Чай из трилистника - Карсон Киаран

Опускаются сумерки. Дядя задергивает шторы и включает проектор. Первый слайд — вид на север с главной насыпи.

Если вас интересует, почему Безмолвная Долина так называется, говорит Селестин, то существует легенда о том, что там никогда не пели птицы. Коекто полагает, что этот феномен связан с наличием некоего воздушного мешка, который мешает полету. Здесь же зафиксирован высокий уровень радиоактивного излучения, а некоторые скалы, как говорят, по ночам светятся.

Голубой дымок от сигареты Селестина раскручивается вверх внутри световой воронки; дядя переходит к следующему слайду.

Здесь представлен лорд Карсон с замечательным экземпляром кристаллического кварца, шесть граней которого призваны символизировать шесть графств только что образованной провинции Северная Ирландия. Окрестные утесы, говорит Селестин, известные как Бриллиантовые Горы, густо нашпигованы кристаллами аметиста, топаза, хризоберилла, турмалина и перидота.

Он показывает крупные планы образцов упомянутых кристаллов, в которых я узнаю коллекцию Ольстерского музея. Они мерцают в темноте зала.

Оливково-зеленый перидот, продолжает он, ценится особо, когда обнаруживается в виде серпентина, иначе змеевика, из которого вырезают статуэтки св. Патрика, изгоняющего из Ирландии змей.

Далее — вид Слив-Донарда, самой высокой горы в районе Морн. Обратите внимание: на вершине едва виднеются развалины каменного скита; именно здесь устроил себе жилище св. Донард, после того как принял крещение от св. Патрика. Согласно преданию, Донард был местным вождем-язычником. Св. Патрик, прибыв в эти края, послал к Донарду служку с просьбой о пропитании для своих спутников, поскольку святые мужи считали подобные приношения само собой разумеющимися. Донард сказал мальчику взять одного из своих самых свирепых быков. Мальчик попытался это сделать и, естественно, был вынужден спасаться бегством.

Вот перед вами замечательный образчик ирландской бычьей породы. Из уроков по отечественной истории вы знаете, что бык является эмблемой Ольстера — после знаменитого похищения быка из Куальнге[8]. Когда мальчик рассказал св. Патрику, что с ним случилось, тот дал ему волшебный повод, на котором бык пришел на закланье кроткий, как агнец. Он был забит, разделан и засолен.

Вот схема разделки с различными частями говяжьей туши, которую я позаимствовал из “Образцового домашнего хозяйства” издательства “Хатчинсон и К””, Лондон. Филей. Кострец. Лопатка. Грудинка. Шея. Должен заметить, что разделка эта английская и может в точности не совпадать с той, что использовалась мясниками древней Ирландии, но общая идея ясна.

На следующий день Донард пожаловался Патрику, что тот украл у него быка. Если правитель так говорит, ответил св. Патрик, он получит своего быка обратно. Он сотворил крестное знамение, и разрозненные куски мяса, некогда составлявшие быка, немедленно воссоединились. Святой дохнул быку в рот, и тот вернулся к жизни. Вскоре Донард попросил крестить его, но перед этим признался, что ему трудно понять доктрину Пресвятой Троицы. Патрик сорвал былинку шамрока, иначе трилистника, и протянул ее в качестве иллюстрации: растение с одним стеблем, но тремя равнозначными листьями. Ему суждено было стать символом Ирландии.

11. КРОВАВО-ЗЕЛЕНЫЙ

Береника толкнула меня коленкой в коленку. По опыту она знала, что ее отец только разогревается перед седланием любимого конька и что иллюстрированная лекция закончится еще не скоро. Я тоже заметил, что он позабыл про своих слушателей. Два гостя уснули, остальные трое с радостью принялись опустошать вазу ромово-сливочных тянучек “Каллард и Баузер”. Пора было уходить.

Береника выскользнула за дверь. Через несколько минут я последовал за ней в темный коридор. Она прижала палец к губам и взяла меня за руку. На цыпочках мы поднялись по лестнице; подошли к порогу дядиного кабинета. Я колебался, но Береника втолкнула меня и повернула в замке ключ. Она указала на картину над письменным столом Селестина. На ней в полный рост была изображена пара в средневековых одеяниях в интерьере: мужчина с ног до головы в темном, держащий за руку женщину в зеленом. Веки у мужчины были тяжелые, и он словно отводил глаза от зрителя. Ее глаза были скромно опущены. Его ноздри трепетали.

