Ребекка Маккаи - Запретное чтение
— Простите, я ее не зарегистрировал, — сказал он, когда я увидела книгу. — Мне бы все равно не разрешили такое взять. Я пытался почитать ее, когда ночевал в библиотеке, но мне стало страшно. Не знаю, как днем, но по ночам у вас там точно слоняются призраки!
— И чьи же это призраки?
— Наверное, мертвых библиотекарш. Не таких, как вы, а всяких старушек, которые так и не вышли замуж.
Лежа в кровати в ту ночь, я думала о том, какая прекрасная детская книга могла бы из этого получиться: библиотека, где обитают дружелюбные привидения-библиотекарши. Они бы летали вокруг стеллажей и оставляли подсказки в пыльных книгах, чтобы помочь трем детям отыскать сокровище, спрятанное где-то в полу. А разве можно придумать более удачное место для тайн и секретов, чем библиотека? Тысячи закрытых книг, сотни полок..
А может, этим займусь и я сама — после того как меня подстрелят или я умру от горя. Я бы летала вдоль стеллажей, подсматривала и пугала и, как снежные хлопья, разбрасывала подсказки. А если бы дети затеяли игру в прятки, я бы произносила заклинание, и они бы могли заползать в книжку с картинками. И если бы полицейские, репортеры или пасторы явились искать детей, я бы выскочила из своего кукольного балаганчика, зашевелила призрачными пальцами и всех распугала.
30
Где Иэн?
Все ищут Иэна. Помоги его найти!
Может, он под кроватью? Подними картонную заслонку!
Нет! Это кошка!
А что если он в «БобМобиле»?
Нет! Это пустозвон-фундаменталист.
Может быть, он пьет кофе с украинцем по фамилии Шапко в квартире в многоэтажном доме?
Нет! Это отец семейства и по совместительству отцеубийца.
Может, он находится в мужском туалете и звонит оттуда в ФБР со своего мобильного?
Нет! Это Рокки — дружелюбный библиотекарь.
А не он ли кружит рядом с отелем в ржавой голубой машине с пенсильванскими номерами?
Нет! Это странный человек с уложенными гелем волосами и нагоняющими ужас темными очками!
А может, он мотается зигзагом по северному Вермонту в компании потенциальной революционерки и время от времени принимается изображать из себя Джули Эндрюс[71].
Ура! Ты нашел Иэна!
31
Север
Здесь, в горах, мой телефон не работал, а то я бы позвонила Рокки на следующее утро, чтобы сказать, что получила его письмо, и спросить, нет ли каких новостей об Иэне. Вместо этого мы поехали еще дальше на север по трассе 89. Иэн снова указывал путь.
— Хорошо бы твоя бабушка не жила в Канаде, — прошептала я, когда мы стояли между полок с товарами в деревенском магазинчике, в который заехали купить какой-нибудь еды для завтрака. — Мы направляемся прямо туда.
— А почему мы не можем увидеть Канаду?
— У нас нет с собой паспортов. Ничего не выйдет.
Я не стала признаваться, что мой у меня с собой — лежит в застегнутом на молнию карманчике сумки.
— А с пропуском в бассейн через границу не пропустят, — добавила я.
— Я имел в виду, что хотел бы просто увидеть Канаду. Ну, понимаете, увидеть, глазами. Это ведь мы можем сделать?
— Думаю, на границе всегда скапливается очень много машин. Непонятно, насколько близко к границе нам удастся подъехать.
Не хотелось бы подкатить прямиком к полицейскому кордону.
Вместо печенья «Поп Тартс» Иэн выбрал более дешевую коробочку кукурузных хлопьев, рассчитанную на одну порцию, чтобы на сэкономленные деньги купить себе упаковку влажных салфеток и оттереть с их помощью белые кроссовки. Он опустился на колени посреди магазина перед стеной из почтовых ящиков и скреб кроссовки до тех пор, пока они не засверкали как новенькие — их возраст теперь выдавали только шнурки.
— Ну вот, — объявил он с гордостью, вставая и аккуратно складывая использованную салфетку. — Совсем другое дело!
Бородатый мужчина за прилавком, он же — почтальон, продавец мюсли, бензина и порножурналов, посмотрел на меня, удивленно приподняв бровь.
«С этим парнем что-то не то», — словно бы говорил он мне.
