она просила его сходить проведать ома.
– На час или на два, Миха. Она недоумевает.
– Нет.
– Она все время спрашивает, не уехал ли ты куда. Она думает, что с тобой случилась какая-нибудь неприятность.
– Так и есть. Случилась.
– Я имею в виду, с ребенком. Она думает, мы что-то скрываем.
Миха прикусывает язык. В голове вертятся тысячи возражений. Сплошь колкости. Сплошь банальности.
– Михаэль!
– Нет.
Миха и Луиза часто спорят – рассказать ли все родителям или нет. Ссорятся каждый раз, когда Луиза приходит навестить Мину, а также в кафе, парках, на уличных перекрестках. Специально встречаются, чтобы поговорить, и все эти встречи заканчиваются руганью.
– Они все равно знают. Тебя не было больше месяца. Думаешь, они не заметили?
– Они не знают, куда я ездил.
– Не будь таким наивным. Они могли догадаться. Сопоставили детали, и все. Они не так глупы.
– Так что можно им все сразу и выложить, да? Сопоставить детали и тем самым лишить удовольствия поломать голову?
– Ну ты и говнюк!
– Да иди ты, Луиза. Они до сих пор не могут взглянуть правде в глаза.
– Почему же? Потому, что они не вопят и не орут об этом дни напролет, ежедневно?
– Как я, ты хочешь сказать?
– Да, вот именно.
Миха поворачивается отвязать велосипед. Луиза едет рядом, ее лица не видно.
– Они все равно знают, Миха. Оставь все как есть, ладно?
* * *– Как ты хочешь ее назвать?
– Не знаю.
– Может, Дилан? Маму моего отца звали Дилан.
– Чудесно.
– Правда?
– Да. Да, правда. Красивое имя.
Миха смотрит на лежащую у него на коленях дочь: нежная кожа, темные глаза, еще неосмысленный взгляд.
– Дилан.
Придвигает лицо, и ее глазки расширяются. Нажимает кончиком пальца на середину ладошки, чтобы ощутить детскую хватку.
– Мы можем дать ей и немецкое имя.
– Нет. Дилан – хорошее имя.
Мина замолкает. Прошу тебя, не говори о Кете. Пусть лучше будет твоя бабушка. Моей не надо.
– Мне в голову никаких имен приходит.
– Ладно. Хорошо. Дилан так Дилан.
Мина улыбается. Кладет руку Михе на загривок.
– Дилан Лехнер.
– Дилан Лехнер.
* * *Миха терпеть не может оставаться один.
Самое тяжелое для него время – дорога на работу и обратно. Он берет с собой в электричку книгу, подбирает забытые журналы и газеты, изучает рекламные объявления над головами пассажиров. Потом включает плейер. Музыка грохочет так, что соседи по вагону – сплошь жители пригородов – начинают коситься на Миху. Ничто не помогает. Миха не в состоянии ни на чем сконцентрироваться.
Фотография. Глядя на нее я могу сказать: это Аскан, мой покойный опа. Помимо прочего, муж моей ома. И отец моей матери, а впоследствии мой дед. И вместе с тем убийца. Откуда я знаю? Друг рассказал. Где доказательства? У меня нет причин этому не верить. Да, у меня нет фотографии, где бы он приставлял автомат к чьей-нибудь голове, но я не сомневаюсь, что такое было. И курок спускал. А как же! Объектив выхватывал кого-то другого, взводился затвор камеры, и на пленке оставалось другое преступление, другой еврей, убитый кем-то другим. Но опа стоял буквально в двух шагах.
Дома он проверяет тетради на кухне, в большой комнате, где угодно, лишь бы рядом были Мина с малышкой. Расстилает одеяло возле Дилан, раскладывает на полу ручки и тетради.
– Она совсем сонная. Я ее уложу.
– Я сам уложу. Чуть попозже, ладно?
– Ей нужен четкий распорядок, Миха.
– Может, пойдем погуляем? Вместе. А она поспит в коляске.
– Темно уже.
– Да нормально.
Мина смотрит в окно.
– Хорошо.
* * *– Как Дилан? Как она?
– Отлично. Красавица. Прибавляет в весе.
Раз в два-три дня Миха с Луизой встречаются и вместе обедают. Они не договариваются, так само собой выходит. В одно и то же время, после занятий, в кафе возле больницы. Луиза вечно спешит, но каждый раз все повторяется в точности.
– У тебя все в порядке?
– Ага. А у тебя?
Они сидят в кафе у окна. Стоят холодные весенние дни, и стекла по краям и внизу запотели.
– Я на самом деле думаю, что мы никогда ничего не узнаем наверняка.
– Ты все время это твердишь, Луиза.
– Да. Но я хочу сказать, что мы далеко не уйдем, если только и будем делать, что задаваться этим вопросом.
– Это тебе непонятно. А я в том, что он делал, не сомневаюсь. Мне только хочется узнать, чувствовал ли он потом вину.
Миха в раздражении откашливается.
– Хотелось бы еще разок посмотреть фотографии.
– Бабушкины?
– Да. Довоенные и послевоенные.
– Ну… Тогда тебе придется идти к бабушке.
Миха не отвечает. Ищет по карманам сигареты. С бабушкой они не виделись уже больше восьми месяцев.
– Да. Что ж. В любом случае, результата никакого.
– В смысле?
– Я их смотрела. Ничего там не углядишь.
