Стеф Пенни - Нежность волков
Он говорит с некоторым сарказмом. Женщина с грохотом ставит на стол поднос.
С неуклюжим щегольством Несбит снимает крышку с подноса и ставит передо мной тарелку с лосиным бифштексом и кукурузной кашей. Сама тарелка хорошая, английская, но бифштекс старый и хрящеватый; немногим лучше всего того, что мы ели в дороге. Я с трудом удерживаю глаза открытыми и едва соображаю. Несбит ест совсем немного, но пьет непрерывно, так что, к счастью, не слишком проницателен. Необходимо заставить его говорить прямо сейчас, пока он ничего не подозревает.
— Так кто же здесь живет? У вас большая компания?
— Господи, нет! Совсем маленькая. Здесь ведь не пушное раздолье. Теперь уже нет. — Он горько улыбается, но, как мне кажется, не из-за крушения личных амбиций. — Управляет здесь мистер Стюарт, прекрасный человек, вы и надеяться не могли с таким здесь повстречаться. Затем ваш покорный слуга, главный на побегушках!.. — Он отвешивает сардонический поклон. — А еще несколько семей метисов и туземцев.
— Так эта женщина, что заходила сюда, Нора — она жена одного из ваших людей?
— Вот именно. — Несбит делает изрядный глоток.
— А что перевозчики делают зимой?
Я думаю о полуодетом мужчине во дворе. Он едва стоял на ногах.
Несбит будто читает мои мысли.
— А, ну, когда делать совсем нечего, как сейчас, боюсь, что они… поддаются соблазнам. Зимы здесь такие длинные.
Глаза его стекленеют и наливаются кровью, хотя непонятно, от алкоголя или чего-то другого.
— Но люди не сидят на месте, даже так…
— О да, охота и тому подобное, для мужчин — и мистера Стюарта… Это не по мне. — Он изысканно изображает на лице отвращение. — Ловушки ставим, конечно. Берем все, что можем.
— А кто-нибудь из ваших шел сюда недавно с северо-запада? Я просто подумала, не мог бы след, который мы видели, принадлежать одному из ваших людей, а вовсе не моему сыну. Тогда мы будем знать… что следует искать в другом месте. — Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно, но с ноткой печали.
— Один из наших?.. — Он изображает крайнее недоумение и почти комично морщит лоб. Правда, он сильно пьян. — Я не думаю… нет, ничего об этом не знаю. Я мог бы спросить…
Он искренне мне улыбается. Мне кажется, он лжет, но я так устала, что трудно быть в чем-то уверенной. Желание лечь и уснуть вдруг стало непреодолимым, как физическая боль. Еще минута, и я не смогу с ним больше бороться.
— Прошу прощения, мистер Несбит, но я… должна прилечь.
Несбит встает и хватает меня под руку, словно ожидая, что я вот-вот упаду или убегу. Меня не способен встряхнуть даже внезапный холод в коридоре.
Что-то будит меня. Вокруг почти темно и очень тихо, если не считать завываний ветра. В первый миг мне кажется, что в комнате есть кто-то еще, и я сажусь, не в состоянии сдержать вскрик. Когда глаза привыкают к темноте, я понимаю, что никого нет. Еще не рассвело. Но что-то же меня разбудило, и я настороже: сердце колотится, уши ловят малейшие звуки. Я выскальзываю из постели и натягиваю ту одежду, что успела снять, прежде чем провалиться в небытие. Беру лампу, но почему-то не испытываю желания зажечь ее. На цыпочках подхожу к двери. Снаружи тоже никого.
Я слышу, как скрипят и стонут стропила, слышу вой ветра, забравшегося под черепицу. И непонятное потрескивание, едва различимое и неотчетливое. Я долго прислушиваюсь у каждой двери, прежде чем повернуть ручку и заглянуть внутрь. Одна заперта; большинство пусты, но в окне одной из пустых комнат я вижу зеленоватое мерцание, дрожащую занавесь света на севере, с трудом проникающую сквозь тьму.
Заглянув в очередную комнату, вижу Муди; без очков лицо его совсем молодое и уязвимое. Я тут же закрываю дверь. Паркер, думаю я. Нужно отыскать Паркера. Я должна с ним поговорить. О том, что я делаю, и прежде чем совершу какую-нибудь немыслимую глупость. Однако еще за несколькими дверями я не нахожу никого, а вот потом вздрагиваю от изумления. Несбит погружен в беспробудный сон или беспамятство, а рядом с ним лежит индианка, которая подавала обед; ее рука выглядит совсем темной на его молочно-белой груди. Я слышу их громкое дыхание. У меня создалось впечатление, будто она ненавидит его, но вот они вместе, и есть какая-то трогательная невинность в их нечестивом сне. Я гляжу на них чуть дольше, чем собиралась, а затем с особенной осторожностью прикрываю дверь, хотя они не то чтобы вот-вот проснутся.
