Александр Синдаловский - Дом на углу
Теперь она все чаще торчит на углу, рискуя потерять клиентуру из-за узости радиуса. Чтобы оправдать свой непрофессионализм, Жоржета выдумывает самые невероятные предлоги. С некоторых пор, церковь притягивает Жоржету с неумолимой силой, видимо, объясняющейся сознанием собственной грешности и жаждой искупления. Притяжение настолько велико, что Жоржета не может вовремя справиться с силой инерции и неизменно оказывается у стройки.
Рабочие ухмыляются Жоржете и позволяют себе сомнительные шутки в ее адрес. Двусмысленные остроты не смущают Жоржету, но она опасается, что, заметив упавшую производительность и докопавшись до ее причин, прораб погонит Жоржету прочь. Но прораб смотрит на отвлекающий своей оголенностью фактор сквозь пальцы. А пальцы у прораба длинные и тонкие, такие должны прикасаться к струнам, а не кирпичам. И кажется уже прикоснулись — к струнам ее души.
И вот душа Жоржеты исторгает причудливый аккорд, способный озадачить самых изощренных ценителей музыки. Судя по расстановке пальцев, аккорд должен быть мажорным. Но поскольку к фортепиано ее души давно не притрагивалась рука настройщика, в нем звучит чуждый весеннему жанру диссонанс.
Впрочем, Жоржета не чувствует фальши, ибо фальшь, как и истина, познается в сравнении, а Жоржете сравнивать не с чем. Лишена она и абсолютного слуха. Поэтому Жоржета просто счастлива. И это нетребовательное счастье ассоциируется у нее с углом, кирпичами, известкой, бетономешалкой и порхающей в угаре деятельности бородкой.
Глава IX.
Бунт с закрытым ртом
Куда бы теперь ни плевал мистер Джонс, он вспоминает о пересечении Тополиной и Коринфской, где ему плевать воспрещается. Казалось бы, сколько в этом мире возможностей для безнаказанных плевков! Но мистеру Джонсу все не забыть о куче мусора, на месте которой возводится здание. А плевки в иные точки пространства не доставляют ему больше никакой радости.
Мистер Джонс проходит мимо стройки, и слюна сама самой подкатывает волной к нёбу, требуя освобождения. Мистер Джонс сглатывает, и по его телу растекается горькая отрава самоограничения.
Мистер Джонс видит, как рабочие во время перекура сплевывают себе под ноги. Он и сам мог бы последовать их примеру. Но мистер Джонс знает: нельзя дважды плюнуть в одну и ту же реку. Прошедшего не вернуть. А ностальгически плевать ему вслед — утеха для малодушных.
Для кого-то это новый дом, а для мистера Джонса — камень преткновения. Кость, безвылазно застрявшая в горле и превратившая незаметный для большинства глотательный рефлекс в сущую моральную пытку.
«Нужно выкинуть из головы! — увещевает себя мистер Джонс. — Научиться не замечать. Забыть. Преодолеть. Двигаться дальше. Пойти домой, скрутить самокрутку, забраться с кружкой к черту на рога, в богатый белый район, насмерть перепугать тамошних жителей, быть попертым полицейскими, напиться, провести ночь под забором, простудиться, подхватить воспаление легких. Все что угодно, только не этот бунт с заткнутым ртом, обращающийся против бунтаря».
Вдруг в голову мистера Джонса приходит неожиданная мысль. Может, ему развестись с миссис Джонс? Разве не ради нее он вынужден примиряться с накладываемыми цивилизацией запретами? Если бы не миссис Джонс, он без отлагательств подошел бы к корыту с цементом и плюнул в самый центр. После чего сложил бы руки на груди и смело посмотрел прорабу в глаза. Мол, что будем делать теперь?
Но мистер Джонс не решается подвести свою жену. Не хочет сделать из нее посмешище — женщину, чей муж оплевывает частные резиденции или — что не только позорно, но и не безопасно — государственные учреждения. Разведясь с миссис Джонс, он будет отвечать только за себя. А сам по себе мистер Джонс не боится ни позора, ни опасностей. Потому что позора боятся дураки, а опасностей — те, кто лишен дара философского мышления.
Вернувшись домой, мистер Джонс не здоровается со своей женой и не смотрит на нее, чтобы скопить решимость для разрыва. Он избегает думать о судьбе жены, но хочет верить, что с ней все будет в порядке. Теперь он ждет малейшего повода, чтобы сообщить о неотвратимом. Мистер Джонс закуривает самокрутку и демонстративно выдыхает дым густой струей.
— Вот тебе пепельница, — пододвигает миссис Джонс пепельницу мужу.
