Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания
— Могу предложить только один.
— Два. И двадцать пять тысяч авансом.
— У. е.? — обалдело спросил я.
— Обижаете.
Зыков поднял с пола дипломат, положил его на стол, поколдовал с замками и откинул крышку. В дипломате лежали тугие пачки новеньких денежных купюр. И повеяло совершенно особым заграничным долларовым духом.
— Это спасет вашего бесценного друга. Наша сделка — стоимость его жизни. Кстати, нашего прокурора перевели в область с повышением. Вот что значит вести дела с учетом современных реалий. Хотите рюмку доброго виски под добрые доллары?
Доллары были злыми. Очень злыми. Но боль Кима была еще злее. Пока я прикидывал, что во мне перевесит — хотя знал же, знал, что именно перевесит, знал! — Юрий Денисович звякнул бронзовым колокольчиком, стоявшим на столике. И тотчас же в дверях вырос официант.
— Виски.
Официант исчез. Я молчал.
— Будете пересчитывать?
— Нет.
— Код — три шестерки, число Антихриста. Закройте, не стоит нервировать прислугу.
Я закрыл и снял дипломат со столика. Я не был уверен, решена ли этим участь Кима, но твердо знал, что моя участь — решена. А заодно и участь многих ребят в Чечне.
Официант принес бутылку виски, минеральную воду и два бокала. Наполнил, как учили — на полтора глотка. Тихо пожелал приятно провести время и вышел.
— Я знал, что мы обязательно встретимся. — Зыков пригубил виски и вздохнул. — Невеселые обстоятельства, но — обстоятельства. Аэродрома в нашей Глухомани нет, а до области вы можете не довезти человека с инфарктом. Я позвонил в Москву, договорился о санитарном вертолете, заботливом сопровождении, хорошей клинике и хорошей профессуре. Вертолет вылетит по моему сигналу, а я дам его после вашего согласия. Сумма оговорена, она — в дипломате. Там даже немного больше — так, для спокойствия. Разницу отдадите семье Кима. Разумеется, если вы согласны на предложенную сделку.
Полная договоренность, никаких хлопот, даже кое-что перепадет Лидии Филипповне. Пожалел он меня, что ли?.. Как бы там ни было, но тогда это помогло мне перейти к делу.
— Какие патроны?
— Винтовочные и автоматные. Советую употреблять идиомы, друг мой. Например, картежную масть — пики и трефы.
— Пики и трефы, — послушно повторил я. — Только как мне быть с этими самыми трефами? Они — строгой отчетности.
— У каждого свои проблемы. В этом суть бизнеса.
— Вы берете за горло.
— Я пользуюсь обстоятельствами, только и всего. С точки зрения обывательской морали это, безусловно, нехорошо, но под этим «нехорошо» обыватель прячет обыкновенную человеческую зависть. — Зыков улыбнулся. — Мы напридумывали множество глянцевых слов, суть которых — скрывать реальный смысл того или иного понятия.
— Например, фашизм.
— Представьте себе, и фашизм тоже. Что такое фашизм? Фашизм — это тот же национал-патриотизм, введенный в строгие берега, каналы и шлюзы закона. Или вас больше устраивают неупорядоченный национализм, погромы, насилия, грабежи, убийства?
— Германский фашизм именно этим и занимался.
— Бесспорно, однако в начале создания своей организационной структуры. А как только она была выстроена, тут же были уничтожены вчерашние погромщики — штурмовики Рема, а заодно и он сам. И после этого — чудеса! — ни погромов, ни насилий, ни грабежей больше не было. Структура потекла по руслу, успокаиваясь и теряя свою энергию в бесконечных парадах. А теперь экстраполируйте эту же ситуацию на российскую почву. Что, страшновато стало?..
— Кто вы по профессии, Юрий Денисович?
— Юрист.
Кажется, он не хотел этого говорить, но — сорвалось с языка. А показалось мне потому, что Зыков тут же схватился за бутылку, налил мне и поднял свою рюмку.
— Давайте выпьем за добрые отношения и, как говорят мудро ироничные французы, вернемся к нашим баранам. Без всяких глянцевых слов, поскольку бизнес их не признает.
Выпили. Я спросил:
— Что мне конкретно предстоит делать? Грузить апельсины бочками?
— Боже упаси. Вам предстоит дать согласие на пики с трефами в указанных мной соотношениях. Как только вы скажете «да», я звоню в Москву и прошу срочно выслать вертолет.
— Да!
По-моему, я даже гаркнул это совсем не глянцевое слово. Юрий Денисович невозмутимо достал мобильный телефон, набрал номер.
— Заказ семнадцать дробь ноль девяносто пять. Прошу немедленно выполнить договоренность. — Послушал, поблагодарил, дал отбой.
