Ярослав Астахов - Красная строка
– Нет!
Он прошептал это так, словно бы я зачитывал ему смертный приговор.
В ответ я показал ему фотографию, что была в паспорте.
Затем подал карманное зеркальце – и откуда только оно у меня взялось? – и переспросил:
– «Нет»? А не угодно ли тогда объяснить, кто этот очаровательный незнакомец? Вот этот жалкий старик, что в жизни не покидал Москвы… не был физиком… и вообще не имел высшего образования, как сообщили мне родственники его? И которому – даже и не попади под машину – жить бы оставалось всего…
Я говорил и, казалось, какое-то лютое торжество и яд безграничной ненависти пропитывали каждое мое слово. Но ведь у меня не было причин испытывать к нему эти чувства! Ни даже самомалейших! Мои слова…
Мои?! Вот здесь я внезапно понял, что я сначала произношу слова, и лишь потом улавливаю их смысл!
Как если бы я слова эти не говорил, а слушал!
Наверное, у меня от ужаса волосы поднялись дыбом, а моя речь, меж тем, продолжала свое все то же издевательски размеренное течение:
– Кто же он? Ты будешь утверждать мне, наверное, что это совсем не ты? Или… или ты еще скажешь мне, что твоя судьба
переписана?
Мне словно бы раздирало рот. Меня начало трясти, и я думал, что это страх – страх, какого не пожелаешь и злейшему из врагов – бьет тело мое неостановимой дрожью. Но это был еще… смех. Я зажимал рукой рот! Я пал на пол, и бился головой о ножку железной койки, чтоб только остановить… а он… он все еще клокотал, клокотал во мне, этот нечеловечий хохот!
8Старик умер.
Не боль и не кровоизлияния в полости доконали его, я знаю.
Его убил этот смех.
Не мой.
Но вырвавшийся из моего горла!
Что это?
Я бы сумел убедить себя, вероятно, что… ничего особенного. Убедить в том, что только это и есть единственно здравый и правильный ответ: «ничего особенного». Ведь у покойного была мания; полученная травма обострила психическую болезнь; предсмертная же экзальтация, агония погасающего сознания сообщила неотвратимую убедительную силу его словам… ну и вот – он просто загипнотизировал меня! Да! Я действовал под невольным его внушением.
Безумие заразительно. Два этих слова вполне могли бы объяснять мои безумные слова и поступки. Возможно, я бы в этом себя уверил… Но кое-что не укладывается в такую схему. А именно: я конспектировал скорописью рассказ этого старика – почти с первых слов. То есть – когда я еще никаким образом не мог быть чем-либо заворожен.
…Их нам не мало привозят – сбитых машинами, пострадавших от нападения хулиганов, от всяких бытовых травм… Иные замыкаются в глухое молчание, а некоторые, напротив, избыточно разговорчивы. Возможно, говорение помогает им переносить боль, или потому что надеются, что так перепадет им от персонала больше внимания. Последнюю надежду я иногда оправдываю. Но… запечатлевать их жалостливые откровения на бумаге – такое мне бы никогда и в голову не пришло!
Но с этим стариком все вышло совсем иначе. Мне не забыть, как лихорадочно я царапал каракули, скрючившись над «историей болезни». То есть над тем, что первым попалось под руку. Пришлось потом оформить новую карточку. Да я как будто взнуздан был абсолютной волей не пропускать ни слова. Чужою волей… Что же это такое? Неужели он прав?
Неужто существует ОНА и его судьба… была… переписана на моих глазах?!
И все то, что принимает сознание мое за твердую почву – то есть обыденная реальность – на самом деле это лишь тонкий лед? лед, готовый проломиться под ногою в любой момент?!
Нет… Я просто не смогу дальше жить, если допущу такое! Ведь это будет как пытка, это… Уж лучше сразу повеситься!
Наверное, я действительно заразился манией от него, если я готов хоть секунду…
Рациональное объяснение. Для моего душевного равновесия необходимо найти рациональное объяснение для всего случившегося. Или хотя бы верить, что оно существует. Мне кажется, что я могу предложить его.
Мне где-то доводилось читать, что существуют в природе такая штука, как речевые коды. Так вот, манера старика говорить могла случайно содержать такой код… Такой, который заставляет слушающего немедленно приняться записывать повествуемое ему.
Бредовое допущение?
Да уж не более, чем… ОНА.
Из двух «идей сумасшедшего» предпочтительнее ухватиться за ту, которая…
Не просто удержаться за такую соломинку. К тому же если будет преследовать мысль, что она, возможно, гнилая.
Мне требуется консультация специалиста, авторитетного в области… Может быть, вот именно такая необходимость и заставляет публиковать…
Ох, единственно ли? Единственное ли это, что ЗАСТАВЛЯЕТ?
Стоп! Этому нельзя поддаваться. Я заразился от него манией, но буду сопротивляться, в надежде все-таки сохранить психическое здоровье.
Итак, единственное, что меня заставляет, это надежда, что публикацию прочитает специалист… по НЛП, по психомоторике, психоритмике… я не знаю! Но существует же кто-то, способный распознать в тексте код, если он там есть. И с тиражированием текста появляется вероятность, что такой человек написанное мною прочтет. И выявит соответствующую особенность расположений слов. И укажет мне. Да, человеколюбия ради, я верю, он мне напишет!
Поэтому я воспроизвел речи старика полностью, не изменяя в них ни единого слова.
И даже сохранил точное расположение этих невероятных, режущих глаза КРАСНЫХ СТРОК.
Зияющих по местам, где вовсе их не должно быть!
Являющихся ПОСРЕДИ ФРАЗЫ, потому что…
Потому что это ЕЕ печать! ОНА вот так намекает, что ОНА способна в любое мгновение оборвать посреди фразы историю человечества и начать… свой текст.
Нет! Мания!.. Ни в коем случае нельзя поддаваться…
Я не поддамся безумию. Но должен констатировать факт. Во время записи мое перо несколько раз перескакивало – совершенно неожиданно для меня – вниз, и я начинал писать с новой строчки.
Как будто что-то толкало…
Но ведь и это ничего еще не доказывает! Возможно, что ведь и на это существует какой-то речевой код! Какой-то текстовой код… Специалист его вычислит! И напишет мне! И я буду жить спокойно, с уверенностью, что не существует никакой такой Силы
СИЛЫ, КОТОРАЯ ЖЕЛАЕТ, ТЕПЕРЬ, ЧТОБЫ ЛЮДИ ПОЧУВСТВОВАЛИ, ЧТО ОНА – ЕСТЬ.
И ЧТОБЫ ОНИ ХОРОШО ЗАПОМНИЛИ, ЧТО СЛУЧАЕТСЯ С ТЕМИ, КТО ВМЕШИВАЕТСЯ В ЕЕ ДЕЛО.
1991
Notes
