Зэди Смит - Собиратель автографов
— А что теперь? — захныкал Алекс, поеживаясь в вестибюле. Там было еще холоднее, чем на улице, — может, это нарочно подстроили, а может, они просто ждали, что здесь будет теплее.
— Теперь и есть теперь, — рассудила Хани.
Голос не умолкал две минуты. Наконец послышалось:
— Вы по-английски понимаете? Тогда проваливайте. Сматывайтесь отсюда. Идите подышите воздухом. Понятно? Из меня ни цента не вытянете.
— Но подождите! — повысила голос Хани, приблизив губы к самой деревянной двери. — Послушайте одну минуту. Если вы только… Мы ничего не хотим вам продать, мистер Краузер, и мы не занимаемся благотворительностью. Мы… это мой друг, Алекс, он просто хочет с вами поговорить, только и всего.
За дверью снова зазвучал тот же странный, хриплый и монотонный, голос, словно кто-то проигрывал на патефоне старую пластинку, на которую записано невыразительное чтение писателем собственной прозы:
— Еще раз повторяю: меня на слезу не возьмешь. Идите закиньте удочку в другом месте. Мой хороший совет: здесь немерено разных лохов обретается. Позвоните Кастелли. Он живет выше. На пятом этаже, где частные квартиры. Парень, Кастелли любит, когда к нему липнут. Ха!
— Мистер Краузер, не могли бы вы только…
— Валите отсюда куда подальше.
Послышались удаляющиеся шаги, потом звук льющейся воды, радио. Хани шагнула назад. Алекс занял ее место и нажал на кнопку звонка. Подождал немного и повторил еще раз свое полное имя. Вода перестала литься. Теперь послышались приближающиеся шаги, и Алекс снова почувствовал присутствие человека за дверью. Алекс повторил все, что знал о Краузере.
— Ладно-ладно, приятель, — оборвал его язвительный голос. — Сам знаю, кто я. Нечего меня учить, грамотный, не хуже тебя.
Но Алекс не замолкал:
— Раньше, в пятидесятые годы, если не ошибаюсь, вы были редактором ее сценариев… а после этого большей частью выступали в качестве ее представителя, ведь так?
— Ну-ну, слушаю. Ты прямо целый ходячий справочник.
И дверь открылась. Алексу пришлось, как в старом мультике, перевести взгляд на фут ниже, чем он ожидал, чтобы узреть лысую макушку президента Макса Краузера, расположившуюся где-то между его плечами и грудью Хани. И это бог всей здешней почты? На невыразительном лице доминировали массивные бифокальные очки в бледно-оранжевой оправе, цвета гаснущего телеэкрана. Полный, чувственный рот больше бы подошел человеку помоложе, тем более что его обрамлял жидковатый темный пушок. Застегнутая на молнию спортивная полотняная куртка, артистическое кашне, теннисные туфли. Животик, как подарок, который до срока скрывают от любимого племянника. При ближайшем рассмотрении он оказался не совсем лысым: на затылке легкими облачками вились серебристые волосики.
— Макс Краузер?
— Ступай в банк со своими россказнями, может, тебе за них наличку выдадут.
Краузер повернулся и пошел по коридору, оставив дверь открытой, но без всякого намека на приглашение. С того места, где стоял Алекс, он казался облаченным в коричневое седовласым монахом нищенствующего ордена. А комната походила на пещеру отшельника, святилище Китти. Плакаты, кадры из фильмов, газетные вырезки в рамочках, журнальные обложки. И один заслуживающий внимания образчик китча: портрет Китти маслом на черном бархате в золоченой раме. Однако скоро этот храм показался Алексу сектантской молельней. Откуда-то звучала музыка (комната тонула в разном хламе)… назойливо повторялись одни и те же слова: «Минни Мучер… нет тебя круче…», повсюду висели портреты темнокожих кларнетистов, трубачей, саксофонистов, их плакаты, концертные программки и еще всякая всячина. Мебель являла собой нечто совершенно непристойное: журнальный столик, несколько колченогих стульев, высокий изогнутый торшер с кивающим плафоном в стиле ар деко (жалобно позвякивающим, цвета зеленого горошка, с подвесками-слезками из граненого стекла) и прижавшийся к стене бильярдный стол. На его сукне лежали вороха рекламы, коробки из-под пиццы и конверты от пластинок. Посреди всего этого безобразия стояло парикмахерское кресло.
— О’кей, сдаюсь! — Краузер повернулся и упал в кресло.
Хани шагнула влево, положила свой коврик на край бильярдного стола и осторожно села, опершись левой рукой в перчатке на лузу. Алекс поправил очки на носу и внимательно посмотрел на хозяина во вращающемся кресле.
— Знаете, — промолвил он, слегка поведя плечами как бы в знак извинения, — меня зовут Алекс Ли Тандем.