Береника потянулась вверх и надавила на одну из шишек в лепнине рамы. Раздался резкий щелчок, и вся картина повернулась, открыв встроенный в стену тайник. Внутри была глиняная трубка, с головкой размером с наперсток,

и эмалевая изумрудно-зеленая табакерка, инкрустированная мотивом арфы и трилистника. Береника взяла ее и открыла. На внутренней стороне крышки было выгравировано:

Д.О.Г.

Чай из трилистника

A.M.D.G.

Вместо привычного душка травяного табака Селестина эта смесь дышала иным фимиамом: темным, острым, горьким, густым, составленным из множества штрихов разнообразных тонов зеленого и сепии. Береника взяла трубку и вернула картину на место.

Он не подействует, если не смотреть на картину, сказала она. Затем взяла щепотку, набила трубку, прикурила от спички со стола Селестина и всасывала, пока смесь не начала тлеть. Сделав несколько затяжек, она передала трубку мне. Я глубоко вдохнул и почувствовал, как от дыма перехватило горло.

Береника повела глазами в сторону картины; я последовал за ее взглядом. На долю секунды мир раздвоился; я сморгнул; картина замерцала в своей раме и вдруг приобрела стереоскопическую глубину. Складки и изгибы зеленого платья дамы явственно выступили на алом фоне кровати. Я почти ощущал меховую оторочку темной, пурпурно-багряной накидки на мужчине, твердость полей и округлость тульи его шляпы. Тут я заметил на стене, за спинами пары, выпуклое зеркало, в котором эти спины отражались, а за ними, телескопически выгнутые, еще две фигуры — одна в синем, другая в красном, застывшие на пороге комнаты, готовые войти в ее измерение.

Береника взяла меня за руку. Я почувствовал ее пульс и свой, казалось вторивший ее сердцебиению. Я ощутил, как растекается по моим венам дым, и подумал, что кровь у меня зеленеет, зеленый цвет вторгается в красный, завихрениями, словно в стеклянном цилиндре шприца. Береника что-то про себя замурлыкала — хотя я и не узнавал мелодию, это была какая-то бемольная арабеска[9], - и под этот напев мои подошвы затрепетали от какого-то неровного давления снизу. Лишь через секунду-другую я осознал, что мы поднялись на пару дюймов над половицами.

Мы медленно поплыли вперед. Когда наши головы поравнялись с головами изображенных, мы стали фигурами на картине.

12. СИНЯЯ ФИАЛКА

Теперь я могу рассматривать эти события с высоты некоторых познаний. Литература по психотропным средствам необъятна, и я едва ли преодолел дальние подступы к ней, но у меня есть некоторый практический опыт, подкрепленный примерами, которые я привожу ниже.

Агиографы св. Джузеппе Купертинского писали, что в течение пяти лет он не вкушал ни хлеба, ни вина, а травы, которыми он питался по пятницам, были столь отвратительны на вкус, что есть их мог лишь он один. Отмечалось также, что многие случаи левитации святого имели место в пятницу, а один неортодоксальный авторитет уверяет, что Джузеппе был знаком с составом снадобий, использовавшихся ведьмами для полетов — в качестве растираний или подкожно. Цвет ингредиентов неизменно указывается как зеленый.

Одно зелье включает петрушку, листья тополя и сажу, другое — пастернак, белладонну, лапчатку и кровь летучей мыши. Дурман вонючий, Datura stramonium, известный также как ангельские, или чертовы, трубы, фигурирует в некоторых рецептах в значительных количествах. Калпепер [10]рекомендует принимать дурман вонючий при эпилепсии и конвульсиях.

В число прочих ингредиентов входят белена, аконит и аир тростниковый. Белена — “чертов глаз”, или “вонючий Роджер”, — источник гиосциамина, которым доктор Криппен отравил миссис Криппен. Она была известна Диоскориду как «питонион»; Плиний считал ее опасным препаратом. Согласно Овидию, когда скифские женщины сбрызгивали ею тело, у них вырастали перья. В другом месте он повествует о том, как мертвые в Гадесе, надев венки из белены, тщетно рыщут по мрачным окрестностям Стикса.