Сэм Хайес - Моя чужая дочь
— Мило, — хмыкнула Луиза, оценив участок перед домом, буквально засеянный мусором. — Может, я в машине подожду?
— Туфельки боишься замарать? — съязвил Роберт, поднимая крышу машины. — Кто из нас детектив, я или ты? Вот и работай. Откуда мне знать, что спрашивать у жильцов… если они там вообще есть.
— Думаешь, я знаю? — Луиза зацокала вслед за Робертом, а тот шагал по дорожке с таким мрачно-решительным видом, словно уродливый дом был хранителем всех секретов Эрин.
На стук никто не отозвался, и Роберт с Луизой двинулись дальше, вокруг дома, в задавленный сорняками садик и вдоль стены жалкой пристройки. С соседнего двора неслись смех, детские голоса, стук мяча. Задняя дверь была распахнута, где-то внутри едва слышно играло радио. Роберт побарабанил по открытой двери:
— Есть кто-нибудь?
В темном проеме, будто материализовавшись из ниоткуда, появилась старуха с бельевой корзиной в руках. Хозяйка и гость застыли, изучая друг друга.
Роберт видел чью-то жену, за долгие годы брака смирившуюся со своей судьбой — стирать, убирать, печь пироги и всеми забытой окончить жизненный путь в скудном убожестве дома престарелых. Кожа то ли жирная, то ли влажная от пота, глаза — когда-то явно синие — поблекли, словно она выплакала из них всю краску.
А старуха, должно быть, видела угрозу в незнакомце, возникшем на пороге ее дома. Роберт поспешил сдвинуть темные очки на макушку.
— Миссис Вайстрах? — произнес он неуверенно — кто знает, как на самом деле звучит чудная фамилия. Ответный кивок он едва уловил. — У вас найдется несколько минут? Мы к вам с важным разговором.
Брови старухи сошлись, взгляд, тревожный и испуганный, метнулся к Луизе.
— Точнее, хотели бы поговорить кое о чем интересном, — быстро исправился Роберт. Так добрый дядя на улице предлагает конфетку чужому ребенку.
«Ждите!» — каркнула она, растворилась в темноте дома, а пару секунд спустя вернулась, вместе с крупным мужчиной, тоже в летах и тоже крайне неприветливым. Заполнив собой весь дверной проем, тот навис над Робертом — порог дюймов в шесть высотой добавлял преимущества в росте.
— Добрый день. — Роберт протянул руку. — Я Роберт Найт. — Вы позволите задать вам несколько вопросов?
Мрачный старик нехотя встряхнул ладонь незваного гостя. Недоверчивое рукопожатие, отметил Роберт, жидковатое для человека таких размеров, и кожа ледяная.
— Можно войти?
Две пары настороженных глаз продолжали всматриваться в чужаков, взгляды метались между Робертом и Луизой. Наконец мужчина шагнул в сторону и коротко кивнул, приглашая в сумрак кухни, обставленной годах в шестидесятых, да и ремонта с тех пор явно не видевшей. Миссис Вайстрах опустила корзину с бельем на пол, расправила цветастую юбку и замерла рядом с мужем у синего пластикового стола. Роберт остановил на ней взгляд и постарался сосредоточиться, как делал это в зале суда, перед допросом свидетеля. Серый свитер, вытянутый на локтях, весь в катышках свалявшейся шерсти; грязный фартук поверх юбки; желтые с сильной проседью волосы стянуты в пучок на затылке; россыпь старческих пятен на щеках, будто ей плеснули чаем в лицо… Где та ниточка, что могла связывать ее с Эрин, с Руби, с недостающим звеном прошлого его жены, которое он так стремился отыскать?! Нет такой ниточки.
— Вы из полиции? — спросил старик с заметным акцентом.
— Нет-нет, вовсе нет. Я хотел показать вам вот это.
Тускло блеснувший на его ладони медальон потряс пожилую чету. Миссис Вайстрах ахнула и, пошатнувшись, ухватилась за спинку стула. Ее муж не издал ни звука, но кадык несколько раз дернулся, плечи напряглись, косточки стиснутых кулаков побелели, под редким седым пушком на черепе проступили капли пота. Роберт не упустил ни одной мелочи.
— Вам знакома эта вещь?
Ответ, впрочем, был очевиден. Сердце заколотилось в безумной надежде, но Роберт одернул себя: даже если старики и узнали медальон, это совсем не обязательно связывает их с Эрин.
— Эдита… — прошептала миссис Вайстрах. На кухне повеяло холодом, словно иноземное имя воззвало к призракам былых времен.
Роберт открыл медальон. При виде блеклого снимка внутри миссис Вайстрах одной рукой зажала рот, а другой быстро перекрестилась. Старик что-то прорычал, отворачиваясь, но и он видел фотографию — и тоже узнал. Роберт не сомневался в этом, глядя на его внезапно побагровевшую, со вздутыми венами шею.
— Мистер Вайстрах… Вы ведь мистер Вайстрах, не так ли? Женщина на фотографии вам знакома?
