Жеральд Мессадье - А если это был Он?
Джон и Энн-Френсис Уэсли появились в сопровождении Лонгпеппера, Деверса и Баскина. Все пятеро — измученные, с блуждающими глазами. Нервный ропот утих.
— Добро пожаловать, господин президент, — вымолвил наконец Уильям Лакет, приближаясь к ним.
Оба обменялись не слишком протокольным объятием.
Все искали взглядом Эммануила Джозефа.
— Он попросил высадить его на углу, — объяснила Энн-Френсис Уэсли.
— Как вы понимаете, мы нуждаемся в отдыхе, — сказал президент, — Заседание завтра, в восемь тридцать.
После чего президентская чета села в лифт, направляясь в свои апартаменты.
Рассевшись в понедельник утром вокруг длинного стола, министры с удивлением увидели генерала Арминиуса и военного атташе при Белом доме генерал-лейтенанта Эдвина Хендрикса, занявших места рядом с генералом Уильямсоном. Министр торговли, дама, не знавшая генерала Арминиуса, склонилась к своему соседу, чтобы спросить его, кто это такой. И с каких пор эти двое военных участвуют в заседаниях кабинета? И что бы означало их присутствие?
Джон Ф. Уэсли выглядел отдохнувшим.
— Дамы, господа, то, что я собираюсь сообщить вам, просто, но конфиденциально. Рушатся даже величайшие империи. Мы при своей жизни видели, как без единого выстрела пала советская власть. Я бы не хотел, чтобы то же самое случилось с нашей великой страной при моем президентстве.
Он обвел присутствующих взглядом; все были почти неподвижны.
— Вы все видели вчерашние события. Весь мир был им свидетелем. Их одних достаточно, чтобы оправдать изменение нашей общей политики. Тем не менее имели место и другие события, неизвестные вам и о которых остальной мир не должен знать. Узнав их, вы поймете, что решения, которые я собираюсь вам сегодня объявить, не зависят от моих религиозных убеждений.
Он отхлебнул глоток кофе.
— В ночь Большого американского затемнения наша баллистическая оборона была парализована, — объявил он.
Все вытаращили глаза.
— В то же самое время, что и все электрические сети и даже независимые источники энергоснабжения.
Лица повернулись к министру обороны, генералу Уильямсону. Тот пояснил:
— В течение нескольких часов между компьютером президента и системами запуска ракет был прерван контакт. Доскональное техническое обследование, выполненное на следующий день, не позволило определить причину, равно как и причины, по которым отключились все электрические сети страны. Неизвестно также, почему все эти системы вновь самопроизвольно заработали без всякого технического вмешательства. Генерал Арминиус и генерал-лейтенант Хендрикс, сидящие рядом со мной, были этому свидетелями.
— По совету генерала Арминиуса я и решил вступить в контакт с… с Иисусом, — объявил Уэсли. — Мы имеем дело с некоей силой, наверняка сверхъестественной, но не менее реальной и способной полностью лишить нас средств обороны. Это, дамы и господа, должно остаться неизвестным остальному миру.
Присутствующие кивнули.
— Мы все слышали также речь того человека, который вступил с спор с Эммануилом Джозефом на равнине Ред-Буффало. Независимо от того, что с ним стало, его слова выражают чувства немалой части населения страны и даже наших избирателей. Многие и сейчас еще задаются вопросом, не является ли Эммануил Джозеф обманщиком или приспешником самого дьявола.
— И вот доказательство, — вмешался министр внутренних дел Лонгпеппер, — в президента стреляли боевики экстремистской группировки «Христианские солдаты», а члены другой организации, «Белые американские солдаты», выпустили «стингер» по президентскому вертолету. Это крайне правое крыло нашего электората.
— Крест, появившийся в небе, может быть, убедит их, — сказал президент. — Что же касается меня самого, то я глубоко убежден, что Эммануил Джозеф — точно Иисус. И я в этом не одинок.
Многие члены кабинета, и среди них вице-президент Лакет, удивленно воззрились на Уэсли. Подобное высказывание в устах президента было по меньшей мере неожиданным.
— Когда Эммануил Джозеф появился в Аппер-Сандаски и столкнулся с моим скептицизмом, равно как со скептицизмом Теда Лонгпеппера и Дика Деверса, он сам предложил представить доказательства.
Уэсли медлил, желая произвести театральный эффект.
— Из-за его спины появилась Дева Мария, — сказал он после долгой паузы.
— Дева Мария? — воскликнул Лакет.
— Моя жена и дворецкий тоже ее видели, — добавил Уэсли.
