Олег Рой - Вдали от рая
Под мерный рокот этого привычного убедительного голоса Вера понемногу успокаивалась и уже не понимала: как она могла быть такой глупой? Как могла она не понимать очевидных вещей? Зачем начала этот нелепый спор, неужели сразу было не ясно, что папа, как всегда, во всем прав? А отец продолжал:
– Я тщательно отбираю своих подопытных. Это – зловредные клетки общества, то самое быдло, мнящее себя хозяевами жизни, о котором ты говорила… Жалеть их так же нелепо, как нелепо жалеть хирургу воспаленный аппендикс. Он удаляет его, тем самым спасая весь организм, который отлично может существовать и без аппендикса – но погибнет, если зловредный орган не удалить. Ты понимаешь меня?
Вера молча кивнула. Она уже ни секунды не сомневалась в правоте слов отца.
– Это первое, – говорил он. – А второе – мы с тобой будем проводить очень важные эксперименты, аналога которым еще никогда не было в медицинской науке. Мы будем работать с людьми, у которых нарушена родовая оболочка. Такие люди безнадежны, средства помочь им пока нет. Но наши с тобой исследования, возможно, сумеют приблизить его открытие. Ты готова помогать мне в этом?
Вера хотела тотчас ответить, но он остановил ее повелительным жестом:
– Погоди, ангел мой, не спеши. Сначала подумай как следует. Учти, что работа эта будет трудной, иногда крайне неприятной, как работа в психиатрической клинике или хосписе. Это первое. И второе – все, что касается нашего дела, нужно будет держать в строжайшей тайне. Я говорю серьезно. Одно лишь случайно оброненное слово может меня погубить. Ты понимаешь меня?
– Да, папа, понимаю. И я на все согласна. Обещаю, что буду помогать тебе, как бы трудно это ни было, и никогда в жизни никому не скажу ни слова о нашей работе, – клялась дочь.
Отец поднялся из кресла и стал прохаживаться по библиотеке:
– Верочка, дитя мое, я вижу, что ты выросла хорошим, твердым и решительным человеком. Твои слова еще более убеждают меня в том, что ты созрела для миссии, которую отныне несет наш род. Ты заслужила право стать моей настоящей помощницей. А сейчас, – он подошел ближе и встал прямо перед ней, – сядь-ка поудобнее и расслабься…
Вера привычно повиновалась. Как обычно – по крайней мере, для нее это было обычным. К гипнозу папа приучил ее с детства. Вначале это была их с папой тайна, потому что инстинктивно Вера догадывалась – если мама узнает, то будет сердиться. А потом, когда их и без того маленькая семья сократилась до двух человек, скрывать было уже не от кого, и примерно раз в месяц они стали проводить сеансы, когда Вера расслаблялась на кровати или в кресле под тихое рокотание отцовского голоса – словно уплывала на мягко покачивающих ее волнах далеко-далеко, в неведомую страну… Из этой страны она возвращалась бодрой и отдохнувшей. Правда, при попытке вспомнить, что именно говорил ей отец во время гипноза, сознание словно наталкивалось на белую непроницаемую стену.
«Ничего особенного, мой ангел, – ласково заверял папа. – Небольшие установки, которые помогут тебе лучше учиться… быть умной девочкой…»
Наверное, так и было. А как же еще? Сколько Вера себя помнит, она была отличницей – и в школе, и в институте, который окончила с красным дипломом. Значит, внушение помогало. Папа ведь желает своей девочке только добра.
И его взрослая девочка должна воздать ему добром за добро. Это ее святая дочерняя обязанность…
После окончания института и необходимой работы по распределению в диспансере папа устроил Веру к себе в клинику. Несколько лет она старательно помогала ему не столько лечить пациентов, сколько собирать информацию о них и об их родственниках – ведь в родовой оболочке почти каждого из этих людей имелась огромная брешь, а значит, каждый из них мог стать подопытным. Вместе с отцом она старательно выбирала подходящие кандидатуры – самых успешных, богатых и здоровых родственников своих пациентов. Однако через некоторое время, когда настала пора перейти от теории к практике, отец решил, что дочери лучше уволиться, чтобы занятость в клинике не отвлекала ее от основного дела. Вера покорилась и полностью посвятила себя отцовским исследованиям.
