Чарльз Буковски - Женщины
– Смотри. Вот пара шоколадок. Выбирай.
Она взяла одну, содрала бумажку, откусила и загляделась на молодого и черного, уходившего вдаль по песку.
– Я устала от этого пляжа, – сказала она, – поехали ко мне.
Мы не встречались неделю. Потом как-то днем я оказался у Лидии – мы лежали на постели и целовались. Лидия отстранилась.
– Ты ничего не знаешь о женщинах, правда?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что, прочитав твои стихи и рассказы, могу сказать, что ты ничего не знаешь о женщинах.
– Еще чего скажешь?
– Ну, в смысле, для того, чтобы мужчина заинтересовал меня, он должен съесть мне пизду. Ты когда-нибудь ел пизду?
– Нет.
– Тебе за 50, и ты ни разу не ел пизду?
– Нет.
– Слишком поздно.
– Почему?
– Старого пса новым трюкам не научишь.
– Научишь.
– Нет, тебе уже слишком поздно.
– У меня всегда было замедленное развитие.
Лидия встала и вышла в другую комнату. Потом вернулась с карандашом и листком бумаги.
– Вот, смотри, я хочу тебе кое-что показать. – Она начала рисовать. – Вот, это пизда, а вот то, о чем ты, вероятно, не имеешь понятия, – секель. Вот где самое чувство. Секель прячется, видишь, он выходит время от времени, он розовый и очень чувствительный. Иногда он от тебя прячется, и ты должен его найти, только тронь его кончиком языка…
– Ладно, – сказал я. – Понял.
– Мне кажется, ты не сможешь. Говорю же тебе, старого пса новым трюкам не научишь.
– Давай снимем одежду и ляжем.
Мы разделись и растянулись. Я начал целовать Лидию. От губ – к шее, затем к грудям. Потом дошел до пупка. Передвинулся ниже.
– Нет, не сможешь, – сказала она. – Оттуда выходят кровь и ссаки, только подумай, кровь и ссаки…
Я дошел до туда и начал лизать. Она нарисовала мне точную схему.
Все было там, где и должно было быть. Я слышал, как она тяжело дышит, потом стонет. Это меня подстегнуло. У меня встал. Секель вышел наружу, но был он не совсем розовым, он был лиловато-розовым. Я начал его мучить. Выступили соки и смешались с волосами. Лидия все стонала и стонала. Потом я услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Раздались шаги, и я поднял голову. У кровати стоял маленький черный мальчик лет 5.
– Какого дьявола тебе надо? – спросил я его.
– Пустые бутылки есть? – спросил он меня.
– Нет, нету у меня никаких пустых бутылок, – ответил ему я.
Он вышел из спальни в переднюю комнату, и ушел через входную дверь.
– Боже, – произнесла Лидия, – я думала, передняя дверь закрыта.
Это был малыш Бонни.
Лидия встала и заперла входную дверь. Потом вернулась и вытянулась на кровати. Было около 4 часов дня, суббота.
Я занырнул обратно.
6
Лидия любила вечеринки. А Гарри любил их устраивать. Поэтому мы ехали к Гарри Эскоту. Гарри редактировал «Отповедь», маленький журнальчик. Его жена носила длинные полупрозрачные платья, показывала мужчинам свои трусики и ходила босиком.
– Первое, что мне в тебе понравилось, – говорила Лидия, – это что у тебя нет телевизора. Мой бывший муж смотрел в телевизор каждый вечер и все выходные напролет. Нам даже любовь приходилось подстраивать к телепрограмме.
– Ммм…
– И еще мне у тебя понравилось, потому что грязно. Пивные бутылки по всему полу. Везде кучи мусора. Немытые тарелки и говняное кольцо в унитазе, и короста в ванне. Все эти ржавые лезвия валяются вокруг раковины. Я знала, что ты станешь пизду есть.
– Ты судишь о человеке по тому, что его окружает, верно?
– Верно. Когда я вижу человека с чистой квартирой, я знаю: с ним что-то не в порядке. А если там слишком чисто, то он пидор.
Мы подъехали и вылезли. Квартира была наверху. Громко играла музыка. Я позвонил. Открыл сам Гарри Эскот. У него была нежная и щедрая улыбка.
– Заходите, – сказал он.
Литературная толпа вся была уже в сборе, пила вино и пиво, разговаривала, кучкуясь. Лидия возбудилась. Я осмотрелся и сел. Сейчас должны подавать обед. Гарри ловил рыбу хорошо – лучше, чем писал, и уж гораздо лучше, чем редактировал. Эскоты жили на одной рыбе, ожидая, когда таланты Гарри начнут приносить хоть какие-то деньги.
Диана, его жена, вышла с рыбой на тарелках и стала ее раздавать.
Лидия сидела рядом со мной.
– Вот, – сказала она, – как надо есть рыбу. Я деревенская девчонка. Смотри.
Она вскрыла рыбину и ножом сделала что-то с хребтом. Рыба легла двумя аккуратными кусочками.
– О, а мне понравилось, – сказала Диана. – Как вы сказали, откуда вы?
– Из Юты. Башка Мула, штат Юта. Население 100 человек. Я выросла на ранчо. Мой отец был пьяницей. Сейчас он умер уже. Может, именно поэтому я с этим вот… – Она ткнула большим пальцем в мою сторону.
Мы принялись за еду.
После того, как рыбу съели, Диана унесла кости. Затем был шоколадный кекс и крепкое (дешевое) красное вино.
– О, кекс хороший, – сказала Лидия, – можно еще кусочек?
– Конечно, дорогуша, – ответила Диана.
– Мистер Чинаски, – сказала темноволосая девушка с другого конца комнаты, – я читала переводы ваших книг в Германии. Вы очень популярны в Германии.
– Это мило, – ответил я. – Вот бы они еще мне гонорары присылали…
– Слушайте, – сказала Лидия, – давайте не будем об этой литературной муре. Давайте сделаем что-нибудь! – Она подскочила, бортанув меня бедром. – ДАВАЙТЕ ТАНЦЕВАТЬ!
Гарри Эскот надел свою нежную и щедрую улыбку и пошел включать стерео. Включил он его как можно громче.
Лидия затанцевала по всей комнате, и молоденький белокурый мальчик с кудряшками, приклеившимися ко лбу, присоединился к ней. Они начали танцевать вместе. Остальные поднялись и тоже пошли танцевать. Я остался сидеть.
Со мною сидел Рэнди Эванс. Я видел, как он тоже наблюдает за Лидией. Он заговорил. Он всё говорил и говорил. Слава Богу, я его не слышал – музыка играла слишком громко.
Я смотрел, как Лидия танцует с тем мальчиком в кудряшках.
Двигаться Лидия умела. Ее движения таились на грани сексуального. Я взглянул на других девчонок: они, казалось, так не умели. Но, подумал я, это просто потому, что Лидию я знаю, а их нет.
Рэнди продолжал болтать, хоть я ему и не отвечал. Танец окончился, Лидия вернулась и снова села рядом.
– Ууух, мне кранты! Наверно, я из формы вышла.
На вертак упала следующая пластинка, и Лидия встала и подошла к мальчику с золотыми кудряшками. Я продолжал пить пиво с вином.
Там было много пластинок. Лидия с мальчиком всё танцевали и танцевали – в центре сцены, пока остальные двигались вокруг них, и каждый танец был интимнее предыдущего.
Я по-прежнему пил пиво и вино.