Вместо ответа старик выключил радио.
— Еще бы не знакома. — Женщина придвинулась к Роберту, не отрывая глаз от медальона. Смахнула слезинку со щеки. — Это ведь его мать, Эдита Вайстрах. Она умерла.
— Извините. Мне очень жаль.
— Она была старая и…
— Где вы это взяли? — Ее муж сжал кулаки.
— Не хотел вас расстраивать. — Роберт сделал полшага назад. — Я не знал, что ваша мать умерла.
— Он не из-за фотографии так разволновался. — Миссис Вайстрах налила в чайник воды, поставила на плиту и включила газ. Вздохнула с такой унылой покорностью, словно что-то до чрезвычайности важное, чего они с мужем ждали всю жизнь, вдруг само легло им в руки, просто и буднично, как ложится письмо на коврик у двери. — Его интересует медальон.
— Вот. — Роберт протянул украшение оцепеневшему старику. — Взгляните поближе.
— Или точнее будет сказать, мужа интересует, где вы его взяли. Кто вам его дал. — Миссис Вайстрах вытерла руки о фартук. — Понимаете… Этот медальон был у Рут.
Глава XXII
Когда Энди ушел, я поняла, что получила по заслугам и отныне моя участь — одиночество, душевные муки, вечная скорбь и целое море горькой вины. Хочешь, плавай в нем, хочешь, иди ко дну. Солнце даже краешком не заглядывало в мой новый мир, и случались дни, когда я не разговаривала ни с единой душой. Кроме Наташиной души, конечно. Время от времени я обращалась к ней — «прости», говорила, или «люблю тебя», — только она не отвечала. Дрожь пробежит по телу, да холодок дунет в лицо — вот и все, что доставалось мне от общения с ней. Поначалу мне хватало. Позже я начала писать ей письма. Все они и сейчас в коробке с пометкой «Наташа» на чердаке. Но я все равно не ощущала связи со своей малышкой. Отчаянное желание услышать ее и подтолкнуло меня однажды к встрече с медиумом. Ее объявления в течение нескольких недель появлялись в моем районе: «Вхожу в контакт с дорогими вашему сердцу усопшими».
Позвонив мадам Люне, я получила приглашение на сеанс в ее доме на другом конце города. Я добралась на автобусе, захватив с собой двадцать пять фунтов и блокнот с ручкой. Она провела меня на второй этаж, в спальню, напоминающую цыганский шатер гадалки на ярмарке: сплошь алый, фиолетовый, золотой шелк, сотни горящих свечей и хрустальный шар на низеньком столике. Мадам Люна предложила мне сесть в кресло у стола, а сама устроилась напротив. Мадам Люна была мужеподобна и необъятно толста, но именно она изменила мою жизнь.
— Кто-то очень вам дорогой пытается войти с вами в контакт, — произнесла она низким, хриплым голосом, и я утонула в черных глазах, мечтая вновь соединиться с Наташей. Руки мадам Люны зависли над хрустальным шаром. Клянусь, я воочию видела искры, что проскакивали между ее ладонями и потусторонним миром. Слезы покатились по щекам. — Она говорит — не нужно плакать, или ей тоже будет грустно.
— Она?..
— Девочка. Маленькая. Которая вас очень любит.
Как только мышцы мои напряглись, в тот самый миг, когда зрачки мои расширились, в то самое мгновение, когда на моей верхней губе блеснули бисеринки пота, я стала жертвой мадам Люны. Она тянула из меня информацию, как сорняк тянет соки из земли. Позже я поняла, что она всего лишь делала свою работу.
— Сколько ей? — выдохнула я.
— Два года… или три.
Я разочарованно сникла.
— Хотя… секундочку… — Пальцы мадам Люны тряслись над хрустальным шаром, а неотрывный взгляд ловил мельчайшие отклики моего тела, складывая в строчки биографии. — Наверное, чуть младше… или старше… — Должно быть, сама того не осознавая, я подала ей сигнал, и мадам Люна возликовала: — Совсем маленькая! Думаю, младенец.
Она не сообщала, она спрашивала, но что мне до того? Я неистово закивала, и мадам Люна разразилась потоком фактов — и близких к правде, и настолько далеких, что я их просто отбрасывала. Наташа на небесах, она меня любит и прощает, она будет общаться со мной через мадам Люну — каждый раз, когда я приду к ней и заплачу за сеанс.
Выплакав глаза, я уже собралась уходить, когда мадам Люна совершила большую ошибку — сказала, что у меня необычайно развита интуиция и, скорее всего, я не лишена способностей медиума. Видно, хотела таким образом гарантировать мое возвращение, лестью завоевать мое доверие. А в итоге собственными руками направила меня на стезю оккультизма, и вскоре уже я сама рекламировала на витрине соседнего магазина услуги ясновидения. Не прошло и недели, как у меня появились первые клиенты. Наконец-то я чувствовала себя нужной — и в то же время связанной с Наташей.
