Филип Дик - На территории Мильтона Ламки
Он сидел так близко к мисс Рубен, что чувствовал запах цветов, приколотых к ее костюму. В душной закрытой комнате этот запах напоминал ему о ежевике. О том, каково ближе к вечеру в конце лета лежать в саду под вьющимися стеблями среди сладких и теплых ягод ежевики.
Черт возьми, а что я знаю о Нью-Йорке, подумал он. Я никогда там не был. Ездил повсюду, но никогда не заезжал так далеко на восток. Это просто чтобы заставить нас страдать. Что-то такое, чтобы заставить меня еще сильнее устыдиться.
Я не могу этого сделать, решил он.
«Скип Стивенс, — вскоре сказала мисс Рубен. Ее глаза были устремлены поверх стола прямо на него. — Почему ты не пишешь?»
Он уже отодвинул в сторону свой лист бумаги и положил карандаш. На листе не было ничего, кроме его имени и названия сочинения.
«Я не могу этого сделать, — сказал он, осев на своем стуле и избегая смотреть на нее. Его голос обратился в неразборчивое бормотание, так что он едва мог заставить его звучать. — Ничего, если я не буду писать?»
«Все остальные пишут, — сказала мисс Рубен. Обнеся свой стул вокруг стола, она наклонилась над ним со словами: — Почему ты не можешь написать о Нью-Йорке?»
«Я никогда там не был», — сказал он. Запах ежевики стал таким сильным, что он затаил дыхание. Он не смел дышать; во всем теле чувствовался жар, кожа чесалась. Он опасался, что вот-вот чихнет.
«Разве ты не можешь вообразить? — мягко сказала она ему на ухо, склонившись таким образом, чтобы говорить только ему, шепотом, который не был предназначен для слуха остальных учеников. Ее голос утратил резкость. Он опустил голову и закрыл глаза. Над ним, рядом с ним, журчал и шуршал ее голос. — Просто подумай, как бы это было, — сказала она, едва не касаясь губами его уха. — Разве это не было бы прекрасно?»
«Наверное, — ответил он, не смея ни поднять голову, ни открыть глаза. Да, думал он, это было бы прекрасно. Но это слишком далеко. Слишком нереально. Нет смысла озабочивать себя чем-то столь отдаленным. — Я бы хотел поехать в Нью-Йорк, — сказал он ей. — Я бы много чего хотел сделать. Но, черт, я знаю предел своих возможностей. Мне никогда туда не попасть. Надо быть реалистом».
«Тогда о чем бы ты хотел написать сочинение?» — спросила она.
У меня нет желания писать его хоть о чем-либо, подумал он, лежа на спине и прикрывая лицо руками. С какой стати? Куда это меня приведет? Разве я не могу найти что-нибудь приятное? Вообразить то или это, совершить воображаемое путешествие в какую-нибудь мирную, уютную страну. Он взял карандаш и задумался. Что угодно? Вообще на любую тему? И я свободен в выборе? Могу вообразить все, что пожелаю?
«Думаю, я напишу о том, что произойдет», — сказал он. Воображу то, что случится в будущем, через несколько месяцев. Даже больше: через несколько лет. Как оно получилось бы между нами. Если бы все пошло хорошо. Если бы я мог привезти обратно эти чертовы машинки и работать над ними в офисе, по вечерам, пока почти безо всяких денежных затрат не переделал бы их все, чтобы мы смогли их продать по действительно хорошей цене. Если бы она не стала действовать у меня за спиной и не сплавила бы их, а потом, когда я это обнаружил — поскольку я неизбежно должен был это обнаружить, — не сплавила бы и меня. И не положила бы этим конец всему. Так что мне остается только лежать здесь и обдумывать воображаемое сочинение.
Вот, сказал он себе, его название:
КАК МЫ СОРВАЛИ БОЛЬШОЙ КУШ НА ЯПОНСКИХ ПИШУЩИХ МАШИНКАХ. И ЧТО С НАМИ ИЗ-ЗА ЭТОГО СТАЛОСЬ.Когда «Митриасы» были бы проданы, пришел он к выводу, у нас оказалось бы достаточно денег, чтобы заинтересовать какую-нибудь из основных американских компаний по производству пишущих машинок. Мы и впрямь смогли бы представлять ее, получив льготу на закупку. Может, ее руководство не захотело бы выдавать новые льготы в Бойсе. Но нас это не обескуражило бы. С теми деньгами, что мы сколотили бы, можно было бы открыть заведение где-нибудь еще. Мы могли бы работать где угодно.
Например, подумал он, мы могли бы открыть магазин в Монтарио. Я так хорошо знаю этот городок, что у нас действительно было бы преимущество. Надо будет заглянуть туда в одно из воскресений, одному. Посмотреть, какая там сложилась ситуация.
По случаю воскресенья кинотеатр «Люксор» был открыт, и у билетной кассы собрались несколько парней в джинсах и девиц в юбках и блузках.
