Привет, красавица - Наполитано Энн

Сильвия сочла картину прекрасной. Она в жизни не догадалась бы, кто автор, если б ей не сказали. Это был не просто пейзаж, а скорее исследование света и дождя. Сильвия помнила слова сестры, что та хочет писать дождь, как Ван Гог писал звезды. На холсте струи дождя сливались с тусклым светом. Именно это сияние и притягивало.

— Я буду тебя любить несмотря ни на что, — сказал Уильям. — Но я не хочу никого ранить. Я не хочу причинить тебе боль, Сильвия. Я должен быть один. Что скажет твоя семья? И Джулия? — Он сморщился, произнеся ее имя. — Те воспоминания, что записываешь. Большая их часть — о тебе и о ней.

— Да нет, обо всех нас, четверых.

Уильям печально покачал головой. Она отчетливо слышала его мысль: «Никакой чуши, никаких секретов».

— Читая твои записи, я понимаю, как сильно ты скучаешь по сестре.

Сильвия пришла в такое раздражение, что захлопнула книгу, запихнула в сумку ночнушку с зубной щеткой и ушла. Пока шагала к автобусной остановке, холодный воздух остудил ее пылавшие щеки. Теперь она злилась на себя за то, что так остро отреагировала на сказанное Уильямом. Позвонит ему из дома. Конечно, он прав. Дело в Джулии. Уильям хочет сохранить отношения в тайне, чтобы потом тихо разойтись, никого в них не посвящая. Она хотела того же из-за старшей сестры. Сильвия вообразила последствия, если Джулия все узнает, и затрясла головой, изгоняя душераздирающую картину. Сестра возненавидит ее за предательство. Единственный выход — оберегать секрет.

Был март, прошло почти пять месяцев, как уехали Джулия с Алисой. Проект профессора Купера продлили, и Джулия, не советуясь с сестрами, решила остаться в Нью-Йорке. «Надолго?» — в телефонном разговоре спросила Цецилия. «Посмотрим, — сказала Джулия. — Я по вам скучаю, но нам с Алисой здесь хорошо». Сильвия облегченно выдохнула. Дважды в месяц они с Джулией созванивались вечером, когда Алиса уже спала, и поочередно оплачивали дорогой межгород. Ни та ни другая не вспоминали о натянутости, сопутствовавшей их прощанию, обе делали вид, что ничего такого не было. Усталая после рабочего дня, Джулия тем не менее взахлеб делилась впечатлениями о городе, умных коллегах и манере нью-йоркских женщин одеваться. Окрашенный возбуждением голос ее звучал звонко, уже давно она не была такой оживленной. «Теперь рассказывай о себе, — говорила Джулия, покончив со своими новостями. — Я по тебе соскучилась, рассказывай все». Сильвия делилась мелочной бахромой своей жизни — работа, протекшая раковина, присмотр за Иззи, — но молчала о главном.

— Звучишь счастливой, — сказала Джулия в конце одного разговора.

— Ты тоже.

— Я счастлива за нас обеих.

Шагая под разлапистыми деревьями кампуса, Сильвия представила, как сестра ее качает головой. «Невозможно тянуть с этим вечно, — сказала воображаемая Джулия. — Вам пора сделать выбор». С самого детства между ней и Джулией существовала неразрывная связь, какой не было с двойняшками. Казалось, они нераздельны, и, видимо, поэтому Джулия, даже уехав из Чикаго, все равно была рядом: вместе с Сильвией шла по улице, сидела напротив нее в ресторане и за компанию с ней отражалась в зеркале ванной. И Сильвия была рада обществу этой версии сестры. В недавнем разговоре с младшими сестрами зашла речь о Джулии, и Эмелин сказала:

— Ты, наверное, очень скучаешь по ней.

— Да нет, не особо, — ответила Сильвия. Она говорила правду, но понять ее могла только Джулия.

Первым узнал Кент. В начале апреля он приехал в гости вместе с Николь, жизнерадостной девушкой, чья обаятельная улыбка соперничала с его, и моментально понял: что-то произошло. Уильям расспрашивал об их помолвке и восхищался обручальным кольцом Николь, принадлежавшим бабушке Кента, но друг, внимательно глядя на него, сказал:

— В чем дело? Ты совершенно изменился.

— Вовсе нет, — ответил Уильям. — Просто потихоньку набираю форму и уже могу пробежать три мили.

Кент покачал головой.

