Олег Рой - Три краски
17 ноября 2010 года
– Джонни! Джо! С тобой все в порядке?
– Бен, ну сделай хоть что-нибудь! Он вообще дышит?
– Джо! Надо отвести его в больницу! Кто-нибудь, позовите врача!
Эти слова упорно пробивались в мое сознание. Наконец я открыл глаза и сквозь дымку увидел лицо Эмили – она склонилась надо мной и с беспокойством что-то твердила. За ее плечом маячил он, Бен Дикент, самый ненавистный мне человек. На его лице застыла ухмылка. Глупый папочкин сыночек, жалкий пижон, не умеющий доказать ни одной теоремы. В его жизни все куплено, он не знает, что это такое – пробивать себе дорогу самостоятельно, быть непризнанным гением, белой вороной в черной каркающей стае.
– Эмили, с ним уже все хорошо, – потрепав ее по плечу, проговорил Дикент. – Пойдем, нас ждут!
Моя богиня испуганно обернулась на него, затем посмотрела на меня. В ее синих глазах я читал сожаление.
– Но, Бен, Джо… Ему плохо!
– Эмили, пошли! Он уже очнулся! Не позорься! Сегодня наш день! Мы с тобой вместе, и этот бал, он создан для нас, ведь правда? Зачем тебе этот глупый попугай! Посмотри, на нас все глазеют. Не хватает еще, чтобы кто-нибудь подумал, что мы из одной компании!
Должно быть, вся эта чушь подействовала, потому что Эмили снова взглянула на меня с такой тоской и сожалением, повела плечами, как бы подавая знак, что ничего сделать не может, и, протянув руку этому недоноску, пошла прочь.
Я видел, как она уходит – моя Эмили, моя непокоримая вершина, человек, которому я поклонялся столько лет, девушка, на которой я даже думал жениться! Я знал, что надо делать: встать и побрести, шатаясь, следом. Да, именно шатаясь, потому что от пережитого потрясения я вряд ли смог бы идти ровно. Но идти надо, и я бы дошел. Догнал бы его, схватил грязной рукой за серебристую рубашку. Почему грязной? Потому что я упал и, естественно, испачкался. Сейчас мой костюм не стоил и гроша, никто и подумать не мог, сколько денег на него ушло, сколько бессонных ночей пришлось пережить, чтобы одеться так, как я мечтал. Впрочем, мне теперь явно не до фрака. Итак, я догоняю его, дергаю за рукав. На серебристом рукаве остается грязная пятерня, но меня это не смущает, я даже рад. Да, рад, я стал совсем другим человеком после этого обморока!
Они поворачиваются, оба. Эмили смотрит с удивлением и даже с испугом. Естественно, с испугом, ведь она видит, что я изменился, она все понимает в считаные секунды. Ну а у этого придурка на губах снова начинает играть язвительная ухмылка. Но недолго, потому что уверенным ударом кулака я стираю эту гнусную мину. Брызжет кровь, оставляя на рубашке неряшливые пятна, – разбиты губа и нос. Не мои – Дикента, и это придает мне еще больше сил. Пока он зажимает пальцами нос, чтобы не испачкать рубашку еще больше (тоже мне чистоплюй!), я снова размахиваюсь. Новый удар – и Дикент падает.
– Джонни, что ты делаешь? Перестань! – кричит Эмили и кидается к любимому, к этому типу. Она хочет поднять его, но этот придурок слишком тяжел.
Тем временем он встает сам. Отплевывается.
– Я всегда знал, каков ты, *censored*н сын! – На разбитых губах Дикента вдруг появляется улыбка: – Прикидывался «ботаником», а на самом деле настоящий мужик! Ну, дай же пять! – он протягивает руку для рукопожатия.
Эмили тоже начинает сиять невероятно счастливой улыбкой:
– Я верила в тебя, Джо! Я знала, ты покажешь себя! Это все было подстроено, чтобы тебя спровоцировать! Я даже не думала идти на бал с Дикентом, ведь правда, Дикент?
– Конечно, разве ты не знаешь, Джо? Я уже давно встречаюсь с Джейн, мы с ней собираемся пожениться.
Я смотрю в сторону и вижу Джейн, девчушку моложе нас на два года, маленькую, худенькую, прыщавую, совсем неказистую.
– Да, Бен, эта девушка как раз тебе пара, – замечаю я не то с ехидством, не то искренне.
Бен расплывается в счастливой улыбке.
– Я знаю! – говорит он и медленно, шатаясь – прям как я несколькими минутами раньше, – идет к Джейн.
Эмми радостно подбегает ко мне, хватает меня под руку, и мы отправляемся на бал…
Да, вот так я все это представил, глядя, как они удаляются. Я все еще лежал на полу, раздавленный, грязный, униженный. На меня глазело не меньше двух десятков любопытных прыщавых рож. О, им не понять, что гений высок даже в унижении! Что они вообще могут знать о гениальности? Что они могут знать обо мне?
Я встал, отряхнулся и медленно, шатаясь, поковылял прочь от этого колледжа. Финита ля комедия! Я решил твердо, что не буду больше иметь никаких дел с девушкой по имени Эмили Берклинг. Я забуду ее также быстро, как она забывала формулы и все то, чему я ее учил, я не буду упоминать ее имени, я сотру из памяти малейшие ее следы и выброшу все книги, к которым она прикасалась. Можно ли забыть человека? Конечно, можно! Просто не вспоминать о нем! Все проще простого.
Эмили пришла спустя два дня. С видом побитой собаки. С грустными, наполненными слезами синими глазами. Я открыл дверь, и она, облокотившись о дверной проем, посмотрела на меня. И так искренне, так тихонько прошептала: «Привет!» Нет, если бы она сказала что-то другое, если бы просила прощения, сделала бы замечание о погоде, об учебе или о чем-то еще, я бы знал, что ответить. Я предусмотрел все варианты, но не это простое и дурацкое «Привет!».
– Ээээ… – сказал я, не найдя ничего лучше, чем эта буква.
А Эмили тем временем прошла в квартиру. Я даже отодвинулся, чтобы пропустить нежданную гостью. На моей непреступной крепости вывешен белый флаг при первом же марш-броске врага – я сдался, униженно поднял руки, не решившись вступить в бой. Как же велика была ее власть надо мной!
– Не оставляй меня, пожалуйста, Джо! Прошу! Без тебя я не смогу никуда поступить, я не справлюсь! Ты – моя последняя надежда! – бормотала Эмили, моргая. – Я знаю, я ужасна! Я снова тебя предала. Но я ведь с самого начала не скрывала, какая я плохая. Вспомни, ты знал об этом! Так в чем же я виновата?
Она говорила, а я тем временем уже раскладывал на столе учебники, которые, признаюсь, так и не выбросил, помня об их полезности.
Эмили пришла ко мне за помощью, не мог же я оттолкнуть ее, тем более сейчас, когда до вступительного экзамена оставалось всего ничего. Уже через полчаса я понял, моя память не сравнится с ее: я еще не успел забыть Эмили, а все формулы уже давным-давно выветрились из этой милой головки. Мы снова вместе грызли гранит науки.
Рассказывая о прошлом, я так увлекся, что позабыл о самом главном: о моем эксперименте. Опыты с Эмми считаю завершенными. Ее успехи достигли своего апогея и явно пошли на спад. Она все чаще забывает помыть посуду и все реже обращается к книге. Если так пойдет и дальше, еще через месяц-другой Эмми вернется к прежнему состоянию. Надо бы подумать, как закрепить эффект применения моего фатума на более длительное время.
