Александр Терехов - Немцы
В префектуре Анна Леонардовна страдала: задерживается позже шестнадцати (монстр в особые дни выставлял помощника-морду у гардероба отмечать убежавших и опоздавших), так не привыкла в прежних приемных, переработка угнетала: вторую половину дня Анна Леонардовна полулежала на столе, отвлекаясь на небольшой коньячный стаканчик; экзамены на подготовительное отделение факультета старушек она уже сдала, но одевалась ярко и разговаривала с насмешливой дерзостью, ужасно привлекательной в пятнадцатилетних, преждевременно созревавших девчонках и труднопереносимой во всяком другом исполнении, особенно морщинистом и пожилом; Эбер гард сперва (обязан соответствовать, зачем обижать, ей же рассказали, какой он) не сразу отпускал после выпрошенного поцелуя руку, два раза случайно приобнял, замечал красоту, приносил сувенирные безделушки для украшения кабинета и жизни, жаловался, что есть дармовая путевка на Гоа — некуда девать, хотите? — но Анна Леонардовна проявила устойчивость, не прижималась и не хихикала, не помогала, про Гуляева не делилась, и, исполнив долг, Эбергард облегченно играл теперь только в честного, болеющего за дела парня, горячего отца, преклонявшегося перед мудростью, человеческой теплотой и мужской немногословной порядочностью Алексея Даниловича.
Теперь — Эбергард показательно отдышался, ворвавшись (но постучав!), пусть запомнит, доложит: сказали «срочно» — бежал! — Анна Леонардовна смотрела себе на колени, под стол, разминая и поглаживая виски, — уже хорошо, причина не Эбергард, из-за Эбергарда она бы не страдала.
Подняла руку с усилием, словно отдающимся болью в сорванной спине, голова у нее не поворачивалась вообще — тиски! — показала: идите. Там у нас… Такое… сколько живу и чтобы — такое… Эбергард представил, отворяя двери: зайду — в гробу лежит Гуляев, и главы управ полукругом поют, оберегая ковшиками ладоней свечки; или — высоко поднятая подушками, хрипло вздымается и булькает на выдохе дважды простреленная и бесполезно забинтованная грудь героя, и вызванные родственники сжимают уходящее запястье и шепчут: «Леша, Лешенька… Нет!!!»
— Зайди! — и Гуляев закричал, продолжал кричать на принявшего профессиональную позу «я ни при чем, но раз так надо, пусть виноват буду я» начальника оргуправления Пилюса: — Мы трижды с тобой договаривались об этом! — Три гневных пальца под нос! Кричать не умел, видно, ненужных душил потихоньку, боязливо, не зависящими лично ни от кого объективными обстоятельствами, обманутых оставлял в неведении, с уволенными дружил, кричал потому, что кричали только что на него, этажом выше — эхо; сидел растрепанный, словно ночевал в кабинете или ему отвесили пяток плюх неустановленные незнакомцы прямо в приемной, и растирал ребра, прикрывавшие сердце, очевидно, мечтая покончить скорее с этой бесконечной херней, закрыться и вмазать стаканчик.
— Почему не выполнено поручение префекта, Сергей Васильевич?! — и крутанулся в кресле — в сторону! — так было противно смотреть на Пилюса, из-за которого его, Гуляева… Эбергард подкрался и присел рядом с начальником оргуправления в позе покаяния, навалившись грудью на стол, руки сфинксовыми лапами перед собой, глаза вниз, в полированный заливчик между рук — это наша общая вина, несовершенна жизнь!
— Да неужели трудно, — Гуляев добавил слова матом, и еще одно, — Сергей Васильевич, подобрать ответственных, вменяемых исполнителей, правильно поставить задачу и обеспечить контроль за исполнением? Организоваться. Продумать. И просчитать, — Гуляев говорил энергично, напористо, как говорят люди, совершенно не представляющие, как это можно сделать. — Ты что меня подставляешь под префекта, а?!! Не можешь работать, — эхо отпело, теперь зампрефекта цедил непосредственно как монстр, — или не хочешь? Я никого не держу! Парализована работа префектуры, страдает округ — миллион жителей, ты думаешь об этом?
Пилюс звучно сглотнул в такой тишине, от которой побаливает в животе. Эбергард дышал так неслышно, чтобы казалось: не дышит. «А теперь поручим это Эбергарду» — пронеси, Господи.
— Иди! — пусть вынесет отсюда этот ком туалетной бумаги, эту вонь. — Давай, Сергей Васильевич, как-то… Раз и навсегда. Решить окончательно. Нужно финансирование — пиши! Нужна помощь — обращайся! Навалимся все! Кто откажется — мне докладную на стол!
И Гуляев, дождавшись, когда дверь выпустила Пилюса и закрылась, простонал, словно в голове его дребезжал будильник, и сильно прощупывал макушку, затылок, лоб, пытаясь, продавив кожу, попасть в кнопку, отключить этот звон! Эбергард быстро скосил глаза — может, факс какой из мэрии на столе? — сорваны сроки формирования избирательных комиссий? что-то серьезней: не подготовлен вопрос на правительство? Что-то с мэром? Не дай Бог — с Лидой.
— У нас ЧП, — Гуляев повторил для себя, чтобы как-то определиться, закрепить распадающийся, валящийся мир, встать хоть на чем-то неподвижном. — С утра. Вызвали всех: Кристианыча, управляющего делами, Шведова, Бориса. И — два часа! В основном — меня. — Если Гуляев впервые признал, что монстр с ним не только попивает чаек и вспоминает лубянские коридоры, знакомых девок и андроповских мастодонтов, то — опасно очень. — Отменили гаражную комиссию, прием инвесторов, — Гуляев поколебался: говорить? нет? — да что теперь скрывать: — У префекта врач…
Эбергард поднял глаза с «жалко как», «надеюсь, не самое страшное», «вот работа…»
— И самое обидное, он прав, понимаешь? Прав! На триста процентов прав! Мне нечего было ему возразить. Он — дал поручение. Мы — три совещания провели по этому вопросу! И — не выполнили! — Гуляев опытно ввел «мы». — Подключайся! А то ты вечно норовишь как-то стороной…
— Да я… — Эбергард без хамства (ради дела!) выудил из письменного прибора Гуляева листок для записи и карандаш — пишет? пишет; галочка, галочка, единица — первое и — в двойной кружок. Готов!
— Префект поставил задачу: чистота в его санузле! Обеспечить трехразовую уборку, но — высокого! — подчеркиваю, высокого уровня! Трехслойную туалетную бумагу. Размещение полотенец не так вот, на крючках — так их заселяют микробы, — а стопками и в упаковке, — Эбергард следил, но Гуляев не улыбался, сам проверяя Эбергарда: вот только улыбнись! — Месяц! — мы налаживаем эту работу! И вот тебе — результат, — Гуляев остановился и провел ладонью от бровей к губам, вытирая плевки и подступы обморока. — Префект, оказывается, позавчера! — понимаешь? — позавчера намылил палец и мазнул пеной, понимаешь, вот так, снизу по крану. Сегодня утром посмотрел — след остался! Никто кран снизу, под горлом не трет! Сверху вымыли и — хорош! Да что мы тогда вообще можем, если это не можем?! Твоя задача, дорогой мой, уклончивый Эбергард, — полотенца в вакуумной упаковке, шесть штук в день, на упаковке — дата стирки и глажки, так он хочет. И чтоб — стопочкой. Повторяет — стопочкой. Сможем?