Мистер Джонс отпихивает пепельницу локтем, и стряхивает пепел на пол. Но миссис Джонс не придает его непослушанию значения.
— Встретила сегодня миссис Хендрикс, — принимается рассказывать она о своем дне.
«Сейчас она похвалит миссис Хендрикс, — мрачно предрекает мистер Джонс, — и я пошлю их обеих к черту».
— Какая все-таки ограниченная женщина!
— Это в чем же она ограниченная? — обижается за обманутые ожидания мистер Джонс.
— Ограниченная, — настаивает миссис Джонс. — Мне с ней тяжело последнее время.
— А до этого? — провоцирует мистер Джонс.
— Всегда было тяжело, — сознается миссис Джонс. — Но я старалась себе в этом не признаваться.
— Это почему же? — нащупывает слабые точки мистер Джонс.
Но у миссис Джонс нет секретов от мужа.
— Из малодушия, — отвечает она.
Мистер Джонс вскакивает из-за стола.
— Сама ты малодушная! — кричит он оторопевшей жене.
Наступает затишье перед бурей. У мистера Джонса появился повод сказать миссис Джонс все, что он думает о ней, ее салоне, кухне и палисаднике. Но в силу неисповедимых метеорологических законов буря проходит стороной. Мистер Джонс ощущает стыд и отвращение к самому себе.
Мистер Джонс чувствует себя оплеванным.
Глава X.
Диспансер
Что-то слишком уж быстро строят дом на углу. И это при нынешней-то экономической ситуации в стране! В этой жизни только неприятности возникают на свет с проворностью дождевиков. Хорошее же рождается медленно и нерешительно — как обнажается стриптизерша.
Ни дать, ни взять — строят на углу государственное учреждение для подавления свободы личности, которой так дорожат местные жители. Оттого и усердствуют строители. Будет казенный дом бельмом на глазу микрорайона. Встанет он угрюмым часовым с каменной маской лица и немигающим всевидящим оком окон. Вроде ничего не изменилось, а все не так. И вот ты уже в своем доме — как в гостях.
Так думает мистер Джонс и ощущает Жоржета, совершенно сбитая с толку строительными работами и смутными чувствами к прорабу, свившими в ее маленькой голове гнездо головной боли. «Если не полицейский участок, но и не массажный дом, тогда что? — теряется в догадках привыкшая мыслить крайностями Жоржета. — Может, венерологический диспансер?»
Эта выпрыгнувшая из бессознательного гипотеза застает Жоржету врасплох. Жоржета боится венерологических диспансеров гораздо больше венерических заболеваний. О заболевании можно не догадываться или его отрицать, но пребывание в диспансере делает его окончательным и позорным. Сердце Жоржеты замирает, чтобы тут же пуститься вскачь. Вместе с кровью гипотеза попадает в отдаленные уголки тела. Желудок Жоржеты сжимается, а колени начинают подгибаться. Рабочий день опять пошел насмарку.
По дороге домой Жоржета встречает мистера Джонса. Как и все жители микрорайона, за исключением миссис Хендрикс, Жоржета относится к мистеру Джонсу с большим почтением. Поэтому, когда тот осведомляется о причине ее расстройства, Жоржета открывает ему душу.
— Как же мне не грустить, мистер Джонс, — говорит Жоржета, — если на углу строится венерологический диспансер?
— Какая чепуха! — вразумляет ее мистер Джонс. — Это совершенно невозможно, потому что исключено.
Его отповедь звучит настолько убедительно, что Жоржета успокаивается. Но ее смятение передается мистер Джонсу. «То, что венерологический, конечно, вряд ли, — взвешивает он. — А вот что если наркологический? Это был бы номер…»
С момента беседы с мистером Джонсом, дела Жоржеты начинают идти на поправку. На следующий день ее не узнать: Жоржета порхает по улице с упоением первой весенней бабочки. Ее лицо сияет улыбкой. Сегодня такой исключительный день, что даже если бы Жоржете повстречалась миссис Хендрикс, она не перебежала бы на другую сторону улицы, но поделилась с ней своим счастьем.
Счастье Жоржеты состоит в следующем: менее получаса назад прораб — да, тот самый импозантный прораб с фигурой легкого атлета и бородкой университетского профессора — отвесил ей комплимент. Да такой, что Жоржета аж просела под его весом. Жоржета неторопливо приближалась к стройке, привычно повиливая бедрами и крутя задом. Хотя ее глаза уже пожирали прораба, походка Жоржеты была механической, а вовсе не вдохновленной предстоящей встречей. Но как часто случается в жизни, прораб обратил внимание именно на походку, а не на светящиеся чувством глаза. «Я завидую будущему хозяину этого дома, — галантно произнес прораб, — что у него будет такая соседка».
