Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз

— Да, думаю, что не легко. Моя мама была менее благородного происхождения, и ей доставляло удовольствие заботиться о нас. Но она умерла, когда мне было одиннадцать, и после этого жизнь стала совсем унылой. Я посещала школу, где остальные девочки были из богатых семей. Учеба их вовсе не интересовала. Они либо дразнили, либо презирали меня. Так что нет, возвращаться туда я совсем не хочу.

— Значит, мы оба выросли без матерей. Это так тяжело… Чего-то ты лишаешься навсегда, — сказал он. — Иногда я просыпался от сна, в котором моя мама целовала меня в щеку, как раньше.

— Твоя мама любила тебя, — сказала я. — Ты правда веришь, что она могла бросить тебя по своей воле без всякого принуждения?

Он остановился, невидящим взором глядя на веселье и поющих людей на площади перед нами.

— Это то, что мне рассказали, — произнес он. — То, во что все поверили. Но сейчас я в этом уже не уверен.

Глава 29

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Мы дошли до переулка, в котором стоял дом Софии, и я уставилась на него. Заметив это, Ренцо предложил:

— Послушай, а не стоит ли нам зайти туда и посмотреть, есть ли там укрытие, где можно кого-нибудь надежно спрятать?

— Но разве все жители не празднуют на площади?

Он заговорщически улыбнулся:

— Вот именно! Лучшего момента и не придумаешь.

— Но мы не можем войти без разрешения. И разве дверь не заперта?

— Я в этом сомневаюсь, — сказал он. — Никто в Сан-Сальваторе не запирает свои дома. Любой незнакомец войдет в город именно по этой улице, и его заметят. И никто здесь не будет воровать у соседа. Это против наших правил. Ну же, давай попробуем. Если нас поймают, я скажу, что я показываю девушке из Англии, как я раньше жил. В этом же нет ничего предосудительного.

Мы поспешили по переулку, и Ренцо повернул ручку входной двери, деревянной, украшенной резьбой и довольно ветхой на вид. Дверь легко распахнулась.

— Эй? Салют! Есть здесь кто-нибудь? — Его голос вызвал эхо где-то наверху лестницы. Ответа не последовало. Он кивнул мне, как бы говоря, что все в порядке.

— Пойдем.

Сначала он провел меня по первому этажу. Окна строгого вида гостиной выходили в переулок. Она была обставлена тяжелой темной мебелью и показалась мне мрачной. На другую сторону выходила столовая с прекрасным видом на виноградники, сбегавшие в маленькую долину, и оливковые рощи, которые поднимались на холм. Я подошла к окну и выглянула наружу. Да, Ренцо был прав. Окно выходило на внутреннюю сторону городской стены — высокой и отвесной, перелезть ее было невозможно.

С гостиной соседствовала старинная кухня с большой чугунной печью и медными горшками, висящими в ряд. А напротив кухни находилась гостиная с удобными креслами и телевизором. Значит, и до СанСальваторе добралась вездесущая цивилизация.

— Раньше это была спальня моей матери, — сказал Ренцо. — Конечно, в те времена, которые я помню. Мы спали здесь, потому что так было теплее, а у нас не хватало дров, чтобы растопить печь наверху. Моя маленькая спальня была за ней.

И он показал мне крошечную кладовую, окна которой выходили в переулок. Он тут же потянул меня за собой, будто бы ему стало не по себе оттого, что он шпионил в чьем-то доме. Но я успела выглянуть в окно комнатки, которая раньше была его спальней. Это окно тоже смотрело на стену, но сверху часть стены была выщерблена, создавая впечатление, что здесь проще было перебраться через нее. Однако это была такая мелочь, на которую точно не имело смысла обращать внимание.

Мы поднялись наверх и заглянули в три спальни. Ренцо указал на квадратный люк в потолке, который, по его словам, вел на чердак. Возможно ли, что кто-то мог оставаться там незамеченным? Но Софии пришлось бы найти веское оправдание тому, что ей постоянно приходилось влезать туда. А если бы она понесла отцу еду, разве старая бабушка не заметила бы этого?

Мы спустились, и Ренцо открыл маленькую дверь, ведущую к лестнице из потемневших ступеней, спускающейся во мрак. Я заколебалась.

