Абрахам Вергезе - Рассечение Стоуна
Гхош мягко подтолкнул Хему к двери, но она воспротивилась.
— Нет. Мы не можем уйти.
— Что происходит?
— Я их уложила, собралась выйти, посмотрела напоследок… Мэрион дышал ровно. А вот Шива… — Она всхлипнула, указывая на младенца с повязкой на голове. — Животик у него надулся, опал… и потом ничего. Я не поверила глазам. «Хема, тебе померещилось», — сказала я себе. Но он начал синеть, что было заметно даже при этом освещении, особенно по сравнению с Мэрионом. Я дотронулась до него, а он вытянул ручки, ухватил меня за палец и глубоко вздохнул. Он словно старался сказать: не уходи. Теперь он снова дышит. О, мой Шива… Если бы меня не было рядом, он бы уже умер.
От ее слез рубашка Гхоша намокла на груди. Он не знал, что сказать, и надеялся только, что Хема не почувствует запах пива. В какой-то момент она высвободилась из его объятий. Они стояли рядом, смотрели на Шиву, а Алмаз маячила у них за спиной.
С чего это Хеме вздумалось дать детям имена? Не поторопилась ли она? Как-то эти имена не выговариваются. А она их с кем-нибудь обсуждала? Что, если Томас Стоун объявится? И зачем называть дитя монахини и англичанина именем индийского бога? И откуда взялось имя Мэрион для мальчика? Нет, это все временно, пока Томас Стоун не придет в себя и британское посольство не предпримет необходимых шагов. Хема действовала так, словно была малышам матерью.
— Это повторялось? — спросил Гхош.
— Да! Еще раз. Спустя примерно тридцать минут. Я уже собиралась отвернуться. Он выдохнул… и застыл. Я решила подождать. Ждала, ждала… и не могла уже больше выдержать. Дотронулась до него, и он сразу же задышал снова, словно опомнился. Я здесь уже три часа, даже в сортир боюсь отлучиться. Никому не могу его доверить, да и объяснить толком не могу. Спасибо, Алмаз решила остаться и помочь мне с ночным кормлением. Я послала ее за тобой, — ответила Хема.
— Делай свои дела. Я присмотрю за ними.
Хема очень скоро вернулась.
— Что думаешь? — спросила она, вытирая глаза платком. — Не послушаешь ему легкие? Хотя ни кашля, ни хрипов не было.
Прижав палец к подбородку, прищурясь, Гхош внимательно наблюдал за ребенком. Молчание затянулось. Наконец он сказал:
— Я его тщательно осмотрю, когда проснется. Но мне кажется, я понимаю, что это.
Хема ответила таким взглядом, что у него дрогнуло сердце. Эта была какая-то другая Хема, не та, что встречала его слова с неизменным скептицизмом.
— Точнее, я уверен. Апноэ недоношенных. Недуг хорошо описан. Видишь ли, мозг у него еще незрелый, и дыхательный центр не развит до конца. Он попросту то и дело забывает дышать.
— Ты точно знаешь, что это не что-то другое? — Она не ставила его слов под сомнение, она, как всякая мать, желала от доктора твердости в суждениях.
Он кивнул:
— Убежден. Тебе повезло. Обычно апноэ кончается смертельным исходом прежде, чем его сумеют распознать.
— Не говори так. Господи. Что же нам делать, Гхош? Он чуть было не сказал ей, что поделать ничего нельзя.
Совсем. Если ребенку посчастливится, он за несколько недель перерастет недуг. Правда, можно подключить новорожденных к аппарату искусственного дыхания, пока их дыхательные органы не сформируются окончательно. Это редкость даже в Англии и в Америке. Здесь же, в Миссии, и разговора быть не может.
Она, затаив дыхание, ждала, что он скажет.
— Вот что мы сделаем, — начал Гхош, и она выдохнула. План родился у него только сейчас, и непонятно было, сработает ли он. Но не говорить же ей, что поделать ничего нельзя. — Принеси мне кресло из гостиной. Кроме того, ножные браслеты, кусачки и проволоку либо шпагат. Планшет или блокнот, если у тебя есть. И вели Алмаз сварить кофе, покрепче и побольше, и налить в термос.
Эта новая Хема, приемная мать близнецов, без лишних вопросов кинулась выполнять поручение. Он проводил ее взглядом.
— Если бы я знал, что ты так охотно согласишься, я бы заказал еще коньяк и массаж стоп, — пробормотал Гхош. — Ну а если не сработает… в конце концов, чемоданы у меня собраны.
Два часа ночи. Гхош сидит в кресле, прихлебывая кофе, в доме тихо. Один конец бечевки обвязан у него вокруг пальца, ко второму прикреплен ножной браслет Хемы, перекусанный пополам и надетый Шиве на ногу. С браслета свисает маленький серебряный колокольчик, издающий тонкий приятный звон, стоит малышу пошевелить ногой.
Свои часы на ремешке Гхош надел на ручку кресла. Первую страницу тетради он разделил на вертикальные колонки: дата и время. Шива пошевелился во сне, колокольчик ободряюще звякнул. До этого они покормили малышей, добавив в бутылочку Шивы капельку кофе. Гхош надеялся, что кофеин, стимулятор и раздражитель нервной системы, не даст дыхательному центру отключиться. Малыш стал вести себя беспокойнее, чем брат-близнец.
Хема спит на диване в дальнем углу гостиной, комнате рядом со спальней. Торшер под абажуром, который они переставили в спальню, бросает свет на страницы.
Гхош разглядывает стены. Девочка с косичками и в половинке сари стоит между двумя взрослыми. Напротив Гхоша висит портрет в рамке: Джавахарлал Неру в задумчивости потирает подбородок. Гхош полагал, что в спальне Хемы все аккуратно расставлено по местам, а тут платья переброшены через спинку кровати, раскрытый чемодан на полу, стопки книг и кипы бумаг на стульях, груда одежды в углу. А сразу за дверью спальни он углядел ящик размером с буфет.
«Она его купила, — мелькает у него в голове. — „Грюндиг“, не иначе. Лучшее, что можно приобрести за деньги».
Его собственные радиоприемник и проигрыватель несколько месяцев как сломались.
Периодически он посматривает на малыша: дышит. Примерно через полчаса Гхош зевает, смотрит на часы и с изумлением убеждается, что прошло всего лишь семь минут. Господи, придется нелегко, проносится у него в голове. Он приканчивает первую чашку кофе и берется за вторую.
Поднявшись с кресла, он принимается кружить по комнате. На полке книги в одинаковых переплетах. «Классики мировой литературы», — гласят золотые буквы на корешках. Гхош берет один том и садится. Прекрасный кожаный переплет, золотой обрез. Похоже, книгу ни разу не открывали.
В четыре утра Гхош идет будить Хему. Она спит, подложив обе ладони под щеку. Он легонько тормошит ее, она открывает глаза, видит его и улыбается. Он протягивает ей чашку кофе.
— Моя очередь? Гхош кивает. Хема садится.
— Остановки дыхания были?
— Дважды. Сомнений быть не может.
— Господи. Я и представить себе такого не могла. Нам повезло, что я заметила в первый раз.
— Выпей, умойся и топай в спальню.
