Рохинтон Мистри - Дела семейные
Мама ответила, что, если бы не его сестры, они поселились бы у него дома, дедушке не пришлось бы потратить все деньги, и был бы он сейчас хозяином своей судьбы. Но дедушка всем пожертвовал ради них, он сказал, что нельзя начинать новую жизнь с попреков и ссор.
«Так что помни: это не моя семья повинна в наших проблемах».
Тут папа указал на дедушку, который лежал на диване:
«А это что, по-твоему? Позволь мне сказать, что я взял тебя в жены не ради чести нянчиться с твоим отцом!»
Вспоминая ужасные вещи, которые они наговорили друг другу, Джехангир в оцепенении стоял у шкафа, зажав деньги в кулаке. В его груди нарастала тяжесть, как бывает, когда начинает болеть голова. Интересно, бывает сердечная боль? А таблетки от нее бывают?
В кухне чем-то стукнули. Он пришел в себя. «Масло и хлеб» — так будет лучше всего. Он успел положить свои двадцать рупий в конверт, а конверт в ящик, прежде чем в коридоре послышались шаги. Тетя Дейзи справлялась о дедушкином здоровье, потом они с мамой прошли в большую комнату.
— Папа, посмотри, кто пришел — Дейзи Ичапория.
Дедушка сначала глянул неузнающим взглядом, но потом его лицо просветлело:
— Скрипачка.
— Очень хорошо, — ответили два женских голоса, а он подумал, что таким тоном мама хвалит его за хорошие отметки.
— Где же ваша скрипка? — спросил дедушка.
— О папа, — засмеялась мама, — Дейзи пришла помочь мне на кухне, а не играть на скрипке.
— «О музыка, ты пища для любви! Играйте же, любовь мою насытьте…» — процитировал дедушка к большому удовольствию Дейзи.
— Папа, отчего ты не расскажешь Дейзи, какое удовольствие тебе доставляет ее игра? Знаете, Дейзи, когда вы играете, отец просто на седьмом небе! Видели бы вы его лицо!
И тихонько добавила, что музыка — просто спасение в его плохие дни. Стоит только зазвучать скрипке, как он сразу успокаивается, как будто лекарство принял.
— Как интересно, — сказала Дейзи. — Я недавно прочла книгу о музыкальной терапии. Там рекомендовались определенные композиции для лечения таких болезней, как мигрень, повышенное или пониженное давление, желудочные колики. Я все не запомнила, но чаще всего там рекомендовался Бах, особенно некоторые фуги из «Хорошо темперированного клавира». Подождите, я сейчас вернусь!
Она вернулась со скрипкой и заиграла быструю мелодию, энергия которой заполнила комнату. Нариман слушал, улыбаясь и закрыв глаза.
Музыка ускользала и возвращалась, кружилась, а Джехангир думал, что так должен чувствовать себя человек, когда несется в открытой машине по пустынной дороге, над головой — стаи птиц, светит солнце и белые облачка плывут по небу.
Скрипачка в последний раз провела смычком и оторвала его от струн.
— Браво, — прошептал Нариман и похлопал в ладоши, но получилось совсем тихо. Зато остальные очень громко аплодировали. — У меня была пластинка на 78 с этой вещью в исполнении Хейфеца. Это ведь Сарасате, «Запатеадо», не так ли?
Дейзи подтвердила, довольная тем, что он знаком с этой вещью.
— Что такое «запа…»? Что это значит? — спросил Джехангир.
— «За-па-те-а-до», — повторил дедушка, — танец, в котором ритм отбивается ногами. От слова «запато», что по-испански значит «башмак».
Джехангиру куда больше нравилась собственная интерпретация музыки — птицы, облака и открытая машина. Но слово он повторил:
— «Запато» — похож на наше «сапат».
— Совершенно верно. Дело в том, что и гуджерати, и испанский относятся к одной и той же индоевропейской языковой семье.
Дайзи заиграла «На крыльях песни» Мендельсона, и все смолкли. А эта музыка, подумал Джехангир, нежнее, она так сладко стекает со скрипки, что он почти чувствует ее вкус. Ему представился мед, нежными золотыми струйками стекающий с ложки. Когда у него болело горло, мама давала ему мед с лимонным соком.
Дейзи закончила, ей снова похлопали. Она стала убирать скрипку.
— Это все? — спросил Нариман. — Вы могли бы репетировать сегодня здесь.
— Вы же не станете слушать мои упражнения, профессор Вакиль.
Он убеждал ее, что готов слушать все. Но поскольку у нее не было с собой ни нот, ни пюпитра, она сыграла по памяти еще несколько вещиц и, укладывая скрипку в футляр, пообещала прийти и на следующий день — если он действительно готов ее слушать.