Мы ехали дальше на север и слушали один из сборников Ани Лабазниковой из девяностых: Nirvana, Pearl Jam и The Cure. Я минут пять тщетно пыталась изложить Иэну концепцию гранжа, но он в ответ только шумно, с присвистыванием, дышал. У нас оставалось сотни три долларов, включая те деньги, которые я отложила на обратную дорогу, а просить милостыню в этой части штата — не самое прибыльное дело. Я понимала, что если мы наткнемся на потерянную кем-то пачку наличных, денег нам хватит еще на день — не больше. Перед фермерскими домиками стояли грузовики, хотя домики эти следовало бы покинуть еще лет пятьдесят тому назад: стены у них были такие прогнившие и покосившиеся, будто домики сошли с картин Дали.
— Я очень скучаю по библиотеке, — пожаловался Иэн.
— Я тебя понимаю.
— Мистер Уолтерс обещал мне показать свое «Пурпурное сердце», но так и не успел.
Я не поняла, о чем он.
— Рокки Уолтерс, из библиотеки? — переспросила я. — Что-что он обещал тебе показать?
— «Пурпурное сердце» — награду за ранение, которое он получил на войне.
— Иэн, — произнесла я, снимая ногу с педали газа, чтобы успеть обернуться и посмотреть на него. — Что ты такое говоришь? На какой еще войне? Мистер Уолтерс из библиотеки?!
— Ну да, он участвовал в первой войне в Ираке или в чем-то таком. Я думал, вы с ним дружите.
Я смотрела прямо перед собой на пустую дорогу, на сухой лист, который бежал, перебирая по асфальту острыми уголками, и был похож на мультяшного краба.
— То есть ты хочешь сказать, — медленно произнесла я, — что инвалидное кресло — это у него из-за ранения?
Вероятно, именно это Иэн и хотел сказать — еще несколько недель назад, когда он упоминал «красный крест» Рокки. Но мне все это казалось каким-то бредом.
— Ну да. До этого он был совершенно нормальным. Мама училась с ним в одной школе, и еще он косил газон моему дедушке, когда был маленьким, так что наверняка тогда он был нормальным.
— Что за херню ты несешь? — не выдержала я.
Ну вот, я все-таки сделала это. Ругнулась при десятилетнем ребенке. Отлично. Высший класс. Иэн замолчал и, раскрыв книгу о Генрихе VIII, спрятал за ней лицо и быстро задышал. Он испугался, что я причиню ему зло. А может, подумал, что сейчас меня поразит удар божьей десницы, и решил сделать вид, что мы незнакомы.
Я никогда не спрашивала у Рокки, что с ним произошло, но не делала этого исключительно из чувства такта. Я думала, что веду себя очень естественно и проявляю высокую степень понимания, просто принимая его состояние как должное и не затевая по этому поводу неловких и бессмысленных разговоров. Я попыталась вспомнить все, что он когда-либо говорил о своем детстве, школе, поездках в лагеря и играх с братом. Однажды, когда мы готовились к проведению в библиотеке Семейного дня, он рассказал, как в детстве участвовал в спортивной эстафете, которую устраивали у них в лагере. Но я тогда представила себе двадцать мальчиков в одинаковых инвалидных колясках с бейсбольными коллекционными карточками, вставленными в колеса, чтобы при езде они хлопали по дороге и производили веселый шум. Казалось, он намеренно избегал историй о спорте или о том, как учился плавать, или о том, как спал в лагере на двухэтажной кровати, как ломал себе в детстве ноги и катался на каких-то других машинах кроме фургонов, оборудованных въездом для коляски. И обо всей американской армии. Интересно, он делал это, чтобы наказать меня за то, что я не спрашиваю, что с ним произошло, или просто ему было слишком больно говорить о тех временах, когда он мог передвигаться по городу так, чтобы видеть вокруг себя лица людей, а не их колени, о тех временах, когда он мог жить один, без матери?
Мы ехали дальше, и я, как полная идиотка, каждые пять минут спрашивала у Иэна, уверен ли он в том, что мне рассказал, и он настаивал, что уверен, и говорил, что даже видел фотографию Рокки в мамином выпускном альбоме, и еще мама рассказывала ему, что Рокки играл в школьной бейсбольной команде. У меня потемнело в глазах. Возможно, от голода, но скорее всего — от осознания того, что мы с Рокки, оказывается, вовсе не были так близки, как я привыкла думать. Мои ночные кошмары о том, что Рокки захочет сыграть в детектива и разгадать мое преступление, все это время скрашивала робкая надежда, что, даже разоблачив, он все равно меня защитит. Все это время я считала, что Рокки в меня влюблен, а теперь выяснялось, что мы с ним даже едва ли были друзьями. Дорога расплывалась у меня перед глазами. Он учился в одной школе с Джанет Дрейк! Что, если он с ней близко знаком? Что, если они когда-то встречались? Почему он ничего не сказал мне об этом?
