Роберт Динсдейл - Хижина в лесу
Он хотел сказать, но слово застряло в горле.
— Мне можно будет прийти? Серьезно?
Лена кивнула головой.
— На следующей неделе.
Впереди — целая вечность, пять ночей тьмы и леса.
— А может, сегодня вечером?
— Не дразни удачу, волчонок. У тебя впереди целая неделя, чтобы привести себя в порядок.
Иногда дед вообще не возвращался в пряничный домик. Сначала мысль, что придется провести всю ночь наедине с деревьями, страшила мальчика. Он заползал в шалаш и, закутавшись в красную куртку, до самого рассвета лежал без сна, прислушиваясь к топоту ног зубра или оленя. Когда дед спал, свернувшись у костра под открытым небом, в лагерь наведывались лисы. Они искали кости и объедки, которые оставил мальчик. Впрочем, из всех звуков леса лишь шум приближающихся шагов деда мог по-настоящему его встревожить.
Сегодня ему снилась Лена, а потом он услышал, как дед прорезает очередную борозду в снегу. Темная фигура на мгновение заградила собою свет почти погасшего костра. Старик подбросил в него дров, и тихое потрескивание засвидетельствовало, что огонь борется со снегом.
Мальчик просунул голову сквозь сосновые лапы.
— Подойди, внучок.
Дед даже не взглянул в его сторону. Как же старик догадался, что внук на него смотрит? Мальчик вылез из пряничного домика, и в лицо ему ударила горячая волна воздуха. Забыв обо всем, мальчик бросился к костру и подставил раскрытые ладони теплу. Иногда жаркий огонь взбадривает куда лучше, чем сытный обед.
— Деда, куда ты ходил?
— К болотам.
— До самого конца?
Старик фыркнул.
— Ты перебрался через болота?
— Меня позвали деревья, малыш.
— Деревья с другого берега?
— Да, с другого…
Мальчик помнил эти деревья. Они были очень-очень старыми. Это были деревья, среди которых затерялся Старик-из-Леса в той самой истории. Мальчик не хотел знать, насколько древними являются леса, растущие за осинами, под которыми жили партизаны. Он не желал отправляться туда, где бродили косматые волки, туда, где, возможно, есть другие деды, которые одичали и увели своих маленьких внуков жить среди деревьев.
— Это не сказка, а присказка, — начал старик. — Настоящую сказку ты услышишь завтра после ужина, когда вдоволь наешься свежего хлеба.
— Пожалуйста, деда, не надо сегодня ничего мне рассказывать.
— Ну вот, — продолжал старик, не обращая внимания на то, как поежился его внук, — Абель и мужчина, который когда-то был мальчиком, сбежали из избушки в лесу потому, что их товарищи превратились в диких зверей. Абель бежал в своих сапогах, а мужчина, который когда-то был мальчиком, — в кожаных мокасинах. Прошло совсем мало времени, и они услышали крик в ночи. Это кричал человек. Такого душераздирающего вопля они не слышали с тех пор, как сбежали через челюсти великого ледяного города Гулага. Абель остановился, помогая мужчине, который когда-то был мальчиком, перебраться через завал из черных сосен. Абель сказал, что прежние товарищи гонятся за ними и что они очень голодны. Мужчина, который когда-то был мальчиком, ответил: «Они съели Лома и теперь познали вкус человечины. Но они не найдут нас, деревья на нашей стороне». Абель помнил сказки из своего детства. Он помнил сказку о Бабе-яге и ее избушке на курьих ножках. В этой сказке маленькая девочка повязала ленту на ветку дерева, и дерево выставило свои колючки, чтобы не подпустить к ней ведьму. Абель сказал: «У нас нет лент. Нам нечем повязывать ветви. Мы пропали». — «Ты не прав, — сказал на это мужчина, который когда-то был мальчиком. — Я тоже помню эту сказку. В ней люди смогли выжить в лесу несмотря на то, что солдаты, посланные Королем-с-Запада, старались их всех поубивать. Мы, как и те люди, доверимся деревьям».
Старик откашлялся.
— Они бежали, а за ними гнались. Они бежали, а за ними гнались. Они бежали, а за ними гнались. Их окружали черные сосны. Сквозь их кроны не проникал даже малюсенький лучик света. Озверевшие люди из Гулага гнались за ними, но в темноте нельзя было разглядеть их следов на лесной подстилке. Черные сосны сомкнулись и послали их преследователей по ложному пути, в самую чащобу. Наконец Абель и мужчина, который когда-то был мальчиком, добрались до опушки леса. Впереди простиралось белое заснеженное поле, а с неба не упало ни единой снежинки. Абель сказал: «Они выследят нас там, где деревья не смогут нас защитить». Мужчина, который когда-то был мальчиком, возразил: «Но мы не можем повернуть назад». Они бежали, а за ними гнались. Они бежали, а за ними гнались. Они бежали, а за ними гнались. Когда беглецы оглянулись, то увидели своих прежних товарищей. «Они теперь сильнее, потому что поели», — вздохнул Абель. «Они наелись человечины», — сказал мужчина, который когда-то был мальчиком.