— А еще одно обещание?
— Конечно.
— Обещайте, что придете играть, когда я буду умирать.
Дейзи сказала, что у него, без сомнения, еще много-много лет жизни.
— Дело не в том, сколько я еще проживу. Я хотел бы, чтобы звуки вашей скрипки звучали у меня в ушах, когда дыхание будет покидать меня. Когда бы это ни произошло. Обещаете?
Он протянул ей руку. Дейзи заколебалась, но отказать не смогла. Их руки сомкнулись, скрепляя пакт.
— Обещаю, — сказала она.
Роксана помрачнела, Джехангир сильно расстроился, как будто ее согласие приближало печальный миг.
МИСС АЛЬВАРЕС выступила с небольшой речью, в которой похвалила контролеров домашних заданий и успеваемость класса. Джехангир был уверен, что она поймет по глазам, что совесть его нечиста, и боялся встретиться с ней взглядом. Выбрав себе точку на доске, он смотрел только на нее.
— Дети, я хочу сообщить вам об улучшении оценок тех, кто в начале года не блистал хорошей успеваемостью. Даже наш «Вечные проблемы» стал лучше учиться. И знаете почему? Потому, что все вы хотите добиться уважения одноклассников. Я горжусь вами. Благодарю вас, продолжайте в том же духе и примите мои поздравления.
После этого мисс Альварес скрестила возбуждающие весь класс ноги и начала просматривать сочинения, а контролеры домашних заданий взялись за свою работу. На дом было задано десять вопросов по истории династии Великих Моголов.
Переходя от парты к парте, Джехангир неотступно думал о том, что будет, когда наступит очередь Ашока. С того раза прошла неделя. Что он сделает на этот раз, опять предложит деньги? Страх перед мисс Альварес засел в низу его живота.
Он еще не приблизился к парте Ашока, а ладони у него так вспотели, что он испугался, как бы не оставить мокрый след на учебнике истории. Он вытер ладони о рукава, но они тут же снова вспотели. Он старался держать учебник за краешек, чтобы не размазать чернильную надпись, сделанную отцом:
Джехангир Ченой
Класс IV «А»
История
«Отец писал, как жемчуга низал», — так говорила мама, расхваливая папин почерк. Мама очень хотела, чтобы и он научился так красиво писать. Мураду уже поздно — у него буквы расползались по странице как клопы, говорила мама в начале каждого учебного года, когда они оборачивали учебники. Все садились за обеденный стол, и папа принимался надписывать их: имя, класс и предмет. Это было самое приятное в возвращении в школу после майских каникул. Джехангиру нравилась гладкость свежей оберточной бумаги, запах новых учебников и появление его имени, будто вытекающего из кончика папиного пера. У папы был сосредоточенный вид, и было ясно, что папе тоже нравится это занятие. Папа шутил, что процесс обучения не может начаться, пока не надписаны учебники, потому что заключенное в них знание не знает, в чью голову идти.
А теперь он рисковал размазать папин жемчужный почерк потом своих грехов. Сгибаясь под бременем стыда и страха, Джехангир подошел к источнику своих тревог.
Ашок подмигнул. Делая вид, что ничего не замечает, Джехангир начал задавать вопросы об империи Великих Моголов. Его самого удивило, с какой легкостью он держал благородную дистанцию, будто они двое не связаны мерзким секретом.
— В каком году Бабур стал правителем Ферганы?
— В тысяча девятьсот сорок седьмом.
Ашок с ухмылкой назвал дату освобождения Индии от колониализма и сунул руку в карман.
— Первая битва при Панипате произошла в…
— В тысяча девятьсот сорок седьмом.
Ашок достал двадцатку. Джехангир опустил руку под парту.
— Хумаюн стал императором в…
— В тысяча девятьсот сорок седьмом.
Джехангир спрятал деньги и продолжил вопросы.
На все десять вопросов Ашок дал один ответ-в 1947 году. В журнале появилась запись — девять правильных ответов из десяти.
Джехангир пересел за другую парту. Ладони его были совершенно сухи, уверенность досуха вытерла их. Как все просто. Надо же было так бояться, подумал Джехангир, усаживаясь рядом с Виджаем.
Виджай, Ашок и Раджеш вместе выходили на перемены, вместе сидели за ланчем во время большой перемены, вместе ехали домой. Мама Виджая любила кокосовое масло, и волосы сына всегда блестели от него. Когда класс играл в крикет — Намасленные волосы против Сухих, Виджай рвался в капитаны, потому что у него на волосах было куда больше масла, чем у других.
Джехангир начал задавать вопросы, Виджай пытался отвечать, стискивая пальцами виски, будто желая выжать из головы правильные даты. После третьей ошибки Джехангир пожал плечами и взялся за журнал:
