Нина Воронель - Секрет Сабины Шпильрайн
Пока я изучала потолок, в комнату ворвалась высокая брюнетка, чем-то похожая на Ренату, первым делом спросила пожилого юношу: «Юрик, ты на дискету снял?», а потом уже устремилась ко мне: «Лина Викторовна, миленькая, что с вами?» - «Я – Сталина Столярова, - а никакая не Лина Викторовна. И мне срочно нужно найти дорогу в Ботанический сад». Пожилой юноша Юрик всплеснул руками: «С ума сойти! Заладила одно - Ботанический сад, Ботанический сад!» - «Ну и отлично! – решила Рената. - Сейчас мы все поедем в Ботанический сад! – и приказала Юрику: - Ты собери пока ее халат, ночную рубашку и чистое белье, а я позвоню Ксанке».
И пока юноша Юрик собирал в сумку все, что она приказала, а потом подавал мне пальто и заботливо завязывал совершенно ненужный летом шарф, мнимая Рената залопотала в телефон что-то непостижимое, будто говорила по-китайски:
«Ксанка, это я. Нет, улетаем завтра вечером. Но у нас случился страшный прокол – у шефини поехала крыша. Были, были причины, и еще какие! Но мы не можем увезти ее домой в таком состоянии, они там ее затрахают. Нам срочно нужен твой дедушка. Что значит – занят, когда я говорю - катастрофа? Срочно добудь его, хоть из-под земли, ну и что, что старый! Тащи его к себе, а мы выезжаем на такси и будем максимум через сорок минут. Скажи ему, что все это связано с Сабиной. Ну да, с той самой Сабиной! Я так и думала, что на эту блесну он клюнет, уж мне ли не знать, как он падок на сенсации!»
Она бросила трубку и мы помчались – удивительно, но такси уже поджидало нас у подъезда. Неужто при немцах такси в Ростове стало работать, как в Европе? Впрочем, то, что мелькало за окном такси, было совсем не похоже на Ростов. Я спросила: «Рената, куда мы едем?» -«Я не Рената, а ваша Лилька, а едем мы точно туда, куда вам надо!» Только тут я заметила, что в такси с нами сидит еще один парень, весьма красивый и какой-то нерусский, - слишком хорошо одетый, словно сошедший с экрана кино. «А это кто, такой нарядный?» - спросила я. «Это Феликс, он из Берлина». Я поняла, что немцы подсадили этого Феликса к нам, чтобы он за нами наблюдал. «А какой у вас чин?» - спросила я его по-немецки. «Я – рядовой в подчинении у Лильки», - ответил он, и все засмеялись. Отчаявшись понять всю эту круговерть, я закрыла глаза и провалилась в глубокий сон.
Проснулась я в лифте – как я туда попала, было неясно, может Юрик с Феликсом меня туда внесли и усадили на скамеечку: это был такой невероятный лифт, со скамеечкой. Не успела я оглядеться, как дверь лифта отползла и мы оказались в большой комнате, увешанной цветами в горшках. Нас встретила хорошенькая блондинка чуть постарше Ренаты, а может Лильки, пусть будет Лилькой, если ей так больше нравится. Мне было все равно – Лилька, так Лилька, только очень хотелось пить. «Можно стакан воды?» - тихо попросила я. «Ксанка, дай ей воды, а потом чаю, и еще чаю, и еще чаю - она по сути три дня не пила»,- распорядилась Лилька. Меня усадили в высокое кресло и дали стакан воды, а потом чашку чая, и тут в комнату вошел важный старик, мне даже трудно определить, почему я поняла, что он, этот старик, важный.
«Успел вовремя?» - спросил он, пока блондинка Ксанка его целовала. «Профессор Цейтлин, родом из Харькова, - представился он, - а вы, как вас зовут?» - «Я – Сталина Столярова, родом из Ростова».- Лицо профессора Цейтлина вдруг перестало быть важным, а стало, я бы даже сказала, нежным: «Дочка Вальки Столяровой, что ли?» - «А вы что, знали маму Валю?» - «Еще как знал, нас с ней тогда срочно отправили на передовую, меня санитаром, а ее – старшей медсестрой. Ох, и классная баба она была, вечная ей память! Мы с ней вместе раненых на носилках с поля боя таскали, пока ее саму в коленку не шибануло. Ну, никого вокруг не было,а немецкие снаряды лупили со всех сторон, так я один ее на плече до операционной дотащил. Ползком полз и тащил. Она была в сознании и все убивалась, что не успела дочку Сталину предупредить и какую-то Сабину...»
Тут он осекся и уставился на меня, как на экспонат в музее: «Какую Сабину? Ту самую? А при чем тут Сабина?» Но у меня был к нему свой вопрос: «Как вы могли служить санитаром, - я замялась, но все же выдавила из себя - такой старый и толстый?» - «Господи, девочка Сталина, сколько тебе лет?» - «Недавно исполнилось тринадцать». – Я слышала, как Юрик хихикнул. Хоть мне было наплевать, но все же я решила доказать. – «Вот, вы можете в метрике посмотреть». Я схватилась за свою шею и ужаснулась: на ней не висел красный кисет с метрикой. «Где моя метрика? - заорала я. - Неужели немцы ее с меня сняли, когда погнали Сабину по Змиевскому шоссе?» - «Ты что, была там с Сабиной?» - «Ну да, только немцы не дали мне за ней пойти, потому что она показала им мою метрику, а там было написано – русская».
