Дэниэл Хэндлер - Наречия
— Лишь бы не дома, — заметила та.
— Если мы выберемся куда-нибудь, вдруг Майк не сможет с нами пойти, — возразила Андреа.
— Какая разница, — отозвалась Сэм. Она перевернула свою пустую чашку и прижала ладонью к столу, словно боялась, что та убежит. — Эти объявления о птичках копятся и копятся, хоть ты тресни. Пропал попугайчик Петти, звонить туда-то. Читать невозможно — тоска, да и только. Можно подумать, они его найдут.
— Он улетел, — согласилась Андреа.
— Нет, что вы, — возразил Стивен. — Обычно, когда такие птицы теряются, в парке их ждет стая, и тогда они начинают порхать все вместе. Я читал об этом в журнале. Там еще были картинки.
Журналы. Скажет тоже!
— Брехня! — махнула рукой Сэм. — Я постоянно бываю в парке и ни разу ничего подобного не видела. Все это враки. Люди просто гуляют и решают свои проблемы. Именно для этого и существует парк. Там еще есть лошади, за которыми любят наблюдать девочки.
— Неправда, — стоял на своем Стивен, он же Яйцо. — В парке всегда есть стая ярких красивых птиц. Все эти потерянные попугаи, зеленые волнистые попугайчики, как тот Петти, канарейки, туканы и еще такие черные птицы — не знаю, как они называются, они еще воруют блестящие предметы.
Стивен вытер рот салфеткой — один раз, а затем, медленно-медленно, второй.
— Ну, Сэм? Что бы ты хотела на день рождения?
Сэм выпустила из рук бесполезную чашку.
— Птицу, — неожиданно солгала она. До дня ее рождения оставалось еще две недели.
Стивен улыбнулся обеим девушкам и, словно новыми вставными челюстями, клацнул палочками.
— Хорошо, — сказал он и откусил кусочек холодного яйца.
Какое-то время именно он был участником нашей истории.
Андреа и Сэм обожали альбом группы «Clash» «Sandinista!», и неспроста. Потому что он длинный. У меня дома он записан на двух компакт-дисках, а у них — на трех виниловых пластинках. Яйцо-Стивен был прав — это действительно очень напоминает восьмидесятые, хотя альбом и вышел в восьмидесятом году. «Clash» тогда помешались на рэгги, поэтому его там немерено. Потом была еще такая фишка, как «даб», — практически тот же рэгги, только с инструментовками. Андреа и Сэм растянулись на диване, смеясь и споря о том, чья очередь встать и перевернуть пластинку, и тогда их постоялец впервые за все время поцеловал Сэм, поцеловал в плечо. Ей никогда не забыть — в тот момент звучала «Somebody Got Murdered», ее любимая песня альбома, и все равно Сэм была вынуждена признать, что альбом слишком длинный. Порой, когда она пыталась его слушать, причем в комнате, освещенной бессонницей, ничего не происходило, альбом, казалось, протягивал свои инструментальные пальцы далеко в ночь, словно ему тоже хотелось чего-то лучшего.
Однако сегодня все происходило утром, и играл не альбом «Clash», а снова альбом «Katydids», и Сэм точкой с запятой свернулась калачиком на диване, а Андреа подвинула ей ноги, чтобы сесть на полотенце и поговорить о новой двери душевой кабины. Затем в комнату вошел Яйцо — значит у него свой собственный ключ, потому что Сэм никогда не забывала замкнуть дверь. Он что-то принес, что-то такое, что поначалу можно было принять за призрак какого-то карлика. Увы, это оказалась клетка, поверх которой был наброшен кусок белой ткани.
— С днем рожденья! — пропел Яйцо с фальшивым британским акцентом. — С днем рожденья! — Однако остановился, не допев до строчек, которые всем нравятся: «С днем рожденья, дорогая…» — после чего надо только добавить имя. Вместо этого он просто поставил клетку Сэм на колени.
Сэм заглянула внутрь — что там такое?
О боже, или как тебя там! Откуда здесь всякие кошмарные вещи? Ну почему, если ты сотворил мир, почему ты сотворил его именно таким, а не лучше? Почему мы должны делать все возможное, если ты сам этого не сделал? Ты, о Совершенный или Совершенная? Ну что тебе стоит сотворить для нас поцелуй, когда мы о нем мечтаем; о ты, кто находит наших пропавших питомцев вместо того, чтобы лишний раз лягнуть нас, когда мы и без того повержены? Ведь если послушать все эти истории про всех этих птиц, улетающих на юг, когда здесь у нас наступают холода, неужели ты должен проявить себя именно так, на коленях у Сэм?
— Продавец сказал, что его зовут Любимчик, — пояснил Стивен, он же Яйцо. — Если хочешь, можешь назвать его иначе. Это птица любви, ты уж меня извини за банальность.
— Мне казалось, они живут парами, — заметила Андреа и накрыла клетку куском ткани. — Заткнись, заткнись, заткнись.
