Маша Царева - Девушки, согласные на все
Эмма кричала так, словно ее заживо варили в кипящем масле, от этого гулкого, размноженного эхом вопля у Филиппа даже уши заложило. Хорошо, что дурачок Валера догадался зажать ей рот ладонью. Видимо, девчонка больно укусила его за руку – идиот морщился, но терпел, – и сдержанный его сильной рукой вопль превратился в хриплое мычание.
– Хорошо… отлично, – время от времени бормотал Филипп. – Тошик, отойди вправо, ты ее от меня загораживаешь.
Видимо, у мрачного Тошика и впрямь давно не было женщины – он старался на славу, решительно оттесняя от Эммы готового к бою Рената. О сценарии уже никто не вспоминал. Красивое белье, которое Филипп приобрел специально для этой съемки, было порвано возбужденными мужчинами, клочья тончайшего кружевного бюстгальтера висели на грязных перилах.
В какой-то момент Эмма посмотрела прямо в камеру – казалось, она пыталась в глаза ему заглянуть, спросить: что же я тебе такого сделала, за что ты меня так?
Но на Филиппа эти дешевые бабские приемчики не действовали. Все притворство, все вранье. Она только притворяется, что ей неприятна близость трех мужчин, а на самом деле получает удовольствие. Филипп это точно знал.
Он смотрел на давно обессилевшую и переставшую сопротивляться Эмму и вместо нее видел ту, другую… Сколько раз он вот так же наблюдал, как ее знакомое вдоль и поперек тело терзают самые разные мужчины. Как больно было видеть ее сладострастно выгнутую спину, плети ее рук, обнимающих чужое, потное от сладкой усталости тело. Ее сухие тонкие губы, искривленные в бессмысленной улыбке. Ее полуприкрытые глаза. Ее разметавшиеся по чужой подушке волосы.
Он ненавидел ее в такие моменты. Ненавидел!
Глава 6
…У Азии появился любовник. Филипп сразу это понял. Она изменилась. Эти томно блестящие глаза, этот влажный порочный взгляд, упирающийся в заоконный пейзаж. Длинные телефонные переговоры загадочным полушепотом… Как только Филипп под каким-нибудь предлогом выходил в коридор, Азия вешала трубку и с самым независимым видом объясняла:
– С подружкой болтала.
Подружек у нее не было – женщин Азия терпеть не могла.
Дальше – больше. Она не приходила ночевать. Филиппу не спалось до рассвета – время от времени его обволакивала ватная болезненная дрема. Он машинально протягивал руку в надежде коснуться ее жестких, пряно пахнущих волос, но неизменно натыкался на холодную несмятую подушку и тотчас же, раздосадованный, просыпался.
Появлялась Азия под утро – она тут же запиралась в ванной и долго – слишком долго! – напевала под звук струящейся воды.
«Что она там делает? Чей запах смывает с себя?» – думал Филипп, прислушиваясь к ее неумелому пению. А она выходила из душа замотанная в старенькое ветхое полотенце, бесшумно, как кошка, кралась к кровати и, стряхнув полотенце на пол, ныряла под одеяло и мгновенно проваливалась в сон.
Филипп, сам не зная почему, ни разу не дал ей понять, что не спит. Он притворялся, играл – по его лицу блуждала младенчески безмятежная улыбка. Зря, наверное, старался – Азия на него даже не смотрела.
По утрам она выглядела беззаботной и свежей – не было у нее ни сиреневых теней под глазами, ни анемичной бледности лица. Совсем напротив, после бессонной ночи она выглядела посвежевшей, точно роза после дождя.
А однажды Филипп приметил на ее тонкой шее пламенеющее пятно.
– Что это? – спросил он обреченно, так как на самом деле у него не возникло никаких сомнений в происхождении синяка.
– Это? – Азия коротко рассмеялась. – Да так, не обращай внимания. Брошкой укололась, наверное, попала в сосуд.
Брошек она не носила, колец и сережек (кроме того заветного колечка) – тоже. Считала женские побрякушки одним из проявлений непозволительной вульгарности.
Видимо, у ее нового кавалера водились деньги. Филипп заметил, что в последнее время у Азии появились какие-то новые наряды, хотя раньше она относилась к обновкам чуть ли не с презрением. Или просто талантливо делала вид? Фирменные американские джинсы, симпатичные лакированные лодочки, красное кашемировое пальто… На вопрос Филиппа: откуда все это, она как ни в чем не бывало отвечала:
– Знакомая поносить дала.
Филипп горько усмехался, но никогда не возражал, хотя и понимал всю абсурдность ее объяснения. Стала бы такая девушка, как Азия, носить ношенные кем-то туфли! Или пальтишко надевать с барского плеча. Да ни за что на свете!
Однажды за завтраком он рискнул спросить прямо:
– Азия, ты мне изменяешь?
Она рассердилась. Со стуком отодвинула чашку – жидкий переслащенный кофе расплескался на дешевую клеенчатую скатерть.
– Никогда не смей меня подозревать! – И тут же смягчилась: – Я тебя люблю. У меня нет любовника. Если что-то изменится, я тебе сразу скажу.
Он ей поверил (наверное, оттого, что ему отчаянно хотелось в это верить) и на какое-то время успокоился. Но… Все повторялось снова и снова – поздние возвращения, лихорадочный румянец и блестящие бегающие глаза.
И вот однажды – рано или поздно это должно было случиться с таким нервным и влюбленным мужчиной, как Филипп, – однажды он решил за нею проследить… Спокойно подождал, пока она нарядится и подкрасит перед зеркалом губы (еще одна новая привычка – раньше она пренебрегала декоративной косметикой). И вышел из дому через несколько минут после того, как ее шаги стихли на лестнице.
Оделся он нарочито просто, чтобы не выделяться в толпе, – грязноватые джинсы, коричневая рубашка и легкая болоньевая куртка, – в то время куртка такая была в гардеробе каждого второго московского студента.
Азию он догнал на Садовом. У нее была быстрая походка – она шла уверенно, не оборачиваясь и не глядя в лица встречных прохожих. Он знал эту ее особенность – Азия так глубоко уходила в свои мысли, когда куда-нибудь шла, что порой даже начинала разговаривать сама с собою, словно какая-то городская сумасшедшая. Наверное, она не обратила бы на него внимания, даже если бы Филипп пошел бок о бок с нею.
У высотки она остановила такси. В первый момент Филипп растерялся – она любила жаловаться на безденежье и отрицательно относилась к подобным шикарным шалостям.
– Вот стану знаменитой, тогда и буду шиковать, – смеялась она. – Обязательно заведу себе длинный-предлинный лимузин. А за рулем будет темнокожий водитель в отглаженном белоснежном смокинге.
«Значит, точно хахаля завела, – мрачно подумал Филипп. – Хорошо еще, я догадался захватить с собою деньги!»
Денег было немного, и они предназначались для покупки нового штатива. Но Филипп без сожаления предложил часть «штативных» денег пойманному частнику.
– Вон за тем такси! И побыстрее!