В каждом конце города функционировали аптеки, но все остальное, кроме них, кафе и кинотеатра, было наглухо закрыто. Большинство парковочных мест пустовало. Мостовую и тротуары покрывала пыль и усеивали бумажки. За железнодорожными путями на заправочной станции со сниженными ценами занимались законным бизнесом с некондиционными автомобилями. А на лужайке перед мотелем «Римские колонны» сидела и читала журнал женщина в шортах.
Выйдя из машины, он прохаживался вокруг, заглядывая в витрины магазинов. Большинство из них находились здесь всю его жизнь, однако теперь он видел их с другой точки зрения, теперь он был не ребенком и даже не покупателем, но потенциальным равным по бизнесу, желающим открыть здесь свое собственное заведение. И это было не мечтой, а вполне реальной и близкой возможностью.
В своей аптеке на углу мистер Агопян вяло раскладывал в витрине репелленты. Вот он, жирный старик, подумал Брюс. По-прежнему мрачный. Если бы увидел меня сейчас, опять обозлился бы. Это на всю жизнь.
Хотел бы я знать, подумал он, что пришло бы в голову старику Агопяну, открой я магазин рядом с ним.
Случился бы у него сердечный приступ? Стал бы он гоняться за мной с метлой? Или, может, он не сумел бы уразуметь, что это я?
Сунув руки в карманы, он побрел дальше, через железнодорожные пути, а потом мимо заброшенных складов. На скамейке у станции сидел пожилой человек с тростью, отмахиваясь от длиннокрылых озерных мух, собиравшихся в вечернем воздухе.
Далеко на шоссе прогудел клаксон грузовика.
В августе они закрыли магазин в Бойсе и все перевезли в Монтарио. Там арендовали помещение, где прежде располагалась городская скобяная лавка. Оно пустовало уже несколько месяцев, длинное пропыленное здание, втиснутое между скандинавской пекарней и прачечной. Но арендная плата была низкой. И им не пришлось покупать ничего из оборудования: владелец разрешил им просто выломать древние прилавки, сорвать старую проводку и все выбросить.
Рано утром они с женой приехали туда, облачившись в старую одежду. Сначала отскоблили стены и потолок, затем покрасили. После этого, используя базальтовые блоки и известковый раствор, он соорудил новый фасад длиной с витрину. Воздвиг крепкий каменный наружный ящик для зелени и посадил в нем пару вечнозеленых кустов и несколько короткоствольных многолетних растений. И, наконец, снял старую дверь и поставил на ее место современную — из меди и стекла со звездообразным замком.
Бизнес почти с самого начала пошел удовлетворительно. Но на второй или третий месяц он осознал нечто такое, чего ни он, ни Сьюзан не могли предвидеть. Ничто в этом городке больше его не интересовало. Даже в ведении собственного бизнеса присутствовала некая монотонность; каждый день ему представала все та же старая Хилл-стрит из его детства, все те же фермеры из Айдахо, и даже хороший стабильный бизнес никогда не мог сделать его по-настоящему счастливым. Поэтому он начал раскидывать умом, пытаясь изыскать какую-нибудь новую возможность. Теперь он впервые стал задумываться о настоящем переезде, подразумевая не просто перемещение на дюжину миль по шоссе, но, может быть, переезд в какой-нибудь город, которого он никогда раньше не видел, в совершенно другой штат.
А здесь, ко всему прочему, он по-прежнему находился на территории Мильтона Ламки.
Как-то раз Ламки заглянул к ним со своим кожаным портфелем, во время одной из своих деловых поездок по заданию «Бумажной компании Уолена».
— Где твоя машина? — спросила Сьюзан. — Нигде ее не вижу.
— Я ее продал, — сказал Мильт. — Слишком трудно чиниться в дороге. — Он указал через окно на иностранный седан, припаркованный у бордюра. — Отдал ее в счет покупки шведского автомобиля.
— А у тебя не возникнут проблемы, если понадобится чинить шведскую машину? — спросил Брюс. Они вышли наружу, на противоположную сторону улицы, чтобы осмотреть машину.
— Она новая, — сказал Мильт. — Ее чинить не понадобится.
Оттуда, где они стояли, можно было видеть Сьюзан, работавшую за одним из столов в офисе.
— Как это вам пришло в голову завести бизнес в таком крохотном и труднодоступном городке, как Монтарио? — спросил у него Мильт.
— Я здесь родился, — сказал Брюс. — И вырос.
— Точно. Ты же парень из Айдахо. Я все еще воображаю тебя жителем крупного города. Ведь дисконтный дом, в котором ты работал, находится в Рино? — Он призадумался. — Кое-кто еще жил здесь какое-то время… Да Сьюзан же и жила! Она как-то рассказывала мне, что была здесь учительницей в начальной школе.
![Харлан Эллисон - Парень и его пес [другой перевод]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