— Только не эта, — сказал Стивен. — Это редкая птица — ха! — как и ты, Сэм.
— Пошел к черту!
На первом альбоме «Katydids», ближе к концу, есть кусочек, где они почему-то поют по-японски.
— Стивен, ты не мог бы на минутку оставить нас одних, — попросила Андреа.
Стивен встал. Сэм тоже встала бы, если бы он прошел в кухню, однако он остановился и просто так, от нечего делать, прихватил с собой коробку, на которой было написано «Кормушка для колибри», — и этим все было сказано. Яйцо был слишком опасен, чтобы оставаться в истории Сэм.
— Он тебя прирежет, — негромко произнесла она. — Я его знаю, Андреа. В один прекрасный день он отправится в поход с кем-нибудь из своих дружков по колледжу, и они вдвоем это устроят. Ты исчезнешь. Испаришься, будто тебя и не было, а я буду здесь одна сидеть на диване и слушать альбом «Katydids».
— Альбом уже почти кончился, — зловеще промолвила Андреа.
Сэм вздохнула и посмотрела на полотенце, в которое была завернута Андреа. У нее с трудом укладывалось в голове, что махровая ткань может быть столь прекрасна.
— Знаю, — сказала она, — я схожу с ума. Можешь мне об этом не говорить. А еще я знаю, что права насчет твоего Стивена. Ты исчезнешь, Андреа, исчезнешь в лесу.
Андреа подалась вперед и взяла Сэм за запястья, взяла легко, почти не сжимая.
— Послушай меня. Ты едва выносима. Я едва терплю твои выходки.
Все эти «едва» — Сэм и Андреа это знали — были откровенной ложью, чем-то таким, чего им никак не склеить вместе. Они посмотрели друг на друга, как пара вводных предложений. Откуда-то с кухни поверх альбома «Katydids» послышалось, как Стивен, он же Яйцо, открывает коробку.
Сэм поднялась с дивана и, взяв с собой только что подаренную ей птицу, вышла вон, чтобы не мешать счастью этих двоих. Еле передвигая ноги, она тащилась вдоль улицы, и тут неожиданно, подобно чуду, перед ней вырос ее друг Майк — он стоял посреди тротуара, разглядывая собственные ботинки.
— Привет, Сэм! — поздоровался с ней Майк. — Ты, случаем, не продаешь сегодня комиксы? Это что у тебя такое? Птица? Хочешь посмотреть на муравьев?
Майку было десять, и он жил в их квартале вместе с печальным, остерегающимся всего на свете отцом.
— Это птица любви. — Сэм решила, что отдаст ему клетку. Только сначала они поговорят. «Впрочем, Майк, ты можешь сделать для меня одну вещь? Давай не будем говорить про любовь. Давай просто позависаем вместе».
— Я знаю про любовь много разного, — сказал Майк.
— Ты ничего про нее не знаешь, — возразила Сэм, — ты еще слишком молод, и у тебя нет опыта. Весь твой опыт состоит в том, сколько сортов жвачки ты успел сжевать за свою жизнь.
— Семь, — моментально отозвался Майк. — Я знаю про любовь. Меня ей обучила моя подруга.
Сэм больше не слышала «Katydids». Либо альбом закончился, либо Яйцо и Андреа, как только она ушла от них, сменили пластинку, или же она просто далеко отошла от дома. Ответ мог быть на редкость прост. Над головой небо было довольно странным, словно что-то могло вот-вот произойти.
— У тебя есть подруга? — удивилась Сэм.
— Есть, — покраснев, нехотя признался Майк. — Ты первая, кому я это сказал. Она старше, чем я. Намного старше.
— И хорошо, — сказала Сэм. — Поздравь ее с днем рождения, свою старшую подругу.
Ну да черт с ним, с этим мальчишкой. Что ей мешает отдать птицу кому-то еще? Ведь она знает чертов город как свои пять пальцев. Она могла бы пойти работать шофером такси, и когда люди будут наклоняться, чтобы расплатиться с ней, птица могла бы клевать им глаза или же, как только похолодает, по доброте душевной на зиму улетать на юг. Она знала имена всех до единой участниц группы «Marvelettes». Она знала кучу народа в их квартале. Сэм перешла улицу и постучала в дверь дома напротив.
Любовь — это история, история любви. Главное в ней — действующие лица. Парень, что работает в магазине грамзаписи, в ней не главное, и Порки — тоже не главное, как и Хелена или постоялец, за которого она вышла замуж, равно как Майк или Яйцо — никто из этих людей не задействован в истории Сэм. Потому что главные действующие лица — это Сэм и ее подруга. Сэм услышала шаги босых ног по полу, и в следующее мгновение женщина открыла ей дверь. Слава богу, на ней был банный халат. Правда, махровая ткань разошлась, и если бы Сэм не поленилась приглядеться, она бы наверняка увидела одну голую грудь. На стене висела картина, которую не видно из квартиры напротив, но Сэм ее уже видела раньше. На картине была изображена женщина в лесу, ужасно похожая на обитательницу квартиры
