Елена Вернер - Грустничное варенье
Они добрались до турбазы довольно быстро, хотя в лесу уже сгустилась тьма. Часть пути Лара преодолела сама, давая своему спасителю передышку. Кровь еще сочилась, сворачивалась, но не засыхала. В домике Егор уложил Лару на кровать и вышел, а вернулся с бутылкой водки и аптечкой из машины.
Полстакана водки, жидкость, хлынувшая по пищеводу, как огонь по бикфордову шнуру. Егор стащил с Лары футболку и джинсы, и она оказалась в одних только трусиках быстрее, чем осознала это. Но на смущение не осталось сил. Кусками ваты, смоченными в водке так, что с них капало, Егор смывал пыль, грязь и схватывающуюся кровь. От груди до выступа тазовой кости весь бок Лары был располосован, будто его стесали наждаком, с глубокой бороздой посередине, оставленной каким-то каменным выступом. Ладони, локти, колени — всех ссадин касались белые куски ваты, быстро становясь грязно-коричневыми. Лара шипела, едва сдерживаясь от вскриков, и, чтобы не так сильно щипало, Егор прерывисто дул на каждую ссадину. Ледяная водка в ранах будто вскипала.
Арефьев действовал умело, но не торопясь. И без лишней жалости. Не боясь причинить неизбежную боль, не боясь тронуть там, где еще выступает сукровица. Обработав все раны и ссадины на животе и ногах, он промазал их зеленкой и наложил повязку. Замечая, что дело идет к концу и особо серьезных повреждений нет, он замедлил движения, переводя дух.
И тогда Лара почувствовала это. Свою наготу. Из приоткрытого окна тянуло ночной прохладой и дымом от костра, и кожа, пока с нее улетучивалась водочная влага, покрывалась мурашками. Егор теперь смазывал смоченным в зеленке ватным тампоном ее грудь, небольшие ранки, которые затянулись бы и без его помощи. Но он продолжал касаться, мягко и ритмично, как завороженный, не в силах прекратить пытку. И каждое его прикосновение оставляло зеленый отпечаток на Лариной коже и тут же отзывалось внутри болью, смешанной с жаром. Новое прикосновение снова влекло за собой жар, как тягучий укол. И еще. И еще. Клавиши, каждая из которых заставляла Ларино тело звучать, гудеть в нижнем регистре.
Их взгляды встретились. Глаза Егора были черными, почти страшными. А в следующее мгновение очень близкими.
Поцелуй оказался безжалостным. Яростно, припадая друг к другу, как изголодавшиеся звери, они целовались, пожирая друг друга, чувствуя на губах ржавый вкус крови. Ларино тело горело и саднило все целиком, снаружи и, что невыносимее, изнутри, и она впечатывалась в Егора с единственным желанием утолить, унять это чувство, которое росло и росло, неудобное, горючее, мешающее дышать. Все плыло перед глазами, пока отчаянное сердце прокачивало по венам смесь крови, адреналина и спирта.
И когда свежие раны снова открылись, этого никто не заметил. Боль смешалась с наслаждением, острым и неукротимым. Эта ночь становилась лавиной, обрушившейся внезапно и неминуемо, огнем лесного пожара, в котором сгорали живьем два человека.
Лара проснулась еще на рассвете. На ее теле не было ни одного живого места, если судить по ощущениям. То, что уцелело после падения со скалы, помнило сильные, почти жестокие пальцы Егора: они до сих пор оставались на ее коже темными пятнышками синяков, на бедрах, на запястьях. Но еще никогда она не чувствовала себя такой восхитительно живой, опьяненной жизнью, с искристым, дистиллированным восторгом, налитым в нее до краев.
Подперев голову рукой, Лара с улыбкой смотрела на спящего Егора. Расслабленный, с разгладившимся лбом, который ничто в эту минуту не печалило и не тревожило, он казался обманчиво мирным, с растрепанной медовой шевелюрой, в которую она еще недавно вцеплялась обеими руками, притягивая к себе его лицо, со стрелами пушистых темных ресниц, отбрасывающих на скулы легкие тени, с твердыми, четко обрисованными губами. Над верхней губой виднелась засохшая кровяная капелька, и Лара поняла, что это ее кровь. Этот человек так же, как и она, так же, как и простыни в коричневых и зеленых пятнах, хранил следы их неистовой схватки, где было больше боли, чем любви. И вот теперь Егор спал, напоминая ей льва после охоты. На мгновение прикрыв глаза, она навсегда запомнила это знакомое дыхание с присвистом на выдохе.
Лара вылезла из-под одеяла, осторожно и чуть не повизгивая от каждого движения. Стараясь не издавать ни звука, закусив губу, оглядела себя в небольшом зеркале. Тело выглядело как поле боя, так что Лара быстро отыскала в сумке и надела на себя свитер с длинными рукавами и объемным воротником. Когда все следы минувшего скрылись под крупной акриловой вязкой, Ларе стало немного спокойнее. Для верности она проглотила пару таблеток аспирина из распотрошенной аптечки. Забрав сумку и фотоаппарат, Лара вышла из домика и побрела в сторону железнодорожной станции, охая при каждом резком шаге. Остаться с Егором она не могла.
Она шла, почти не замечая ничего вокруг, и перед глазами вставали картины ночи, болезненной, разбитой, перебинтованной ночи, пахнувшей кровью, диким лесом и дымом чужого далекого костра. У нее не было сожалений или стыда, более того, она все прокручивала невероятные сцены одну за другой, намертво вбивая их в память. Никогда прежде ей не доводилось испытывать таких испепеляющих, всепоглощающих чувств, и, может быть, в другой реальности это могло бы послужить началом чего-то большего. Но только не здесь и не вчера. Потому что вчера она развеяла над Байкалом Лилин прах. Потому что Егор был Лилиным мужем, а она — Лилиным близнецом.
— Так надо, — твердила она вслух. — Так надо. Это конец.
И то, что она его любит, ничего не меняет. Минувшая ночь была ошибкой, которую Лара ни за что не согласилась бы исправлять, даже если бы выдалась возможность. Но наступило утро. Так что надо сесть на электричку, добраться до Иркутского аэропорта, купить билет на самолет и улететь восвояси.
Она убеждала себя вполголоса. А потом она вдруг остановилась. Что это, как не побег? И чем тогда она отличается от Лили? Та сбегала, и Лара сейчас бежит. Да, она не сможет остаться. Но ее ведь никто не уговаривает. Пусть Егор ничего к ней не испытывает, но… Разве он не заслуживает хотя бы объяснений? После всего, что было? Разве должен он ломать голову, куда она пропала и не разодрали ли ее дикие звери? Разве не достаточно он натерпелся от нее — и от Лили?
Она представила, как Егор проснется на окровавленных простынях, один. И эта картина ударила ее по лицу наотмашь. Тогда Лара решила вернуться.
Она не знала, чего ждать. Радостной улыбки, объятий? Хмурого взгляда? Неловкости, которая сразу разрастется в пропасть между ними? Только бы не унизительного разговора о том, что произошедшее ночью было ошибкой и надо забыть все это и остаться друзьями. Такого унижения она не вынесет.
Но Егор ничего не сказал. Не улыбнулся, не нахмурился. Просто кивнул, когда она замерла на пороге, и окинул быстрым проницательным взглядом:
— Привет. Чай будешь?
Конечно, он заметил и ее сумку, и выражение ее лица. Но предпочел не комментировать. Поставил на деревянный стол без скатерти два стакана чая и сел на скамью. Утренний ветер успел развеять их общий, такой откровенный запах, и Лара была рада, что Егор догадался открыть окна. Постель была застелена, а белье лежало у тумбочки, завязанное узлом.
— Я тут разузнал, — поделился он, пока Лара мелкими глоточками отхлебывала чай. — Ближайший рейс на Москву в десять, а потом в час. И вечером есть еще. Я довезу тебя до аэропорта. Если хочешь.
— Спасибо.
— Как ты себя чувствуешь?
— Жить буду, — отозвалась она.
— Это хорошо.
Сидя в кресле и через иллюминатор наблюдая, как по взлетно-посадочной полосе снует технический транспорт и погрузчики, Лара размышляла. Она вспоминала слова, сказанные Егором два часа назад, но фактически — на прощание.
Они тогда стояли на железнодорожном переезде неподалеку от города. Дожидаясь, пока мимо пронесется поезд-товарняк и поднимется полосатый шлагбаум, Егор повернулся к ней. Колеса поезда перестукивали и громыхали на рельсовых стыках.
— Поезд очень напоминает жизнь, не находишь? — заговорил Егор негромко. — Ты можешь спокойно сесть в него на станции, со всеми своими чемоданами и комплексами. Можешь заскочить в последний вагон уже на ходу. Можешь сесть в электровоз, и стать машинистом, и решать, куда ехать, где останавливаться и, при известной удаче, даже можешь связаться со стрелочником и попросить передвинуть стрелку. Но все это требует усилий, хотя бы мало-мальских. А без усилий ты просто стоишь на рельсах, и тебя неминуемо или собьет, или отшвырнет в сторону потоком воздуха, и поезд промчится мимо. А при этом люди с умным видом цитируют фразу «Делай что должно, и будь что будет», свято веря, что главная часть этого высказывания — вторая. Они ошибаются, и сами в этом виноваты. Не слушай тех, кто говорит, что ты не сможешь. Думай своей головой. Делай то, что решила, Лара. Живи своей жизнью, а не чужой. Пообещай мне это.