Мальчик не хотел больше ничего слушать. Рассказ деда совсем не походил на сказку о Бабе-яге. Она тоже ела маленьких мальчиков и девочек, но Баба-яга жила в избушке на курьих ножках, летала на метле и казалась такой… ненастоящей.
— Деда, это правда? — спросил мальчик.
Но старик продолжал, словно не слыша вопроса внука:
— Абель был слаб, и мужчина, который когда-то был мальчиком, тоже был слаб. День сменился ночью, и Страна вечной зимы сомкнула свой кулак. Когда беглецы оглянулись, то увидели, что их почти нагнали. «Где деревья?» — крикнул Абель. «Деревья далеко», — ответил мужчина, который когда-то был мальчиком. И вот преследователи нагнали Абеля и его друга. Теперь их было пятеро из восьми. Их лица и руки покрывала кровь. «Вижу, вы не остановились на Ломе», — сказал Абель. «Не остановились и не остановимся! — крикнул вожак. — Согласно закону великого ледяного города Гулага, человек питается человечиной. Мы тоже люди, и мы соблюдаем этот закон».
— Деда! Это правда?
— И вот мужчина, который когда-то был мальчиком, обратился с мольбой к деревьям, и деревья, хотя были далеко, ответили ему. В ночи послышался вой сотен волков. Вдруг началась метель, и свист ветра слился с волчьим воем. «Что за колдовство!» — закричали озверевшие преследователи. И мужчина, который когда-то был мальчиком, воскликнул: «Никакое это не колдовство! Волки созывают друг друга! Тем, кто боится волков, нет места в лесу!» И вот волки набросились на озверевших людей, а Абель и мужчина, который когда-то был мальчиком, затерялись в метели и благополучно добрались до леса, где им на выручку пришли деревья.
Старик обнял внука. С каждым словом он прижимал к себе мальчика все крепче и крепче.
— На этом заканчивается рассказ о беглецах.
Мальчик молчал. Его бил озноб.
— Ты приведешь ко мне девочку?
— Я постараюсь, деда.
Мальчик подался назад, желая заползти в пряничный домик и ждать до утра, ждать хоть все пять дней, не вылезая оттуда, но взгляд старика, подобно прутьям клетки, не отпускал его. Не нашлось ни малейшей щели, через которую можно было бы протиснуться. Колени мальчика подогнулись, и он опустился на снег. Сердце громко билось в груди.
— Старайся лучше, — тяжело дыша, сказал старик.
В пятницу, когда дед отправился блуждать по лесу, мальчик пошел к Хвощовому озеру. По дороге он зорко смотрел по сторонам, ища борозду, оставшуюся после старика. Забравшись в построенный на берегу шалаш, мальчик принялся за замысловатой формы сучок ясеня, который раздобыл по дороге. В руке мальчик сжимал заостренный с одной стороны камень, похожий на острие копья или гигантской стрелы без древка. Он принялся счищать камнем кору, и та полосками падала на подстилку шалаша. Вскоре из-под рук мальчика вышли четыре тоненькие ноги с небольшими утолщениями-копытцами на концах. Затем он выдолбил горделиво задранный хвост. Приподнявшись, мальчик поставил это пока еще безликое существо рядом с маминой лошадкой-качалкой. Поделка выглядела ее нелюбимой, уродливой сестренкой, и мальчик принялся со всей тщательностью вырезать морду и гриву.
Час за часом, движение за движением, и новый маленький друг готов.
Когда работа была окончена, уже стемнело. Совсем скоро наступят выходные. Мальчик знал, что они имеют особую власть над Леной, как, впрочем, и над ним. По пятницам, наблюдая за домиком, он видел, что, возвращаясь из города, девочка ведет себя очень оживленно, и считал, что Лена, как и он, томится бесконечными буднями и с нетерпением ожидает субботы, чтобы иметь возможность поиграть в лесу.
О возвращении девочки возвестил свет головных фар автомобиля, скользнувший по крыше, и шум двигателя. Мальчик ждал, сидя на мамином дереве. Когда отец и дочь выбрались из пикапа, до слуха мальчика долетели отголоски горячего спора. На этот раз Лена, как ему показалось, огрызалась. О чем бы они ни спорили, мужчина был на грани срыва. Впрочем, знать этого мальчику не хотелось. Ленин отец сказал дочери, что школа может подождать, но если она осмелится сегодня пререкаться с мамой, то никакого Рождества не будет.