— Что-то мне вовсе не хочется идти туда, — пробормотала я. — Выглядит ужасно. Там есть свет?

— Понятия не имею. Не припомню, чтобы я вообще туда спускался.

Холодный запах сырости и плесени доносился до нас. Ренцо посмотрел на меня и кивнул:

— Да уж, просто отвратительное местечко. И чердак не лучше. И в том и в другом случае моя бабушка увидела бы, как мама куда-то несет еду. Я думаю, нам лучше уйти, пока нас не поймали.

Только он успел договорить, как раздался такой удар, будто в дом врезался грузовик, затем последовал ужасный грохот. Все кругом затряслось. Я услышала, как что-то упало и разбилось. В какой-то момент мне показалось, что стены вот-вот рухнут на нас. Я вцепилась в Ренцо.

— Что происходит?

— Всего лишь землетрясение, — сказал он.

Тряска прекратилась, и я осознала, что он обнимает меня.

— Всего лишь землетрясение? — возмутилась я. — Всего лишь?

Он засмеялся и отпустил меня со словами:

— В этих регионах Италии землетрясения — обыденное явление. Ладно. Толчки кончились. Мы в порядке. Давай вернемся к остальным.

Придя на площадь, мы обнаружили там полнейший хаос. Вино из кувшинов пролилось на белые скатерти. Дети плакали. Старухи молились и бормотали. Взрослые быстро ликвидировали беспорядок.

— Все закончилось, — обратился к толпе мужчина с седыми волосами, который развлекал меня беседой в день моего приезда. — Забудем об этом. Давайте снова веселиться.

— Мэр, — пояснил мне Ренцо. — Самый важный человек в этом городе. Его здесь уважают. Он правил городом во время войны, и ему хватило мудрости делать вид, что он радушно относится к немцам. Подозреваю, это спасло нас от большого горя.

Я с интересом посмотрела на старика. Значит, он поладил с немцами? Мог ли он предать своих людей, чтобы спасти свою шкуру? А если развить эту мысль — мог бы он выдать Софию, узнав, что она прячет британского летчика? Я не успела додумать, потому что Паола как раз подошла ко мне.

— Где ты была? Я так волновалась! А тут еще землетрясение.

— Прости, — виновато произнесла я. — Я была с Ренцо, он показывал мне дом, где жил со своей матерью во время войны.

Паола повернулась и уставилась на Ренцо.

— Понятно, — кивнула она. — Ну что ж. Главное, что никто не пострадал.

В этот момент имя Ренцо прозвучало — а точнее, было выкрикнуто — через площадь. Козимо жестами подзывал его.

— Где ты был, мальчик?! — крикнул он. — Блуждаешь и оставляешь своего старого отца на произвол судьбы?

— Отец, ты среди ста человек. Любой из них был бы рад помочь тебе, — ответил Ренцо.

— Во время землетрясения? А если бы мне понадобилось двигаться поскорее, чтобы убежать, тогда что?

— Я думаю, что во время землетрясения открытая площадь, пожалуй, самое безопасное место в городе, — ответил Ренцо.

— Значит, теперь ты решил проявить легкомыслие и неуважение по отношению к своему отцу, да? — Козимо подошел к Ренцо, глядя на него с упреком. — Это немецкая девушка так на тебя повлияла? Когда она появилась в нашем городе, я сразу понял, что от нее будут одни неприятности.

— Она не немка, отец. Она англичанка. И я никакого неуважения себе не позволял, просто сказал правду. И вообще, землетрясение прошло, и ты совершенно невредим, так что все хорошо. Давай вернемся к нашему празднику, ладно? — Он взял пожилого мужчину под руку и посмотрел на меня с едва заметной улыбкой.

Когда они уходили, я услышала, как Козимо проворчал:

— Чем раньше она уедет, тем лучше.

Я снова влилась в большую компанию Паолы. Женщины все еще обсуждали происшествие, вспоминая прошлые землетрясения, разрушенные деревни, людей, засыпанных заживо. Они быстро тараторили на местном диалекте, так что смысл сказанного от меня по большей части ускользал, но я кивала в знак согласия, как будто что-то понимала. Я было задумалась о том, как долго обычно продолжается праздник, но этот нам помогла завершить дочка Анджелины, которая начала плакать.