Ирина Волчок - Домработница царя Давида
— Вы не поняли. Я спрашивала о бриллиантах.
— А это бриллианты? — Аня понимающе покивала. — Ага, я так и подумала… Тоже красивые, а как же, конечно. И вам эта штука очень идёт.
Дама слабо улыбнулась, всё так же испытующе глядя на Аню, опять почему-то пожала плечами и опять подозрительно спросила:
— А почему вы босиком?
— Я сменную обувь не догадалась захватить, — виновато призналась Аня. — А в уличной обуви в доме… ну, неудобно.
Ну вот, сейчас дама поймёт, что у Ани серьёзные нарушения мозгового кровоснабжения. Если человек на первое собеседование приходит в чужой дом без сменной обуви — кто же его примет на работу?
— А я дома редко переобуваюсь, — задумчиво сказала дама. — С утра до вечера — на каблуках. Привыкла. Без каблуков даже трудно ходить.
— А я на каблуках не умею… — Аня с сожалением вздохнула и завистливо покосилась на вышитые шёлковые туфельки на тонких прозрачных каблуках. — У меня были «шпильки». Я один раз в них даже ходила. На праздник какой-то, не помню. Помню, что измучилась только — вот и весь праздник был. Больше никогда не надевала, вот и не научилась ходить. Да мне и ходить особо некуда.
— Тебе сколько лет? — вдруг спросила дама. И опять почему-то с подозрением. — Да ты сядь куда-нибудь. Что мы стоя говорим.
И сама села на один из диванов. Подумала, стряхнула вышитые туфельки, подтянула ноги под себя и облокотилась о спинку дивана.
— Спасибо… — Аня на всякий случай отряхнула ладонью штаны на заднице и села в одно из кресел. — Мне двадцать шесть лет… Скоро, почти через месяц.
— У тебя какое образование?
Ну вот, мы так не договаривались… В объявлении не было ни слова об образовании. Вот теперь и гадай, что ей нужно — чтобы у Ани было какое-нибудь образование, или чтобы никакого образования не было. Аня не знала, что ей выгоднее говорить, поэтому по привычке сказала правду:
— Филологическое.
— И ты не можешь найти работу по специальности? — удивилась дама.
Аня тоже удивилась:
— А чего её искать? У меня есть работа. Даже много работы, иногда — очень много. Я корректором работаю, в типографии. Ну, и со стороны без конца работу несут… со всех сторон. Я хороший корректор.
— Платят мало?
— Нормально платят. Полторы сотни за лист. Сколько листов прочитаю — столько и заработаю. Получается сдельщина.
— И сколько ты листов можешь прочитать?
— Да я много могу, — с законной гордостью сказала Аня. — Я быстро читаю. Только это же не всегда одинаково получается. Иногда всего один листик в день дают, иногда — аж три. А месяц назад срочный заказ был, так я за неделю тридцать два листа прочитала! Почти пять тысяч заработала. А заказчик ещё тортик и шампанское принес…
— Подожди, — перебила Аню дама. — Подожди, подожди… Тогда я ничего не понимаю. Ну, берём по среднему, например, два листа в день…
Она вопросительно посмотрела на Аню, Аня подумала и кивнула. Вообще-то в среднем выходило немножко побольше. Но совсем немножко, так что гордиться особо нечем. Два листа — это тоже очень приличный объём работы, сорок две страницы… Другим и этого не дают — не справляются.
— Триста долларов в день, — задумчиво сказала дама. И опять очень подозрительно уставилась на Аню. — Неплохо, неплохо… Ты надеешься, что здесь тебе будут платить больше?
— Какие триста долларов? — растерялась Аня. — Триста рублей… Один лист сто пятьдесят рублей стоит. Триста долларов я в месяц зарабатываю. Иногда даже больше.
Дама сидела, молчала, смотрела на неё с непонятным выражением лица… Кажется, не верила. Аня всегда очень терялась, если ей не верили. Главное — совершенно непонятно, чему тут можно не верить. Триста долларов в день! Вот в это действительно никто не поверил бы. А триста рублей — это нормально. Между прочим, многие даже и не мечтают о таких деньгах.
— Триста рублей в день — это хорошие деньги, — осторожно сказала она. — У нас немногие так зарабатывают. На жизнь вполне хватает.
Дама молчала, смотрела на неё, о чём-то думала. Что говорить ещё, Аня не знала. Наверное, собеседование закончилось, она не произвела благоприятного впечатления, на работу её не возьмут, так что пора уходить. Интересно: надо спросить, может ли она быть свободна? Вадик когда-то серьёзно интересовался этикетом. Предполагалось, что этикет он знает до тонкостей. А она не знает… Спросить или не спросить? Она уже почти решила спросить, но тут дама сама задала вопрос:
— Если тебя устраивает твоя нынешняя работа, почему ты ищешь другую? Учти, здесь ты сможешь заработать не больше… ну, тоже долларов трёхсот, например.
— Ой, это ничего! — Аня обрадовалась. — Это даже хорошо! Я ведь могу и корректурой подрабатывать… Правда, совсем немножко, на дом только книги брать можно, газеты дома не почитаешь, там специфика производства такая, что не оторвёшься… А книги я в свободное время могу. А если времени мало будет — тоже ничего… Можно и без подработки обойтись. Мне главное — это чтобы жить было где. В объявлении было написано «с проживанием» — вот я поэтому и позвонила.
— Тебе негде жить?
— Негде… — Аня смутилась. — То есть, наверное, можно было бы, но уже нельзя… То есть я не могу… Квартира принадлежит мужу, а мы разводимся. Как же я там останусь?.. Неудобно.
— Почему? — бесцеремонно спросила дама без всяких признаков сочувствия. Даже почему-то улыбнулась и добавила: — Я имею в виду: почему ты разводишься, а не почему тебе там оставаться неудобно.
Ну вот, мы так не договаривались… Как можно объяснить постороннему человеку, который совсем ничего не знает о её жизни, что такая жизнь — это… в общем, это не жизнь. Она даже маме ничего не сумела объяснить. Правда, мама никаких объяснений не требовала. А в суде сказали, что в заявлении надо указывать причину. Аня полчаса думала, какую причину надо указать, а потом судейская девушка — наверное, секретарь, — сжалилась над ней и подсказала: «Фактическое прекращение брака, невозможность совместного проживания, супружеская измена, несовместимость характеров… Обычно это пишут». Аня написала то, что успела запомнить: «Фактическое прекращение брака и невозможность совместного проживания». Измену она тоже запомнила, но писать не стала. Про измену она ничего не знала. Может, были какие-нибудь измены, может, не было — какая разница? Когда брак фактически давно прекратился. И проживать совместно совершенно невозможно.
— Совместно проживать невозможно, — сказала она вслух. — Совсем невозможно… Не хочу больше.
Дама молча смотрела на неё, вопросительно подняв брови. Ждала продолжения.
