Мелани Бенджамин - Я была Алисой
Я не была склонна к подобным размышлениям, а поэтому с жаром занялась превращением Каффнеллза в веселый, бурлящий центр культуры и светской изысканности, пытаясь превзойти мамины достижения в Крайстчерче. Она могла пригласить струнный квартет играть на лестничной площадке дома декана. У меня оркестр играл в оранжерее. Музыканты, как эльфы, скрывались между освещенными деревьями. Мама развлекала королеву за чаем. Я в Каффнеллзе с наслаждением демонстрировала гостям комнату, обставленную и отделанную исключительно золотом — там была позолоченная мебель, золотистые парчовые занавески, ковры, — в которой провел одну ночь король Георг III и которая после этого осталась в неприкосновенности, чтобы и будущие поколения могли прикоснуться к высокому.
Мама довольствовалась организацией лодочных прогулок по Айзис, а я однажды снарядила украшенную фонариками шхуну для путешествия по Соленту в «летнюю ночь». Гостей я попросила нарядиться шекспировскими персонажами, а кульминацией вечера явился полуночный пикник на острове Уайт. Этот вечер впечатлил даже Ину. Она, по собственному настоянию, все-таки нарядилась Титанией,[10] хотя походила не на бесплотную королеву фей, а скорее на пухлую пчелку.
Реджи, человек весьма общительный, был рад моим изыскам, хотя шекспировским празднествам предпочел бы тихие уик-энды или охоту. Человек простой и бесхитростный, он гордился своей светской и образованной женой.
Тридцать четыре года пролетели, как один миг, рассеялись, как туман. В моей памяти сохранились все подробности разговоров с Лео, мелкие детали наших совместных прогулок — все это вставало передо мной так же живо, как в тот день, когда происходило наяву. Например, я отчетливо помню ту странную, идущую от реки каменную дорожку, которую мы с Лео однажды обнаружили. Все камни были одинакового белого цвета, одинаково выпуклые и очень тщательно уложенные. Однако длиной эта дорожка была всего футов десять и резко обрывалась в канаве.
Моя жизнь с Реджи в противоположность прошлой — и несмотря на наши экстравагантные развлечения — представлялась одноцветной и как бы шла с одной скоростью. Порой мне казалось, что я вряд ли смогу вспомнить, как выглядит Реджи, если он не будет ежедневно сидеть со мной за столом.
Со вздохом свернув газету, я аккуратно положила ее возле своей тарелки: в голову не шло ничего, кроме удручающе многочисленных заголовков о возможном начале войны. Я угрюмо пила кофе.
— Реджи, значит, Алан приедет в отпуск? Раз уж пошли разговоры о войне, хотелось бы надеяться, что он все-таки приедет домой, а не пустится в какие-то глупые авантюры вроде организации поросячьих бегов в Индии. Или что он там делал в прошлый раз? Как ты думаешь?
— Дорогая, ты, я вижу, и впрямь волнуешься? — На его лице снова отразилось по-детски наивное удивление, которое, впрочем, не помешало ему оставить газету и с аппетитом наброситься на копченую рыбу.
— Да, очень. Через бурскую войну мы с ним уже прошли. Я-то полагала, что мы достигли того возраста, когда нам уже не придется беспокоиться о наших сыновьях, и вот тебе раз. Если Алана мобилизуют, что станет с другими мальчиками? Рекс тоже непременно отправится на фронт, хотя бы для того, чтобы досадить мне, это в его стиле. — Я помешала кофе с такой силой, что он чуть не выплеснулся на блюдце. Рекс с самого рождения только и делал, что стремился мне досадить.
Какая ирония, иногда думала я: одна из трех принцесс Крайстчерча родила трех маленьких принцев. Алана, Рекса, Кэрила. Трех маленьких мужчин, одного за другим. Привыкшая к обществу сестер, я поначалу, недоумевала: что же я буду делать с мальчиками? Спортсменами, охотниками, нерадивыми школьниками, точь-в-точь такими, как их отец?
Однако Алан, старший из всех, бесспорный лидер, не доставлял мне особых хлопот. А самый младший, Кэрил, так стремился угодить, что это даже немного раздражало — впрочем, хватало одной улыбки или взгляда, чтобы его успокоить. Но Рекс! О, Рекс, средний сын, о котором мой отец с ласковой усмешкой говорил: «Когда дело дошло до этого, Господь отступил от правил».
Второй ребенок в точности повторял меня в его возрасте, что всегда забавляло мою мать, которая никогда не уставала указывать на это.
— Что же мне делать с твоим чубом? Его никак не пригладишь, — говорила я, когда он был маленький, почти каждое воскресенье, пока мы стояли в ожидании кареты, собираясь ехать в церковь. — Пожалуй, нужно просто состричь его, и дело с концом.
— Ну давай, — обычно отвечал он, равнодушно пожимая плечами. — Это всего лишь волосы. Правда, я буду похож на заключенного, но я не против. Это на самом деле может быть Даже интересно. Так что стриги, если хочешь.
— Конечно, не хочу! Всего лишь волосы? Заключенный? Ну уж нет! Иди домой и намочи его, как это и следовало сделать. Сейчас же!
И обычно Рекс повиновался, напоследок бросая на меня такой насмешливый взгляд, что мне приходилось сжимать руки в кулаки, чтобы не броситься вслед за ним.
Или вот еще…
— Рекс, каким образом тебе в ботинки попала штукатурка? — Я изумленно наблюдала за тем, как он, преспокойно сидя на моем лучшем чиппендейловском стуле, с торжествующей улыбкой снимает с ноги тяжелый, промокший ботинок, из которого на мой обюссонский ковер стекают вязкие потоки штукатурки. — Да как же такое вообще может случиться с ребенком?
— Неудивительно, что не знаешь, — отвечал он, скупо покачивая головой с видом умудренного жизнью человека. — По-моему, ты и ребенком-то никогда не была.
— Вы говорите дерзости, молодой человек. Уверяю вас, что ребенком я была… Однако не пытайтесь уклониться от ответа! Отвечайте!
— Он пытался перепрыгнуть через стену, которую сейчас строят в саду, и увяз, — услужливо подсказал Кэрил, с интересом наблюдавший за сценой.
— Доносчик! — с усмешкой огрызнулся Рекс.
— Рекс! Сейчас же извинись и шагай в детскую переодеваться… и ради Бога, только не снимай здесь второй ботинок!
Рекс слез со стула, оставляя после себя пятна грязи, с улыбкой маленького чертенка залихватски отдал мне честь и убежал, пока ему не досталось еще. Пока я не расхохоталась. Этот ребенок всегда вызывал во мне противоречивые чувства! Почему он не мог себя вести, как братья, например, как Алан, который никогда не пачкался?..
Поджав губы и вцепившись в складки юбки, словно старалась удержать себя, чтобы не броситься вслед за Рексом вверх по лестнице, я оглядывала испорченный стул или разбитую вазу, порванную портьеру или еще какой-то нанесенный им ущерб, а потом звонила Мэри Энн, чтобы та все исправила. После этого я искала убежища в гостиной, где брала иголку и набрасывалась на наволочку для подушки, которую вышивала, чуть ли не разрывая материю, не зная, на кого больше злюсь — на Рекса или на себя.
Даже вот сейчас, вспоминая это, я уже почти разорвала салфетку. Несмотря на все попытки заполнить свою жизнь какой-то деятельностью, я обнаружила, что последнее время, когда мальчики выросли, я не в силах держать прошлое на замке. Как и будущее. Меня вдруг осенило, что если Рекс пойдет в армию, то и Кэрил сделает то же, просто чтобы не отставать от брата.
Вот и будет у меня тогда три мальчика-солдата.
Кажется, Реджи почувствовал мое беспокойство (должно быть, я вздохнула). Он отложил в сторону вилку и нож и, потянувшись ко мне через стол, накрыл мою руку своей грубой, сухой лапищей.
— Они уже не юные мальчики, не забывай… не такие, каких предпочитают в армии. Так что вряд ли им там сильно достанется.
— Думаешь? — Мне редко требовалось, чтобы муж меня успокаивал, но в ту минуту я в этом нуждалась.
— Думаю. И потом, долго это не может продлиться! Один малый в клубе говорит, что сами немцы ненавидят кайзера, и скорее всего у них там начнется гражданская война.
— Правда? — Я в это не верила. Подобное утверждение было похоже на те слова, которые мужчина говорит женщине, лишь бы успокоить ее. Но мне так хотелось поверить, что я все равно кивнула, пытаясь убедить себя в этом.
— Правда. Почему бы тебе не заказать себе новое платье, или шляпку, или еще что-нибудь? Это тебя немного взбодрит. — Он просиял, радуясь, что нашел средство от моих страданий.
Мне не удалось подавить вздох.
— К сожалению, вряд ли покупка нового наряда остановит кайзера от нападения на Россию.
— А я и не говорил, что остановит, — проворчал Реджи, и на его лице отразилось уныние.
Я почувствовала досадный укол совести. Реджи был очень добр. Он по-своему, бесхитростно, как умел, пытался отвлечь меня от тревожных мыслей.
— Но все равно спасибо тебе. Пойду поговорю с поварихой относительно ужина, а потом у меня встреча с комитетом по поводу шоу цветов. Как ты думаешь, к тому времени ничего не случится? Мне бы ужасно не хотелось отменять его. Сельчане ждут не дождутся, когда смогут провести день в Каффнеллзе, осмотреть владения. Это для них такой подарок.