— Не замешана ли здесь девушка? — предположила Николь, изучая Уильяма, словно пациента на приеме.

Кент, считая это невероятным, собрался опять покачать головой, но замер, потому что на лице Уильяма что-то промелькнуло. Он уставился на друга:

— Девушка. Кто же это?

Кент знал весь круг его знакомых по университету и больнице. Поняв, что приятель мысленно перебирает кандидатуры, Уильям тихо произнес:

— Сильвия.

Повисло молчание, Кент собирал воедино разрозненные части мозаики: происшествие на озере, фургон «скорой помощи», больничная палата.

— Ну конечно! — воскликнул он и облапил Уильяма.

— Осторожнее, не поломай его! — засмеялась Николь — жених ее был на пятьдесят фунтов тяжелее Уильяма.

Кент позвонил в библиотеку и потребовал, чтобы Сильвия тотчас явилась к ним. Ее он тоже крепко обнял, и она ощутила облегчение в его объятиях.

— Чудесно! — сказал он. — Как же я-то не углядел, что все к этому идет? — Кент окинул взглядом обоих. — Однако я предвижу неизбежные осложнения.

Сильвия стеснялась его красивой невесты, которую видела впервые. Возможно, та считает ее ужасным человеком, раз она влюбилась в мужа собственной сестры. Сильвия впервые задумалась о мнении чужих людей, под взглядом Николь чувствуя себя обнаженной. Уильям, явно ошеломленный своей откровенностью, с отсутствующим видом сидел на кушетке. Сильвия сжала его руку, напоминая о своем существовании. Не позволяя ему погрузиться под воду внутри себя.

— У этого нет продолжения. Мы скоро расстанемся, — сказал он, очнувшись. — Ради Сильвии.

Кент на нее взглянул, она покачала головой.

— Но мы должны скрывать наши отношения.

Сильвия уже все просчитала и сочла, что нет ничего страшного, что Кент и Николь знают. Они не общаются ни с близнецами, ни с Джулией. Живут в Милуоки. Их посвященность в секрет означала одно: крошечная комната, где обитала их с Уильямом любовь, стала немного больше. Было бы совсем неплохо вчетвером поужинать в ресторане. А что — обычное свидание двое на двое. Появилась возможность слегка расширить пределы тайной жизни, а для Уильяма — побеседовать с лучшим другом.

Кент расхаживал по комнате.

— Вы любите друг друга?

Уильям и Сильвия кивнули — первый неохотно, вторая энергично.

— Прекрасно. Это прекрасно. Однако со скрытностью надо кончать. Немедленно. Это вредно для здоровья, а твое здоровье, Уильям, — главное. Ты знаешь установку.

Сильвия закрыла руками лицо, чувствуя себя трехлетней девочкой на грани истерики, красной от досады и смущения. Сосредоточившись на Уильяме, Кент напомнил ей, что тот — хрупкая ножка стола. И если она надломится, все обрушится на пол.

— Ты рассказал врачу? — Кент не спускал глаз с Уильяма. — Нет? Плохо. Ты должен рассказать всем. Это очень важно. («Для твоего выживания», — говорил его взгляд.) Любовь невозможно скрыть, — сказал Кент.

Сильвия, все еще сидевшая, пряча лицо в ладонях, подумала: «Правда?» Где обитает их любовь? Можно ли ее скрыть? Она была во взгляде Уильяма, когда он смотрел на нее, — любовь была подобна свету, что струится сквозь щели в стене. А любовь Сильвии к нему была такой же неотъемлемой ее частью, как руки и голова. Она бы никогда не впустила в свое сердце любовь к чужому мужу осознанно. Любовь была не тем, что они с Уильямом вызывали друг у друга, они сами были любовью. Сильвия знала: если она уйдет, то попросту закончится. Она перестанет быть Сильвией, она станет оболочкой, которая пробирается сквозь бессмысленные дни.

— Внесем ясность: вам надо расстаться либо всем рассказать. — Кент посмотрел на Сильвию: — Других вариантов нет.

Туман в голове Сильвии рассеялся. Она понимала, что Уильям уцелеет, только живя по собственным правилам. Ложь себе и другим толкала его на зыбкую почву, и Сильвия не могла в этом участвовать. С их первого поцелуя Уильям был прав в том, что тайна должна быть временной, и с того же момента Сильвия осознала, что уже не сможет жить без него. Он стал кислородом, необходимым для дыхания. Но эти истины сошлись только сейчас.