— И она сказала: «Всевышний послал его к вам, чтобы призвать вас к порядку. Он здесь по воле божественного милосердия. Выслушайте его, не уподобляйтесь тем, кто обвинил его в колдовстве. Чары вашего рассудка гораздо опаснее чар лукавого», — процитировал по памяти Лонгпеппер.
Дик Деверс кивнул.
Все знали Лонгпеппера: меньшее, что можно было о нем сказать, это то, что он не склонен к мистике.
— Тед, — спросил у него вице-президент, — вы хоть отдаете себе отчет, что вы — свидетель чуда?
— В последнее время мы были свидетелями многих чудес, — ответил Лонгпеппер.
Услышав такое признание, министры откинулись на спинки кресел.
— Я не желаю, чтобы появление Девы Марии в Аппер-Сандаски было разглашено, — опять взял слово Уэсли. — Не сразу, по крайней мере. Но я хотел посвятить вас в эту тайну, чтобы никто не заподозрил меня в том, будто я вступил в сговор с дьяволом или смалодушничал. Я не мог поступить иначе, я сделал это в интересах нации.
Это было торжественное заявление. За ним последовало другое:
— Я не хочу, чтобы Америка была уничтожена.
Фантастический характер недавних событий поблек.
На горизонте вновь замаячила ответственность.
— Теперь, — объявил Уэсли, — нас ждет трудная задача: мы должны осуществить требуемую реформу нашей политики.
Это было самое сложное.
41
«Пастор Джим Фулберт, — сказал голос ведущего, — ваши первые заявления о человеке по имени Эммануил Джозеф были довольно пылкими. Вы считали его марионеткой дьявола. Изменилось ли ваше мнение после воскресных событий?»
На телеэкране в углу кафе возникло опустошенное и встревоженное лицо пастора в каких-то неестественных тонах, что явно свидетельствовало об искусственной вставке.
Несколько клиентов, сидевших тут и там, смотрели в телевизор рассеянным или отстраненным взглядом.
— Пастор Фулберт — трансгенетический осел! — воскликнула женщина неопределенного возраста.
Двое мужчин в глубине кафе обменялись улыбками. Никто не обращал на них внимания. На одном был шерстяной вязаный шлем, на другом — бейсболка с наушниками, скрывавшими половину лица.
— Это в самом деле смущает — видеть, как ты улыбаешься, Господи, — сказал тот, что помоложе.
— Я знаю, — ответил другой, помешивая сахар в кофе и жуя первый кусок своей доли pecan pie.[81] — Люди делают из меня какое-то пугало. Отождествляют с потусторонним миром, а эта область внушает им, по-видимому, безграничный ужас. Хотя ведь у евангелистов сказано, что я был человеком, ел, пил вино, фарисеи называли меня даже обжорой, я был окружен женщинами, мне случалось быть усталым, впадать в гнев и бранить людей. Я даже Петра бранил. Правда, о том, что я смеялся, они забыли сообщить.
— Приход Мессии показал, что Писания не закончены! — провозгласил пастор Фулберт. — Ибо теперь я уверен: сам Мессия был с президентом Соединенных Штатов на равнине Ред-Буффало!
Эммануил Джозеф поморщился. Молодой человек, Артур Инчбот, попросивший его об этой встрече, смотрел на своего собеседника во все глаза.
— Почему ты говоришь, что ты не Мессия?
— Ты же студент-теолог. Разве ты не читал Евангелия? Ни Марк, ни Матфей, ни Лука, ни Иоанн никогда не говорили, что я — Мессия или будто бы я сам это утверждал. Слово предназначено для первосвященников и царей, неужели я мало твердил об этом? Я не был ни тем, ни другим. Это измышление тех, кто в последующие века верил, будто являются моими последователями. Как и выдумка о том, что якобы я — Сын Божий. Как бы я мог быть одновременно Сыном Божьим и Сыном Человеческим, то есть Создателем и созданием?
— Так ты опровергаешь Павла?
— Он изобретатель богословия — искусства умственных построений. Он был грек и римский гражданин. И больше читал Еврипида с Эсхилом, чем книги Моисея и пророков. Он меня никогда не слышал и даже ненавидел нас: меня с учениками. Разве не из-за него побили камнями Стефана?[82] И он не был евреем, хотя утверждал, будто происходит из колена Вениаминова. А оно тогда не существовало уже несколько веков, так что никто не мог назвать себя вениаминитом! Он предводительствовал шайкой головорезов, оказывавшей услуги храмовой страже, потому римляне его и не трогали. И он арестовывал наших. Он даже меня пытался арестовать, когда я бежал в Сирию.