Наконец я нахожу Паркера, там, где почти ожидала: на конюшне, рядом с собаками. Он завернулся в одеяло и спит лицом к двери. Вдруг растерявшись, я зажигаю лампу, сажусь и жду. Хотя мы много ночей провели под одним куском парусины, здесь, под деревянной крышей, мне неловко, что я наблюдаю за спящим, сидя вот так на соломе, словно тать в ночи.
Вскоре свет будит его.
— Мистер Паркер, это я, миссис Росс.
Он приходит в себя сразу, ему не надо выбираться из тумана, какой обволакивает меня в момент пробуждения. Лицо его, как всегда, бесстрастно; похоже, мое появление здесь ни злит, ни удивляет его.
— Что-нибудь случилось?
Я трясу головой:
— Что-то меня разбудило, но я ничего не обнаружила. Куда вы ушли вечером?
— Смотрел за собаками.
Я жду чего-нибудь еще, но больше ничего не следует.
— Я обедала с Несбитом. Он спрашивал, что мы здесь делаем. Я сказала, что мы ищем моего убежавшего сына, которого в последний раз видели в Химмельвангере. Я спросила, не возвращался ли кто-нибудь сюда в последнее время, и он ответил, что не знает. Но сомневаюсь, что он был полностью искренен.
Прислонившись к стене конюшни, Паркер задумчиво смотрит на меня.
— Я поговорил с одним парнем и его женой. Они сказали, что в последнее время никто не отлучался, но вид у них был подавленный. Они отводили взгляд, смотрели куда угодно, только не на меня.
Я не знаю, что со всем этим делать. Затем слышу доносящийся издалека очень слабый, но отчетливый звук, от которого по спине бежит холодок. Неземной вой, мрачный, но равнодушный. Симфония воя. Негромко рычат проснувшиеся собаки. Я заглядываю в черные глаза Паркера:
— Волки?
— Далеко.
Я сознаю, что нас окружают мощные стены, оснащенные орудиями, и все же от этого звука холодеет кровь. Мне вдруг хочется в тесноту палатки. Там я ощущала себя в большей безопасности. Кажется, я даже дрожу и придвигаюсь поближе к Паркеру.
— Здесь очень скудно. Плохая охота. Мало провизии.
— Как это возможно? Это фактория Компании.
— Не все фактории работают хорошо.
Я думаю о Несбите и его наркотическом сне. Если он управляет факторией и отвечает за поставки, то все это совсем неудивительно.
— Несбит — наркоман. Опиум или что-то вроде того. И еще… — Я опускаю взгляд на солому. — У него… связь с одной из индианок.
Сама того не желая, я заглядываю в глаза Паркера, на мгновение, которое вырастает в минуту. Никто из нас не произносит ни слова; мы будто загипнотизированы. Я вдруг понимаю, как громко дышу, и не сомневаюсь, что он слышит биение моего сердца. Даже волки замолкли, прислушиваясь. Наконец я отрываю взгляд и чувствую, как кружится голова.
— Наверное, я пойду. Просто подумала, что нужно вас отыскать… обсудить, как поступить утром. Мне кажется, будет лучше скрыть истинную причину нашего здесь появления. То же я сказала мистеру Муди, хотя не знаю, что он собирается делать завтра.
— Вряд ли мы узнаем что-нибудь еще, пока не вернется Стюарт.
— Что вам о нем известно?
Помолчав, Паркер качает головой:
— Ничего, пока его не увижу.
Я жду какое-то время, но у меня больше нет причин здесь оставаться. Вставая, я касаюсь его скрытого соломой бедра. Клянусь, я не знаю, была там его нога раньше или он придвинул ее специально. Я вскакиваю словно ошпаренная и поднимаю лампу. В колебаниях света и тени я не могу разобрать выражение его лица.
— Что ж, спокойной вам ночи.
Торопливо выхожу во двор, уязвленная тем, что он не ответил. Мороз тут же остужает мне кожу, но ничего не может поделать с разгоряченными мыслями, а главное — со жгучим желанием вернуться в конюшню и лечь рядом с Паркером на солому. Потеряться в его запахе и тепле. Что это — овладевшие мной страх и беспомощность? Прикосновение к его телу в соломе было недоразумением. Недоразумением. Погиб человек; Фрэнсису нужна моя помощь — вот зачем я здесь, иной причины не существует.
Полярное сияние мерцает на севере, словно прекрасный сон, и ветер утих. Небо головокружительно высоко и ясно, и вернулся холод, тугой звенящий холод, утверждающий, что нет ничего между мной и бесконечными глубинами космоса. Потрясенная, я еще долго тяну голову к небу. Я сознаю, что следую зыбкой тропой, со всех сторон окруженная риском катастрофы и неизвестностью. Ничего от меня не зависит. Небеса разверзнуты надо мной, как пропасть, и ничто не способно удержать меня от падения — ничто, кроме беспорядочного лабиринта звезд.