Признаться, она так и не сумела полностью и досконально разобраться в его системе, многое просто приняла на веру, не слишком хорошо понимая, как и почему это работает. Впрочем, что тут удивительного? Разве все люди хорошо представляют себе принципы законов физики или, скажем, устройство телевизора, телефона, самолета или компьютера? Нет, конечно. Но недостаток знаний ничуть не мешает им смотреть любимые фильмы и передачи, летать в другие города и страны, болтать по мобильному со знакомыми и лазить по Интернету. Нечто подобное происходило и с Верой. Например, ей казалось, что передача энергии от донора к реципиенту (принимающему) должна происходить только тогда, когда они находятся рядом. Но оказалось, что ничего подобного. Для перераспределения энергии отец не нуждался в присутствии объекта – ему было достаточно лишь пряди его волос, которые прекрасно могли выступать передаточным звеном, если были срезаны недавно и с полным соблюдением правил. Вера не могла толком объяснить, как и почему это происходит, но вскоре имела возможность своими глазами убедиться, что подобная передача энергии – даже на расстоянии, через промежуточное звено, которым она стала, – вполне реально существующий факт.
Работа, которой ей пришлось заняться, и впрямь оказалась тяжелой. То есть сначала все было легко и очень интересно, напоминало захватывающую игру то ли в волшебников, то ли в разведчиков. Во всяком случае, встречаясь с первым назначенным папой объектом, Вера чувствовала себя этаким Штирлицем, резидентом на задании. Познакомиться, войти в доверие, одурманить, проделать необходимые ритуалы со свечой и отрезанными волосами, произнести определенные заговоры… Больше всего она боялась, что перепутает слова заклинаний. Хотя папа и уверял, что смысл неважен, имеет значение звуковой состав фразы, определенным образом воздействующий на мозг, она все равно беспокоилась, что собьется и этим нарушит ход эксперимента.
Первый раз действительно получилось неважно, точнее, если быть честной с самой собой, вообще ничего не получилось. Вера опасалась, что папа рассердится на нее, но он был спокоен и только заставлял ее по многу раз прокручивать в памяти и проговаривать вслух все подробности – до тех пор, пока они вместе не вычислили, где именно Вера допустила ошибку. После этого она снова встретилась с объектом – и на этот раз сработало.
Полученный результат очень вдохновил папу – это было заметно невооруженным глазом. Он как-то сразу помолодел, посвежел и выглядел очень счастливым. А вместе с ним была счастлива и дочь, ее прямо-таки переполняла гордость за то, что она сумела сделать.
Настроение испортилось только спустя несколько недель, после того, как Вера опять случайно встретилась с донором – и сначала не узнала его, а узнав, содрогнулась. Румяный, склонный к полноте живчик усох, как щепка, почернел лицом и как будто даже сделался ниже ростом. Если в их первую встречу он был всего лишь слегка лысоват, то теперь волосы выпали, точно в результате облучения. Он выглядел смертельно больным, как выражалась иногда ее бабушка Тося, царствие ей небесное, краше в гроб кладут.
Потрясенная Вера рассказала обо всем отцу, тот обнял ее, сочувственно погладил по волосам.
– Ангел мой, я ведь предупреждал тебя, что наша работа не из легких… Мы с тобой имеем дело с безнадежными людьми. Дни этого бедняги были сочтены уже тогда, когда ты встречалась с ним самый первый раз. Просто тогда это еще не было заметно.
И тогда дочь поверила этим словам, как привыкла верить всему, что говорит отец. Первые сомнения закрались в ее душу позже, много позже…
Глава третья, в которой Виктор Волошин поселяется на Сиреневом бульваре
Итак, дверь в квартиру Веры, на которую случайно облокотился Волошин, открылась и бесшумно подалась вовнутрь. От неожиданности и от того, что пол и стены вокруг него точно покачнулись и поехали куда-то вниз, Волошин едва удержался на ногах. Опасливо заглядывая в темное бархатное нутро квартиры, он усиленно соображал: неужели эта дверь всегда так и была незапертой? Выходит, зря он столько топтался на этой площадке, надавливая на звонок и слушая его мелодичное звучание, вместо того чтобы просто войти?
Нет, невозможно! Он хорошо помнил, как бился в эту дверь, рыдая и крича что-то нечленораздельное, экс-банкир Васильцов, как он колотил кулаками по старому, уже местами потрескавшемуся и прохудившемуся дерматину. Дверь насмерть стояла под его натиском, отвечая ему ухающими деревянными звуками. И даже предположить тогда, что она открыта, было совершенно немыслимо – напротив, она казалась средоточием незыблемости и приватности чужого жилья, пословицы про дом-крепость, символом всего утаенного, засекреченного, укрывающегося от посторонних любопытствующих глаз…