— Вертолет стартует через четверть часа. — Он достал нечто похожее на официальный бланк. — Ознакомьтесь и подпишите. Договор составлен в единственном экземпляре и является всего лишь гарантией того, что вы не ринетесь в ФСБ сломя голову. Он будет храниться здесь до той поры, пока получатель не подтвердит, что груз прибыл по назначению. А я пока сделаю необходимый звонок.
Набрал номер, сказал:
— Главврача, пожалуйста. Нет, нет, он не мог уйти, поскольку ждет моего звонка… Никита Петрович? Это Зыков. Вертолет за Альбертом Кимом вылетел. Вы позволите его проводить?.. Нет, нет, разговаривать не будем… Спасибо.
Он положил трубку.
— Нас ждут в больнице.
Я подписал бумагу, не читая.
4
Мы тут же выехали в больницу, поговорили с главврачом Никитой Петровичем, посетили Кима в отдельном боксе реанимационного отделения. Он то ли спал, то ли берег силы, потому как мне показалось, что дрогнули его ресницы. Разговаривать нам было запрещено, пожимать руку больному тем более, и мы, постояв и поглядев на Альберта, тихо вышли.
— Сколько? — спросил Юрий Денисович.
— Как договорились… — Главврач застенчиво опустил глаза.
— Отсчитайте ему три куска, — сказал Зыков.
— Прямо здесь? — шепотом осведомился я.
— Можете в сортире, если смущаетесь.
Я не очень смущался, но отсчитал все же в личном туалете Никиты Петровича и под его робкие благодарности вернулся к Зыкову.
— Позвоните мне по мобильному, как только взлетит вертолет, — сказал Зыков главврачу.
— Вы уж, пожалуйста… — беспомощно пробормотал я.
Пожал Никите Петровичу руку, и мы вышли.
— С официальной частью покончено, — улыбнулся Зыков. — Приедем и откроем часть неофициальную. В ресторане среди друзей, что будет куда приятнее.
— Ну, а каковы мои действия? — спросил я с некоторой долей раздражения, так как вид Кима мне решительно не внушал оптимизма.
Мы уже ехали в направлении столика с армянским натюрмортом.
— А, вы же поленились прочитать договор! Впрочем, черта чисто советская, поскольку мы растлены соцдоговорами и соцобязательствами. А в соответствии с подписанным вами договором вы должны загрузить два вагона своими изделиями. Соответственно присвоенным им мастям: вагон пик и вагон треф. Полная оплата после подтверждения получателя. Процентная надбавка за качество преду-смотрена.
Он играл со мной, как кошка с мышью. Его это вдохновляло, а мне было безразлично. Я весь был поглощен предстоящей мне преступной деятельностью по отправке патронов в воюющее государство. И в соответствии в этой заботой искренне признался:
— Жаль, что Херсон Петрович больше не числится в моем хозяйстве.
— Вы с ним еще успеете потолковать, — заверил Юрий Денисович. — Старая дружба не ржавеет. Тем более что мы идем в его царство отмечать удачное разрешение коллизии.
В царство Херсона мы шли подземным путем. Он был еще недостроен, еще возились с облицовкой плиточники, но — существовал как таковой. Подземный ход, соединяющий ресторан «До рассвета» с клубом деловых людей, где самому Херсону, как сказал когда-то Спартак, абсолютно нечего было делать. Делать было нечего, а подземный ход все же существовал. Поэтому я спросил:
— Он на кухню ведет, что ли?
— Конечно! — весело отозвался Юрий Денисович. — Это спецлаз по доставке закусок.
Ход вел, правда, не на кухню, но все же в подсобные помещения. Зачем — было неясно, потому что от ресторана до клуба было, что называется, рукой подать. Бессмыслица стоила недешево, почему я и поинтересовался, кто же вгрохал сюда деньги, ничего, по сути, не получив взамен.
— Меценаты, — сказал Зыков.
— Спонсоры? — довольно тупо переспросил я, поскольку относил меценатов к семейству давно вымерших мамонтов.
— Никоим образом, именно меценаты. Улавливаете разницу? Спонсор всегда норовит получить хоть какую-то прибыль со своих вложений, а меценат заранее знает, что не получит взамен ничего, кроме морального удовлетворения. Кажется, мы пришли слишком рано, и нам предстоит немного подождать сотрапезников в армянском кабинете.
Армянский кабинет выглядел бы весьма уютным, если бы не сводчатый потолок. Под центром купола располагался овальный стол с четырьмя креслами, расположенными так, чтобы всячески затруднить собеседникам общение друг с другом. На столе уже стояли закуска и множество плошек с цветами. Мы присели в стороне на тахту, и я спросил:
