Брэйн Даун - Код Онегина
— Такого не бывает даже в кино, — вздохнул Саша. — Нет уж. Давай лучше высмотрим какого-нибудь алкаша вроде нашего Миронова.
Но они за целый день так никого и не высмотрели. Они пытались приставать и к женщинам и к алкашам, но ни те ни другие не понимали, чего от них хотят. Так прошел день, Наступил вечер, и город стал казаться недружелюбным и некрасивым. Только большие города вечером выглядят красивее, чем днем.
— Белкин, может, мы все это зря? Никто на нас не охотится…
— Может быть.
Они не знали о смерти Фаддеева и о.Филарета: Фаддеев был слишком малой величиной, чтоб о нем сообщали по телевизору, а известие о смерти о. Филарета они просто прозевали. Нарумова умерла, но, возможно, она умерла просто так, сама по себе.
— Поехали к себе в Остафьево, а?
— Не знаю… — сказал Лева. — Господи, как там сейчас хорошо… Очей очарованье…
— Ты все время говоришь «господи», прям как старая бабка.
— Атавизм… В Остафьеве, конечно, хорошо, и он туда вернется… — В этот раз «он» был — Черномырдин, и Саша это отлично понял и закивал, желая ободритьЛеву.
— Как же они найдут кота? — спросил Мелкий. — Ведь они больше никогда не приедут в Вышний Волочек…
— Здравствуйте пожалуйста! — возмутился Большой. — Это ты написал, что кот потерялся, пока я ходил за пивом. Зачем ты так написал?
— Я не знаю… У него такой стресс, его хватают, кидают, он обижен, испуган, ему больно… Это же кошка, а не собака, совсем другая психология… Он просто не мог не убежать. Я не виноват.
— Теперь сам и выкручивайся.
— Как же я выкручусь? Кот может вернуться только домой, в Остафьево… Но в Остафьеве их убьют.
Большой пожал плечами: он вообще не понимал, для чего понадобился кот. Надо полагать, кот был уступкой дурновкусию читателя (герои обязаны таскать с собой что-то маленькое, нежное и слабое, чтоб любить и защищать его и попадать из-за него в неприятности) или же дурновкусию самого Мелкого, что еще более вероятно.
— Выкручивайся, — повторил он. — Нельзя вот так просто на середине повествования потерять этого кота, раз уж ты его придумал. Ружье обязано выстрелить. Хотя лично мне нравятся ружья-обманки… А лучше давай вымараем этого кота с самого начала.
— То есть как — вымараем?!
— Да элементарно… Для чего нужен этот кот? И вообще все эти кошки… У Пушкина, конечно, можно при большом желании найти кошачьи мотивы: кот ученый… И даже в «Онегине»: «Жеманный кот, на печке сидя…». Рисовать кошек он действительно любил. Когда Лиза Ушакова вышла замуж, он сделал целую серию рисунков, изображающих ее семейство в кошачьем виде… Но в целом эта тема для него не является важной… Так зачем же?
Мелкий вытаращил глаза:
— То есть как — зачем?! Он же у нас так и называется…
— Кто у нас?! Кто как называется?!
— Наш роман. «Кот Евгения Онегина».
Несколько мгновений Большой молчал, прикрыв глаза и сжав руки в кулаки, чтобы успокиться. Если б он мог убить Мелкого так, чтобы ему за это ничего не было, — он сделал бы это.
— Скажи, мой маленький друг… — наконец вымолвил он слабым голосом, — ты договор вообще-то читал? На первую страницу текста заглядывал?
— Нет. Я тебе доверяю… А что?
— Да нет, ничего… Чего уж теперь… Так просто, к слову, довожу до твоего сведения, что роман, который мы дописали уже почти до половины, называется «Код Евгения Онегина»… КоД, понял, ты, глухая тетеря?!
— А-а… — смущенно протянул Мелкий. — Д-да, нехорошо получилось… А я и думаю: надо же, какое странное название… Переспросить-то не осмелился…
— Ты хоть понимаешь, что такое код?!
— Да. Это как на подъездах.
Большой вытряхнул из стеклянной трубочки себе в рот сразу пять таблеток валидола.
— Будь проклят день, когда я тебя встретил, — проговорил он, держась за сердце. — О-ох… Делай со своим котом что хочешь…
— Смотри! Вон тот негр уже который раз проходит мимо кафе. Пройдет, глянет — и опять ходит как маятник.
Большой хмуро поглядел в направлении стеклянных дверей. Высокий негр в зеленой куртке прохаживался и смотрел на часы.
— Пойдем-ка на улицу, — сказал Большой, — эта глупость действует мне на нервы.
