Брет Эллис - Лунный парк
– Нет, а что, сколько раз ты оставляла его, чтоб уехать на съемки? С Мартой? Или с родителями? Или еще с кем-нибудь? Понимаешь, дорогая, довольно долгое время его воспитывала череда безликих нянечек…
– Вот именно потому мне кажется, что парная терапия не идет нам на пользу, – сказала Джейн доктору Фахейде. – Именно потому. Это все шуточки. Это все пустая трата времени.
– Брет, для вас это все шуточки? – спросила доктор Фахейда.
– Он ни одной пеленки не сменил, – сказала Джейн, затевая свои истерические причитания, цель которых – доказать, что причиной всех труднопреодолимых сложностей, с которыми мы теперь сталкиваемся, является мое отсутствие в период младенчества Робби. Она уже подобралась к тому, что на меня «никогда никого не тошнило», когда мне пришлось ее оборвать. Я не мог остановиться. Мне хотелось, чтоб ее злость и чувство вины вырвались наружу по-настоящему.
– Блевали на меня, дорогая, – возразил я, – и не раз блевали.
На самом деле был какой-то год, когда меня облевывали постоянно.
– Когда блюешь сам на себя – это не считается! – крикнула она, после чего уже менее отчаянно добавила доктору Фахейда: – Видите, для него это все хиханьки-хаханьки.
– Брет, зачем вы пытаетесь скрыть насущные проблемы под маской иронии и сарказма? – был вопрос доктора Фахейда.
– Потому что не знаю, насколько серьезно можно все это воспринимать, когда во всем винят только меня.
– Здесь никто никого не «винит», – сказала доктор Фахейда. – Насколько я помню, мы договаривались не использовать здесь это слово.
– Мне кажется, что Джейн должна разделить со мной ответственность. – Я пожал плечами. – Разве в прошлый раз мы не закончили на разговоре о проблеме Джейн? Об этой подростковой забитости, – я поднял два крепко сжатых пальца, для иллюстрации, – о том, что ей кажется, будто она не заслуживает уважения, и как потому-то все идет прахом? Обсуждали мы это или нет, доктор Фахита?
– Фахейда, – тихо поправила она.
– Доктор Фахита, неужели здесь никто не видит, что я не хотел…
– Это смешно! – закричала Джейн. – Он наркоман. Он снова стал употреблять.
– К наркомании это не имеет никакого отношения! – завопил я в ответ. – А дело в том, что я не хотел ребенка!
Все вокруг напряглось. Притихло. Джейн вперилась в меня.
Я набрал воздуха и медленно проговорил:
– Я не хотел ребенка. Это правда. Не хотел. Но… теперь…
Мне пришлось остановиться. Круг сужался, и мне так сдавило грудь, что на секунду в глазах потемнело.
– Теперь… что, Брет? – То была доктор Фахейда.
– А теперь – хочу… – Я так устал, что не сдержался и заплакал.
Джейн смотрела на меня с отвращением.
– Что может быть жальче, чем ноющее чудовище: «Пожалуйста? пожалуйста? пожалуйста…»
– Ну… и что еще вы от меня хотите? – спросил я, немного отдышавшись.
– Ты смеешься? Ты понимаешь, что ты спрашиваешь?
– Я постараюсь, Джейн. Я очень постараюсь. Я… – Я вытер лицо. – Я буду следить за детьми, когда ты уедешь, и…
Не дождавшись, пока я закончу, Джейн заговорила усталым голосом:
– У нас есть прислуга, у нас есть Марта, детей целыми днями нет дома…
– Но я тоже могу следить за ними, когда, ну, то есть когда они дома, и…
Вдруг Джейн встала.
– Но я не хочу, чтоб ты за ними следил, потому что ты наркоман и алкоголик, поэтому нам нужна гувернантка, поэтому я не люблю, когда ты везешь детей не важно куда, и поэтому, может быть, тебе вообще…
– Джейн, я думаю, вам лучше сесть, – указала на кресло доктор Фахейда.
Джейн вздохнула.
Понимая, что других вариантов у меня не осталось (и что других вариантов мне и не надо), я сказал:
– Я знаю, что не оправдал доверия, но постараюсь… я действительно постараюсь и все сделаю как надо. – Я надеялся, что чем чаще я это буду говорить, тем глубже у нее это отложится.
Я протянул к ней руку, она отпрянула.
– Джейн, – предупредила доктор Фахейда.
– А зачем тебе стараться, Брет? – спросила Джейн, стоя надо мной. – Не потому ли ты будешь стараться, что тебе уже нет мочи жить одному? Не потому ли, что ты просто боишься жить один? Не говори мне, что ты будешь стараться, потому что любишь Робби. Или потому что любишь меня. Или Сару. Ты слишком эгоистичен, чтобы можно было поверить такой брехне. Ты просто боишься остаться один. Тебе проще толкаться у нас.
– Тогда прогони меня! – вдруг взревел я.
