Патриция Хайсмит - Игра мистера Рипли
Над деревней, которую Джонатан никогда раньше не видел, занимался рассвет. Джонатан окончательно проснулся. Стало совсем светло.
– До дома всего двадцать минут ходу! – весело проговорил Том.
Джонатан пробормотал что-то и снова прикрыл глаза. Теперь Том говорил о клавесине, о своем клавесине.
– Насчет Баха скажу так: слушая его, тотчас становишься цивилизованным человеком. Пусть это всего лишь фраза…
21
Джонатан открыл глаза. Ему показалось, что он слышит, как играют на клавесине. Так и есть. Ему это не приснилось. Да он, в общем, и не спал. Музыка доносилась снизу. Музыкант сбивался, и все начиналось сначала. Сарабанда, кажется. Джонатан с трудом поднял руку и взглянул на часы: 8.38. Что-то сейчас делает Симона? Что она думает?
Джонатан чувствовал изнеможение. Он уткнулся в подушку, стараясь забыться. Перед тем как лечь, он принял горячий душ, по настоянию Тома надел пижаму. Том дал ему новую зубную щетку и сказал: «Поспите хоть пару часов. Еще очень рано». Это было около семи утра. А теперь надо подниматься. Надо как-то успокоить Симону, поговорить с ней. Но Джонатан лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам клавесина.
Теперь Том подбирал что-то на басах, и мелодия звучала правильно. Это были самые низкие ноты, которые можно было взять на клавесине. Как сказал Том, тотчас становишься цивилизованным человеком. Джонатан заставил себя подняться и вылез из-под бледно-голубых простыней и синего шерстяного одеяла. Пошатываясь, но стараясь держаться прямо, он с усилием направился к двери, босиком спустился по лестнице.
Перед Томом стояла нотная тетрадь, он читал с листа. Теперь зазвучали верхние ноты. Солнечный луч пробивался сквозь слегка раздвинутые занавески на окнах и падал на левое плечо Тома, освещая золотой узор на его черном халате.
– Том?
Том тотчас обернулся и поднялся.
– Да?
При виде встревоженного лица Тома Джонатану стало плохо. В следующую минуту он лежал на желтом диване. Том вытирал ему лицо мокрым посудным полотенцем.
– Чаю? Или бренди?.. Есть у вас при себе какие-то таблетки?
Джонатан чувствовал себя ужасно, это ощущение было ему знакомо, и единственное, что могло помочь, – это переливание крови. Ему не так давно его делали. Беда в том, что сейчас он чувствовал себя хуже, чем обычно. Может, потому что не спал всю ночь?
– Что? – переспросил Том.
– Думаю, мне лучше поехать в больницу.
– Поедем вместе, – сказал Том. Он вышел и вернулся с бокалом.
– Это бренди с водой, если захотите. Оставайтесь здесь. Я на минутку.
Джонатан закрыл глаза. На лбу у него лежало мокрое полотенце, конец которого прикрывал одну щеку. Ему было холодно, и он чувствовал себя таким обессиленным, что не мог даже пошевелиться. Казалось, прошла всего минута, когда вернулся Том. Он переоделся и принес Джонатану его одежду.
– Кстати, если вы наденете ботинки и мое пальто, то вам не нужно будет переодеваться, – сказал Том.
Джонатан последовал его совету. Они снова сели в «рено» и направились в Фонтенбло. Одежда Джонатана, аккуратно свернутая, лежала между ними. Когда они подъехали к больнице, Том спросил, знает ли Джонатан точно, куда им ехать, чтобы переливание сделали немедленно.
– Мне нужно переговорить с Симоной, – сказал Джонатан.
– Мы обязательно это сделаем, вернее вы. На этот счет не беспокойтесь.
– Вы не могли бы съездить за ней? – спросил Джонатан.
– Хорошо, – пообещал Том.
До этого момента он не тревожился насчет Джонатана. Симона терпеть его не может, но ведь она поедет повидать своего мужа – с Томом или сама по себе.
– У вас дома все еще нет телефона? – Нет.
В больнице Том подошел к регистраторше. Она поздоровалась с Джонатаном так, будто знала его. Том держал Джонатана за руку. Передав его на попечение лечащему врачу, Том сказал:
– Я сделаю так, что Симона приедет, Джонатан. Не волнуйтесь.
У регистраторши он спросил:
– Как вы думаете, переливание поможет?
Она дружелюбно кивнула, и Том больше вопросов не задавал, так и не поняв, знает ли она сама, о чем говорит. Лучше бы он поинтересовался у врача. Том сел в машину и поехал на улицу Сен-Мерри. Ему удалось найти место для парковки в нескольких ярдах от дома. Выйдя из машины, он направился к каменным ступеням с черными перилами. Он не спал всю ночь, неплохо было бы побриться, но зато у него есть известие для мадам Треванни, которое может показаться ей интересным. Он позвонил в звонок.