Тут к негру подошла, улыбаясь, белая девушка, блондинка, и они наконец вошли в кафе. Там было много свободных столиков. Негр и девушка почему-то сели за столик очень близко к Большому и Мелкому. Большой и Мелкий расплатились, встали и ушли. Еще двое мужчин поднялись и ушли за ним следом. Негр проводил их равнодушным взглядом и стал заказывать еду. Он попросил принести белой девушке мясо, а себе — рыбу.
— Ноги болят — сил нет… Что это? — Лева указывал на большое облупленное здание, где ряд окон первого этажа был без решеток и нараспашку.
— Дворец культуры, что ли… Ты предлагаешь залезть в окно и там спать?
Лева именно это и предлагал. Они, озираясь, подошли к раскрытому окну и заглянули внутрь. Там была пустая комната, то есть не пустая, а нежилая: захламленная какими-то плакатами, метлами, коробками и сломанными стульями. Они без особого труда забрались в окно и стали устраиваться. Все-таки отсутствие кота очень сильно облегчало их быт. Но они вопреки логике тосковали о нем. Оба. И то, что в Вышнем Волочке на каждом шагу попадались черные кошки, усугубляло эту тоску.
III. 1830
Ветер опять переменился. Все время менялся ветер, и настроение менялось с ним. Вчера было ясно. Наконец-то ответ Видоку такой, что запомнит надолго. Нет, не Видока — все равно не опубликуют, — себя убеждал, себе доказывал, что… А сегодня поздно вечером опять в окнах был черный. Он… Вечер, ветви, черные деревья, игра ветра и ветвей. И луна набухшая, страшная.
Ужасный демон
Приснился мне: весь черный, белоглазый...
Он звал меня в свою тележку. В ней
Лежали...
К чему это? Куда?
Лежали мертвые — и лепетали
Ужасную, неведомую речь...
Скажите мне: во сне ли это было?
Несколько раз уж был. То в окне, то… Идешь со свечой и поминутно оборачиваешься. А письма нет, нет письма… Ведь если б даже она разлюбила — она же воспитанная, вежливая девушка, ведь также неприлично, ведь она бы что-нибудь да ответила, ведь верно же? Ведь она же добрая, она кошки не обидит, она должна была хоть что-нибудь… не правда ли? Она не могла вот так, совсем, ничего…
Признаки Cholera morbus: тошнота, рвота, кружение головы, корчи и — в несколько часов человек умирает.
...Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, —
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей...
Нельзя, нельзя — накликаешь… Или — отведешь? По-разному бывает… Но послушайте, ведь если от друга нет долго письма, всегда думаешь, что друг разлюбил или… ум… (не произносить это слово)… или умер… а потом все разъясняется ленью и невнимательностью друга или каким-нибудь недоразумением… Да, но в этом-то рассуждении, возможно, и кроется ловушка! Только успокоишь, обманешь себя этим «недоразумением» — и судьба нарочно, назло…
Он сумасшедший:
Он бредит о жене похороненной!
Это уж слишком. Завыть? Укусить себя за руку? Но ведь письмо просто потерялось, правда же, правда? Любого спроси, и любой скажет, что потерялось — такая глупая неразбериха кругом… «Этот брак вас погубит…»
не для того,
Чтоб укорять людей, чья злоба
Убила друга моего...
Не для того, что иногда
Сомненьем мучусь...
«Этот брак вас погубит…» Но никто никогда не предсказывал, что брак может погубить — ее.
Москва оцеплена. Все уехали.
Стук — тихий, беспокойный… Ведь никого же нет, только ветки о стекло…
Человек, одетый в черном,
Учтиво поклонившись...
Мне день и ночь покоя не дает...
Вот и теперь...
Черный человек
На кровать ко мне садится
Всю ночь я думал: кто бы это был?
Ведь человеку может сделаться нечем дышать, когда на его письма не отвечают, ведь он и задохнуться может…
Друг мой, Сальери,
Я очень и очень болен...
Сам не знаю, откуда...
Чернила кончились. Забудется… Ну и пусть. Зачем поторопился, зачем писал Плетневу, что все хорошо? Судьба не любит…
О, если правда, что в ночи...
Но он ушел уже
В холодные, подземные жилища...
...Кто от земли
был отлучен каким-нибудь виденьем...
Если письма не будет до 20-го… нет, до 25-го… — то… А что можно сделать? Как еще рваться, как умолять, чтоб пропустили? Зверь, в капкан запертый, отгрызает собственную лапу…
Ну, застрелюсь... И это очень просто...
Цвел юноша вечор, а нынче умер,
И вот его четыре старика
Несут......
Черный человек водит пальцем по мерзкой книге
И читает...
Чернил бы. Встать… А… потом.
