Алина Знаменская - Пленница дождя
Каштанова выждала, пока иссякнет Сашина вспышка.
— Я, конечно, тебе помогу, не сомневайся. Но только, видишь ли…
— Что еще?
Саша боялась не сдержаться и наговорить грубостей. В конце концов, она здесь всего лишь гостья и пользуется гостеприимством этого дома. Не дай Бог, как Илья, ответить черной неблагодарностью. А она близка к этому.
— Тебе уже поздно делать аборт. Срок большой.
Саша почувствовала, как кровь прилила к вискам и застучала там.
— Как поздно? Почему?
Каштанова поднялась и прошлась по комнате. Она явно что-то обдумывала. Саша жадно следила за ней.
— Но ведь у вас есть знакомые врачи, Элла Юрьевна! Ведь сейчас такая техника! Ведь сейчас все можно за деньги! Ну помогите мне!
Саша уронила голову себе на руки.
— Я не стану этого делать, — услышала Саша. — И знаешь почему?
Саша сидела, обхватив голову руками. Она слегка раскачивалась, словно находиться в покое ей было невыносимо. Элла Юрьевна ходила по комнате.
— Потому, что я сама когда-то, вот как ты, сделала аборт. Операция прошла неудачно, и теперь я не могу иметь детей.
— Ну и не надо! — всхлипнула Саша.
— Это ты сейчас так говоришь, — усмехнулась Элла. — А зачем тогда жить? Зачем все это? — Она обвела пространство вокруг себя рукой. — К чему весь мир? Ты сейчас меня не понимаешь, но я тебя прошу: поверь мне на слово, когда-нибудь ты поймешь, что я права. Этим рисковать нельзя.
— Значит, вы отказываетесь мне помочь, — устало заключила Саша.
— Нет, не отказываюсь, — возразила Элла Юрьевна и наконец перестала маячить перед Сашей. Она остановилась. — Мы с Игорем Львовичем могли бы усыновить твоего ребенка.
Глава 18
Настя с Иваном сидели во дворе Мишиного дома, пили пиво и грызли соленые сухарики. Иван пересказывал лекцию по фольклору. Настю ужасно забавляло то, что Иван оказался студентом филфака. К тому же выяснилось, что детская сказка «Курочка Ряба» несет в себе скрытый смысл, о котором Настя никогда не подозревала. В поле зрения Насти попадали Мишин дом и окно кухни. За окном кто-то маячил. Настя подумала — как жаль, что Миши сейчас нет с ними рядом и он не слышит новую версию «Курочки Рябы». Посмеялись бы. Конечно, она могла бы пересказать ему, но у нее так не получится. Миша вышел на балкон. Настя увидела огонек сигареты. Иван проследил за ее взглядом.
— Курит, — сказал он.
— Слушай, пойдем к нему! — вдруг вскочила Настя.
— Зачем? — Брови Ивана взлетели вверх.
— Я замерзла.
Пришли к Мише, когда в доме укладывали спать детей. На ночь Мишина квартира превращалась в цыганский табор. Теперь дети спали в комнате бабушки, Мишин матрас лежал на полу, а Насте отдали диван. Чтобы не мешать домочадцам, пробрались на кухню.
— Мы пива тебе принесли, — сообщила Настя.
Миша молча достал стаканы.
— Ты знаешь, Иван так интересно рассказывает! У них преподавательница по фольклору матерится! Прикинь!
— В самом деле? — без особых эмоций уточнил Миша.
— Зверски, — подтвердил Иван.
Последовал «римейк» «Курочки Рябы». Миша слушал молча, изредка хмыкая.
Потом Настя читала басню, которую выучила на занятиях по сценической речи. И изображала певицу Валерию. Потом Иван вспомнил, что уже очень поздно, и ушел. А Настя и Миша отправились спать.
Перед тем как уснуть, Настя по привычке подробно и в деталях рассказала Мише весь свой день. С утра она ходила на лекцию по истории театра. Им дали целый список литературы, которую теперь где-то нужно достать. Потом были другие предметы, это неинтересно.
А вот после обеда Регина водила их в театр и показала свою гримерную. Насте захотелось работать в этом театре и иметь свою гримерную…
— Как ты думаешь, это сбудется?
— Не сомневаюсь, — ответил Миша.
— А вот мои родители… Представляю, что сказал бы папа! Он говорит, что актриса — это не профессия. Это что-то низкопробное, даже неприличное.
— Он изменит свое мнение, — убежденно отозвался Миша.
Настя замолчала и стала думать о том дне, когда родители получат ее письмо, все узнают и дома разразится гроза. Дойдя до грозы, ее восприимчивая артистическая натура воспротивилась и заставила воображение поработать. Она нарисовала картину поспокойнее. Возможно, грозы и не случится. Поскольку родители должны скучать без единственной дочери и думать больше о ее счастье, чем о своих амбициях. Эта мысль несколько согрел ее. Настя почувствовала прикосновение покоя, сладкое приближение сна.
— Ты спишь? — выдернул ее из этого состояния совершенно не сонный голос Миши.
— Я.., нет, а что?
— Зачем ты его привела ко мне?
Настин сон разбился, как яичная скорлупа от удара мышиного хвоста.
— Как — зачем? Просто…
— Тебе нравится меня мучить?
— Мучить? Как — мучить? — Настя широко распахнула глаза и повернулась к Мише. Но сквозь темноту разглядела лишь слабый блеск его глаз.
— Ты меня подвергаешь просто нечеловеческим пыткам, Настя. Самый жестокий палач такого не придумает. Я больше не могу.
Тихий голос Миши звучал рывками, словно преодолевая препятствие.
— Я ничего не понимаю. — Настя села и завернулась в одеяло. — Ты мой самый близкий друг, я думала, что и ты…
— Я тебя люблю.
Настя поежилась. Она боялась пошевелиться. У нее возникло ощущение, что она бежала куда-то радостно и на всей скорости налетела на стену. Ударилась неслабо. И еще испытала искреннее недоумение: откуда эта стена здесь взялась? Ведь ее не было! Она не знала, что и сказать. Но Миша, вероятно, не ждал от нее слов. Он стал говорить сам, зная, что теперь она не пропустит ни одного слова.
— Я полюбил тебя сразу. В тот день, когда вы остановили нашу машину и ты начала щебетать какую-то чушь про Хлебную улицу. Дело в том, что я давно, я всегда знал, что встречу однажды такую, как ты, — хрупкую, беленькую, с легким характером. Когда ты уселась на переднее сиденье нашей машины, я понял, что это ты.
— Врешь! Тебе нравилась Саша!
Настя все еще не хотела верить, она искала, чем заслониться от этой ненужной ей правды. Неужели она теряет друга? Своего лучшего друга!
— Но ты понравилась Вадиму. Он как раз переживал свой разрыв с Гулей, был в депрессии, и, когда признался мне, что запал на тебя, я промолчал. Я подумал: пусть она сама выберет. И сделал все, как просил Вадим.
— Ты сказал Саше, что вы хотите с нами поговорить. Наедине, — вспомнила Настя.
— Когда вы отказали нам, я так обрадовался! Я решил, что раз ты не хочешь уединяться с Вадимом, то для меня не все потеряно. И еще — что мне не придется обманывать Сашу. Ведь я уже любил тебя.
У Насти в голове лихорадочно мелькали кадры их ночной эпопеи. Теперь она все видела под новым углом зрения. Многое понимала по-другому. Многое выглядело иначе и открывало для нее истинное значение.
