Наталья Нестерова - Портрет семьи (сборник)
Люба давно не испытывала такого азарта при покупке вещей. Ей хотелось расцеловать каждый миниатюрный башмачок, трясти в воздухе погремушками. Точно вернулась в детство, играет в куклы, подбирает им наряды. И она остро завидовала Кире, которая на живую куколку будет все это надевать.
От собственных детей внуков не допросишься.
Наверное, начнут рожать, когда матери девяносто стукнет, она будет сидеть в инвалидном кресле и пускать слюни изо рта.
Продавец подвела Любу к отделу, где были выставлены прогулочные коляски. Это было чудо инженерной и дизайнерской мысли! В сравнении с ними луноход — колымага. Но Люба в сомнении покачала головой: коляски были достаточно большими. Точно подслушав ее мысли, продавец сказала, что они продаются упакованными в коробки, которые могут доставить вместе с остальными покупками прямо в отель; Люба приобрела две коляски.
Потом она плотно пообедала в ресторане, заглянула в лавку деликатесов за собрасадой, в галантерейном магазине купила три больших чемодана и кофр, приехала с ними в меховой салон. Поскольку из трех визитов во время двух Люба была при чемоданах, работники салона решили, что в Сибири дела совсем плохи. Ведь именно туда собиралась богатая русская дама, потребовавшая испортить великолепные меховые изделия.
Люба была прирожденной транжирой. Но долго этого не знала. Небогатое детство, скромная юность, подсчеты каждой копейки в первые годы семейной жизни. Но когда они с Антоном стали на ноги, обустроили квартиру в Сургуте, завелись лишние деньги, ведь зарплаты с северными коэффициентами платились немалые, Люба откладывать не умела, сберкнижка опустошалась во время каждого отпуска, который много лет проводили по одинаковой схеме: у Киры в Москве, у родных в Херсонской области и в Брянской.
— В санаторий поедем, — говорила Люба, — когда от старости заболеем и ноги протянем.
— Уже поздно будет, — возражала Кира. — В катафалке в санаторий не возят.
Часто, улетая после отпуска на Север, Люба занимала у подруги деньги, истратив свои до копеечки.
— Куда делись три тысячи рублей? — удивлялась Люба. — Как корова языком слизнула. Опять острая финансовая недостаточность и денежная непроходимость!
— Три тысячи! — поражалась Кира. — Бешеные деньги! Машину можно было купить! А ты все профукала! Не весь век на Севере жить будете! Надо экономить, откладывать на возвращение. Сама говорила, все так делают. Обещай начать новую жизнь. Я тоже начну! Я брошу курить, а ты бросишь…
— Только не мужа!
— Ты бросишь транжирить!
Перестраиваться Любе не пришлось. Антон стал зарабатывать много, потом очень много, потом немыслимо много. Даже Люба не могла все потратить. Но деньги, которые она очень любила за куражную свободу и возможность быть царски щедрой с родными и близкими, постепенно превратились во врагов. Они отдаляли от нее мужа, который уборочным комбайном катил по денежной ниве и не осматривался вокруг, ничего не замечал, Любу оттеснил на обочину. Деньги услали детей на учебу в престижную Англию и не отдали обратно. Люба ни за что бы не хотела вернуться в нищенскую молодость, но и счастья большая мошна не принесла. Это как искусственные клапаны в сердце — и без них загнешься, и с ними не в радость.
Люба тратила деньги, презирая их и одновременно не представляя, как может существовать без возможности позволить себе любой каприз.
Она была не лишена женской завистливой соревновательности. Когда банкирша Райка с соседней виллы установила у себя маленький фонтан «под античность», Люба свой бассейн обставила скульптурами безруких венер, бесштанных аполлонов, рогатеньких гермесов и амурчиков со стрелами.
— Точно стража или почетный караул, — покачала головой Кира, когда приехала в гости. — Плотно стоят.
— Тысяча долларов на квадратный метр, — подтвердила Люба.
Кира мягко пыталась выяснить, что произошло между Антоном и Любой, почему они, прежде неразлучные, могут месяцами жить друг от друга в отдалении. Кира спрашивала в свойственной ей деликатной манере:
— Ты не хочешь мне рассказать, что изменилось?
— У меня нет от тебя секретов, — отвечала Люба, — потому что ты их не поймешь.
— Затрудняюсь перевести эту фразу на логичный русский.
— Ты не представляешь, что такое большие деньги в первом поколении.
— Я читала Драйзера и Мамина-Сибиряка и знаю о тлетворных соблазнах капитализма теоретически.
«А я практически видела своего мужа, кувыркающегося в постели с двумя проститутками! — хотелось воскликнуть Любе. — Видеокассету какая-то добрая рука прислала, точно Антошка генеральный прокурор Скуратов. Хотели, чтобы я бурю подняла и мужу голову свернула. Но я на провокации не поддавалась. Новые приятельницы научили. Для них проститутки, соски их называют, — очень выгодный вариант. Точно одноразовые салфетки для мужа — высморкался и облегчился. А если заведется серьезная зазноба — опасность для денежек. С проститутками не заведется. Кира! Не могу я тебе объяснить, почему, пережив страшные минуты, я согласилась на поражение. По фактам ясно — из-за денег. По сути — ради Антона и детей. Я многое могу побороть, только не мужа и детей, когда сама на поверку такая же. Ты, Кира, однажды рассмеялась, когда я сказала: березовый сок с мякотью. Мол, такого не бывает — сок с древесиной. Милая моя подружка! Бывает! Сок пополам с опилками!»
Они разговаривали, когда Кира после страшной аллергии и отравления начала поправляться. Люба сидела рядом с ее кроватью.
— Почему ты молчишь? — спросила Кира.
— Можно так сказать: старый опытный камикадзе?
— Нельзя. Камикадзе — это одноразовый самоубийца.
Люба тяжело вздохнула. Не поймет ее подружка. И перевела разговор на другое:
— Будешь гадость из овсянки кушать? Нет? Давай поменяем врача? Найти такого, который разрешит тебе устрицы?
— И при этом не потребует повышенного гонорара?
— Вы ставите нереальные планы!
Кира подстроилась под ее настроение, они перебрасывались шутливыми фразами. Но в середине дурашливой болтовни Кира вдруг подняла руку, погладила Любу по щеке:
— Прости меня за назойливость! Но я все-таки скажу! То большое, здоровое и чистое, что есть в тебе, не могут уничтожить ни бешеные деньги, ни социальные извращения.
— Проститутки? — воскликнула Люба, полагая, что Кира внутренним чутьем увидела больную точку.
— Какие проститутки? — устало откинулась на подушки Кира. — Господи! Что тебе в голову лезет? Я имела в виду перекосы в нашем обществе, когда вчерашние друзья оказались на разных финансовых полюсах.