Краузер подскочил на месте, и одна его нога скользнула на пол. Он не спеша подтянул ее обратно и уперся ступней в подножку. Затем повесил на лицо благожелательную улыбку и немного подался вперед. Алекс приободрился и повел свой рассказ, присматриваясь к пространству между ним и проходной кухней. И начал ходить взад-вперед. Но Краузер не слушал и не смотрел на него. Краузер разминал ноги. Краузер шаркал туфлями по полу.
— Та-та-та та-та-а-а, — напевал Краузер, дирижируя, — это приближается дух сна, молодой человек. Я магистр теологии. Вы все еще говорите?
Хани простонала, сложила свой коврик и изобразила на международном языке жестов «лунатик» — повертела указательным пальцем у виска. Показала Алексу на дверь, но он не отступался.
— Яванский сок, яванский сок, яванский сок, — медитировал Краузер, когда Алекс без всякой определенной цели шагнул к нему.
В последний момент Краузер выпрыгнул из кресла, проскользнул мимо Алекса и смылся на кухню. Там он открыл шкафчик и достал два пакетика с кофе.
— Этот, — сказал он, надорвав зубами пакетик, — чертовски крепкий. А этот — послабее, но самый настоящий. От него все свое получают, включая шоколаднокожих леди, которые собирают его на полях, если только кофе растет на полях, — я говорю лишь то, что слышу от своего внука. Но вы меня скоро в гроб вгоните своими приставаниями, поэтому я сделаю его крепким и без молока. Дает жизненную силу. Кто-нибудь еще будет?
Он навалился животиком на стол, оторвал ноги от пола и попытался лягнуть Хани, которая отскочила назад, обрушив при этом пирамиду коробок из-под пиццы.
— Эй, вы! Кто такие? Я вас прежде видел? Этот парень — можно его еще смазать, чтобы поглаже был. А ты? Хорошо тебя сработали.
Краузер посмотрел на потолок, приложил губы к воображаемой трубе, подул в нее и запел: «Та-анец, танец мы танцуем снова… барбекю-у, барбекю-у-у уже готово…» Знаете, как себя называет мой внук? Джамал Квикс. Его мать вылитая ты. И поэтому сюжет сделал снова пируэт. И там заложено — скажите «адью» — две тысячи лет традиций. Чертовски стыдно. Разве не так?
Хани прижала к груди сумку, подошла к двери, открыла ее и застыла в ожидании. Алекс не отступался:
— Мистер Краузер, пожалуйста, выслушайте меня. Думаю, мисс Александер… думаю, ее мог бы обрадовать мой визит. Больше того, мне надо ее увидеть. Знаю, что это звучит дико. Ума не приложу, как все это вам объяснить… Я ждал так долго — и однажды она прислала мне автограф. Дважды.
— Изложите в письменном виде, — промычал Краузер, подражая звучанию саксофона и выбивая такт ладонями. — И я-а-а помещу-у это в мою-у блокно-о-тину…
— Они у него в сумке, — горячо подтвердила Хани, шагнув от двери. В глазах ее сверкали молнии, руки дрожали, и Алекса окатила волна любви к новой подруге, которая ради него пожертвовала в эту минуту своим дзэн.
— Послушайте, — продолжила она, — мы ведь сюда пришли? Видите? Этот парень из Лондона, просто он слишком хорошо воспитан, чтобы сказать: «Я писал тебе, жопа ты с ушами, пятнадцать лет…»
— Если точно — тринадцать, — поправил ее Алекс, поднимая руку. — Тринадцать лет.
— О’кей, пусть будет тринадцать — и ни одного ответа. Так что ты получил по заслугам. Такие, как ты, без таких, как он, пустое место. Усекаешь? Жопа с ушами, — выпалила Хани в ответ на шутовскую рожу, которую скорчил Краузер. — Жопа расистская. И в любом случае, надо смотреть правде в глаза. Мисс Александер сейчас не на первых ролях. Я права? Вообще, я сказала здесь хоть слово не по делу?
Краузер оттолкнулся от стола и вплыл в комнату, на несколько мгновений посерьезнев. Рельефная жилка, которая змеилась от его виска к мочке левого уха, надулась, словно от злости.
— А теперь предоставьте слово мне, мисс Тан. Я не больше сумасшедший, чем ваша мамаша. Терпеть не могу две породы людей: попрошаек и охотников за автографами. Суть дела в том, что мисс Александер никогда ничего не посылает, если это не делаю для нее я. А я ничего не посылал. В этом вся фишка. У мисс Александер нет времени для охотников за автографами. Она — ярчайшая звезда на небосводе, как принято говорить в таких случаях. «Хум-Хум Дингер из Дингерсвиля»[82]. Я здесь как раз для того, чтобы защищать мисс Александер от таких, как вы. И на этом поставим точку. Леди! Джентльмены!