Дверь никто не открывал. Том снова позвонил и огляделся, нет ли где Симоны. Сегодня воскресенье, без десяти десять, не рыночный день в Фонтенбло, но она вполне могла выйти за покупками или отправиться с Джорджем в церковь.
Том медленно спустился по ступеням, и, сойдя на тротуар, увидел Симону, двигавшуюся в его сторону. Рядом с ней шел Джордж. Симона несла корзинку для продуктов.
– Bonjour, мадам, – вежливо произнес Том, не обращая внимания на ее очевидную враждебность, и продолжал: – Я всего лишь хотел передать вам известие о вашем муже. Bonjour, Джордж.
– Мне от вас ничего не нужно, – сказала Симона, – я хочу знать только одно – где мой муж?
Джордж настороженно и выжидающе смотрел на Тома. Глаза и брови у него были отцовские.
– С ним, я думаю, все в порядке, мадам, но он… – Тому не хотелось говорить это на улице. – В настоящий момент он в больнице. Думаю, предстоит переливание крови.
Вид у Симоны был такой, что она вот-вот выйдет из себя, – как будто Том в этом виноват.
– Пожалуйста, могу я поговорить с вами у вас в доме, мадам? Так будет гораздо легче.
Немного поколебавшись, Симона согласилась. Наверное, из любопытства, подумал Том. Она открыла дверь ключом, достав его из кармана пальто. Том заметил, что пальто не новое.
– Что с ним? – спросила она, когда они очутились в небольшом холле.
Том вздохнул и заговорил спокойным тоном.
– Мы вынуждены были ехать всю ночь. Думаю, он просто устал. Но… я подумал, что вас нужно известить. Я только что отвез его в больницу. Ходить он может. Я уверен, он вне опасности.
– Папа! Хочу видеть папу! – произнес Джордж довольно нетерпеливо, будто папа требовался ему со вчерашнего вечера.
Симона поставила корзинку.
– Что вы сделали с моим мужем? Он теперь не такой, как раньше – он стал другим, с тех пор как познакомился с вами, мсье! Если вы снова встретитесь с ним, я… я вас…
По-видимому, только присутствие сына удерживало ее от того, чтобы сказать, что она убьет его, – так решил Том.
– Как он оказался в вашей власти? – спросила она с горечью, стараясь взять себя в руки.
– Он не в моей власти, и ничего подобного никогда не было. Ну а теперь, я думаю, дело сделано, – ответил Том. – Объяснить что-либо сейчас невозможно.
– Какое дело? – спросила Симона.
И прежде чем Том успел открыть рот, продолжала:
– Вы, мсье, мошенник, и вы портите других людей! В какой шантаж вы его втянули? И зачем?
Шантаж – это так далеко от того, что произошло на самом деле, что Том стал запинаться, когда заговорил:
– Мадам, никто не берет у Джонатана деньги. У него вообще никто ничего не отнимает. Совсем наоборот. И он не сделал ничего такого, чтобы кто-то получил над ним власть.
Том говорил с искренним убеждением, ему только так и следовало говорить, потому что Симона являла собою образец добродетельной и честной жены, ее красивые глаза сверкали, и, сдвинув брови, она взирала на него с величием Ники Самофракийской[123].
– Мы просто ночью убрали за собой, – нехотя признался Том.
По-французски он мог бы выразиться и красноречивее, но этот дар неожиданно покинул его.
Его слова звучали оскорбительно для стоявшей перед ним добродетельной супруги.
– Убрали что? – Она наклонилась, чтобы взять корзинку. – Мсье, я буду вам признательна, если вы покинете этот дом. Благодарю вас за сведения о местонахождении моего мужа.
Том кивнул.
– Я бы с радостью отвез вас и Джорджа в больницу, если пожелаете. Моя машина рядом.
– Merci, non[124].
Она стояла вполоборота к нему посреди прихожей и ждала, когда он уйдет.
– Пойдем, Джордж.
Том открыл дверь и вышел. Он сел в машину, подумал, не съездить ли в больницу, чтобы узнать, как там Джонатан, ведь Симона доберется туда на такси или пешком не раньше, чем через десять минут. Но он решил, что лучше будет позвонить из дома, и поехал домой. Приехав, он передумал звонить. Симона, наверное, уже в больнице. Кажется, Джонатан говорил, что переливание займет несколько часов. Том надеялся, что это не кризис, не начало конца.
Он включил для поднятия настроения радиостанцию «Франс Мюзик», раздвинул пошире портьеры, чтобы в комнату проникли солнечные лучи, и прибрался на кухне. Налив стакан молока, поднялся наверх, снова надел пижаму и лег в постель. Побриться можно будет и потом.
Том надеялся, что Джонатан все уладит с Си-моной. Но проблема оставалась та же: как на них вышла мафия и нет ли связи между мафией и двумя немецкими врачами?