Профессор схватился за голову: «Это какой-то бред. Ты говоришь, она была твоя шефиня?» - обратился он к Ренате-Лильке. Та молча кивнула: она и сейчас моя шефиня, и прикусила губу, чтобы не расплакаться. «А почему она три дня не пила и не ела?» - «Она писала что-то про Сабину», - вмешался Юрик, чтобы не дать Лильке разреветься. «Что писала?» - «Мы еще не прочли, мы только сняли на дискету, потому что испугались: когда она кончила писать, у нее крыша поехала». Далась ему эта крыша!
«Ладно, мне пора, – поднялась было я с кресла, но меня так шатнуло, будто подо мной и впрямь какая-то крыша поехала.- Мне надо в Ботанический сад, оттуда с большой магнолии видна Змиевская балка». «Да, конечно, мы тебя сейчас туда отправим, я только сделаю тебе укольчик, чтобы ты не упала с этой большой магнолии, ладно?»
Протирая спиртом мою руку, он давал указания Ксанке и Лильке – Ксанке до завтрашнего утра, кровь из носу, добыть фильм про расстрел евреев, если не в Змиевской балке, так в Бабьем Яру. А Лильке велел напечатать то, что на дискете. Хотелось бы знать, что это за дискета такая, о которой все говорят, но я не успела спросить.
Потому что я полностью отключилась, а утром очнулась на незнакомом диване в незнакомой комнате, но в моей собственной ночной рубашке, хоть никак не могла вспомнить, откуда у меня эта рубашка. Может, я сперла ее у соседей, когда шарила по квартирам с Шуркиными отмычками? Хоть я не помнила откуда она взялась, я знала точно, что рубашка моя. Раздался звонок в дверь – это явились Лилька и Феликс с Юриком. Открыл им профессор, потому что Ксанка еще не вернулась. Черт ее знает, где она таскается по ночам, но это не мое дело.
Лилька отправилась на кухню готовить кофе и разогревать бублики с маслом, а Юрик с Феликсом стали натягивать на раму большой зкран, совсем как в кино. Через пару минут примчалась запыхавшаяся Ксанка с какой-то коробкой: «Вот все, что удалось достать на нашей студии!» Профессор глянул на надпись и промямлил, что бывают фильмы и получше, но и этот сойдет. «А когда же мы поедем в Ботанический сад?» - спросила я. «Сейчас и поедем, но не в сад, а прямо в Змиевскую балку», - сказал профессор и сунул коробку в укрепленный на столе прибор. Ксанка задернула шторы, Лилька внесла поднос с кофейными чашками и горячими бубликами, профессор крутнул какую-то ручку и прибор зажужжал.
Пока по экрану ползли какие-то невнятные разводы, я заметила на столе под локтем профессора пухлую пачку бумаг. Разводы наконец превратились в длинную пыльную дорогу, при виде которой у меня в голове лопнула какая-то жилка, и я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть: «Я там была!» Сначала дорога выглядела пустой, потом на обочине ее появились немецкие солдаты с автоматами,а потом по дороге поползла бесконечная серая змея.
Я сразу догадалась, что это идет та самая толпа, вслед за которой я бежала все утро. Но голова змеи очень быстро исчезала за поворотом железнодорожной линии и оставался только хвост, равномерно ползущий за головой. Если не считать чуть слышного жужжания прибора, в комнате было очень-очень тихо. И вдруг в тишину ворвался дробный перестук кастаньет, сразу же заглушенный звуками громкого марша, вроде того, что играл нам по вечерам немецкий громкоговоритель. Я уже знала, что треск кастаньет означает пулеметные очереди, а музыку немцы включают для того, чтобы заглушать выстрелы.
Пулемет застрочил снова и снова, так часто, что музыка не могла его заглушить. Дорога сменилась на пустое зеленое поле перед оврагом. У входа в овраг стоял небольшой дом с забитыми фанерой окнами, в него вползала серая змея, хвост которой терялся где-то вдали. Змея вползала в комнату и уже вблизи можно было разглядеть, что это толпа женщин – старых и молодых, с детьми и без детей. Этих женщин, уже голых, выпускали из другой двери и вталкивали в большие грузовики. Кузова грузовиков набивали так плотно, что женщины стояли там, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не выпасть через бортик. Полные грузовики один за другим отъезжали от дома в глубину оврага, откуда доносились частые пулеметные очереди.
Через минуту камера оказалась над оврагом, к которому подъехал грузовик, полный голых женщин, и их стали выбрасывать из кузова, как груз песка или глины – опускали задний борт и поднимали кузов наклонно над краем оврага, так что они просто высыпались на землю. В кустах рядом с оврагом сидели два немецких солдата и жевали бутерброды. Когда толпу женшин выстроили у края оврага, солдаты аккуратно отложили недоеденные бутерброды на расстеленные на траве плащ-палатки и взялись за пулеметы. Под стрекот пулеметов женщины стали падать в яму. Яма была уже почти полна трупами, так что тела этих новых женщин заполнили ее до краев. Немецкий голос громко приказал: «Засыпать!», и три молодых парня в советских гимнастерках стали быстро сгребать на тела лопаты земли из высокой кучи на краю ямы. Мне показалось, что земля над трупами шевелится и из-под нее раздаются крики и стоны.