Джейн упала в кресло и снова заплакала.
От этого у меня только прибавилось хладнокровия.
– Это долгий процесс, Джейн, – сказал я, понижая голос. – Интуиция здесь не работает. Этому нужно учиться…
– Нет, Брет, это нужно чувствовать. Ты не можешь научиться, как общаться со своим сыном, по гребаному учебнику.
– Стараться должны оба, – сказал я, наклоняясь вперед, – а Робби не старается.
– Он еще ребенок…
– Он куда смышленей, чем ты думаешь, Джейн.
– Это нечестно.
– Да, конечно, это все я, – сдался я. – Я всех предал.
– Какой ты сентиментальный, – сказала она, состроив гримасу.
– Джейн, ты приняла меня по своим собственным соображениям. И вовсе не из-за Робби.
Рот ее раскрылся от удивления.
Покачивая головой, я смотрел прямо на нее.
– Ты приняла меня ради самой себя. Потому что этого хотела ты. Ты всегда этого хотела. И тебе самой невыносимо от этого. Я вернулся, потому что ты так хотела, и выбор этот почти не касался Робби. Так хотела Джейн.
– Как ты можешь такое говорить? – всхлипнула Джейн высоким вопрошающим голосом.
– Потому что мне кажется, Робби не хочет, чтоб я здесь жил. И вряд ли когда-нибудь хотел. – От этих слов, произнесенных вслух, я настолько устал, что мой голос обернулся шепотом. – Я вообще считаю, что отец – это совсем не обязательно. – Глаза опять наполнились влагой. – Без отцов дети вырастают даже лучше.
Джейн перестала плакать и посмотрела на меня холодно, но с неподдельным интересом.
– Правда? Ты действительно думаешь, что детям лучше без отца?
– Да, – сказал я еле слышно, – правда.
– Мне кажется, мы можем опровергнуть эту теорию прямо на месте.
– Как, Джейн, как?
Спокойно, без усилия она произнесла:
– А ты посмотри на себя, какой ты вырос.
Я знал, что она права, но не мог вынести тишины, которая подчеркивала бы ее реплику, придавала бы той глубины, веса, остроты, преображая в доступный аудитории приговор.
– Что это значит?
– Что ты не прав. Мальчику нужен отец. Это значит, что ты не прав, Брет.
– Нет, Джейн, это ты была не права. В первую очередь ты неправильно поступила, родив этого ребенка, – сказал я, встретившись с ней глазами, – и сама знала, что поступаешь неправильно. У нас не было таких планов, и когда ты вроде как пришла посоветоваться со мной, я сказал, что не хочу ребенка, а ты все равно его родила, хотя и знала, что это неправильно. Это не было нашим общим решением. Так что если кто и не прав, так это ты, Джейн…
– Да ты аптека ходячая – ты даже не знаешь, о чем говоришь. – Джейн снова распустила нюни. – Как это можно слушать?
Мне казалось, что я уже достиг порога, но усталость давила, и я продолжал рационализировать.
– Робби родился исключительно из твоего эгоизма, и теперь ты понимаешь, насколько это было эгоистично, и поэтому обвиняешь во всем меня.
– Ты просто мудак, – всхлипнула Джейн, уже разбитая. – Какой же ты мудило.
– Джейн, – вмешалась доктор Фахейда, – мы с вами говорили о том, что нужно игнорировать Брета, когда он говорит что-то, с чем вы не согласны или знаете, что это заведомая ложь.
– Эй! – воскликнул я, выпрямляясь.
– Да я пытаюсь, – сказала Джейн, вдыхая, лицо ее сморщилось от боли, – но он не дает мне себя игнорировать. Потому что мистер Рок-Звезда требует всеобщего внимания, а сам не способен уделить его никому. – Она подавила всхлипывания и снова направила на меня всю свою ярость. – Ты не в состоянии сделать шаг в сторону и взглянуть на ситуацию с другой точки зрения. Это ты, Брет, жуткий самовлюбленный эгоист, эгоцентрист и…
– Когда я пытаюсь проявить внимание, так нужное, как ты говоришь, тебе и детям, вы только пятитесь от меня, Джейн. Какой смысл мне вообще стараться что-то делать?
– Хватит хныкать! – крикнула она.
– Джейн… – вскинула руку доктор Фахейда.
– Робби офигел еще до моего приезда, Джейн, – тихо сказал я. – И произошло это не по моей вине.
– Ничего он не офигел, Брет. – Она закашлялась и потянулась за «клинексом». – Неужели только это ты и понял?
– Главное, что я понял за последние четыре месяца, – это что враждебность, принятая по отношению ко мне в этом доме, отвратила меня от налаживания отношений с кем бы то ни было. Вот что я понял, Джейн, и…
Я остановился. И вдруг сломался. Обмяк невольно. Заплакал. Как же так получилось, что я остался совсем один? Хотелось перемотать все назад. Я тут же поднялся с кресла, встал на колени перед Джейн и склонил голову.
