Василий Лобов - Дом, который сумашедший
Известно, что вместилищем разума братцев являются желудки. Но на мой просвещенный знаниями Самого Братца Президента взгляд, вместилищем разума братца Апостола являлся желчный пузырь. Во всяком случае, все находящиеся с ним рядом предметы, словно бы вобрав в себя его настроение, дышали на меня именно желчью. Когда я входил в его персональный кабинет, первым же делом тайком оглядывался по сторонам и по степени дыхания желчью стола, стульев, дивана и телефонов мог с абсолютной точностью судить о душевном состоянии своего непосредственного начальника на данное мгновение.
При моем появлении он говорил что-нибудь вроде:
— Так, значит, явился… А я тебя уже жду (или — зачем пришел так рано?), разве трудно, братец Пилат III, прийти вовремя? И почему это у тебя расстегнута верхняя пуговица на фраке, которая должна быть застегнута? И что это из-под твоей девятизубой короны торчат двадцать тысяч сто сорок пять волосиков, а не как положено по уставу департаментской службы — не двадцать тысяч сто сорок? Разве можно в таком виде являться к младшим по рангу? Это что же, а, братец Пилат III, выходит, ты меня… ты меня не уважаешь? Это что же, ты специально решил оскорбить меня своим видом? Меня? Оскорбить? Да ты что это себе позволяешь, а?
На этот раз, однако, к разлитой по мебели желчи примешивалась и хорошая толика зависти. Братец Апостол учить меня нравам не стал — вышел из-за стола и стал методически равноугольно расхаживать по кабинету, почтительно держа в пухлых руках толстую инструкторскую книгу с фотографией и автографом самого братца Цицерона II на обложке.
— Основное назначение Департамента круглой печати, который является представительством Министерства внешних горизонтальных сношений в районе спецзоны Южного Выхода, — сразу же начал читать он, — заключается…
— …в представительстве Министерства внешних горизонтальных сношений в районе спецзоны Южного Выхода, — как того и требовали инструкции, бодро продолжил я.
Братец Апостол бросил на меня беглый взгляд и прочитал:
— И…
— … в постоянной готовности всегда и на самом низком уровне проставить круглую печать на любой, санкционированной внизу специальной визой, прописке.
— Постановка круглой печати глубоко символична, круглая печать… — с особой радостью в голосе выговорил он…
— … это символ замечательной гармонии Нашего замечательного Дома, — радостно подхватил я.
— который…
Я вложил в последующие слова всю свою свирепую ненависть:
— … окружен хаосом окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды.
— Куда…
— … все выходящие братцы должны нести наш свет нашей просвещенности и наш дух нашего самопожертвования, — радостно подытожил я.
— Необходимость существования Департамента, — зрачки братца Апостола в глазах сильно расширились, — круглой печати обусловлена…
— …необходимостью иметь печать на любом домовом документе, — затрепетав от восторга, отчеканил я.
— А также…
— … порядком!
Братец Апостол вдруг зевнул, мгновенно смутился собственной неуставной вольности и настороженно-косо на меня посмотрел. Я сделал вид, что рассматриваю стоявший в левом углу домовой флаг, который с каменным выражением влюбленного в знамя лица как зеницу ока охранял братец пятизубочник из вневедомственной охраны.
— Так… Отлично… — наконец справившись с неуставной зевотой, сказал братец Апостол. Вдруг неуставно чихнул, побледнел до самой короны и скороговоркой выпалил:
— Святое служение Великой Мечте…
— …наш единственно святой братцевский долг! — докончил я.
На этом официальная церемония проведения инструктажа высших сотрудников завершилась, и, громко щелкнув каблуками, я покинул персональный кабинет братца Апостола.
Минут через пять в хранилище печати прибыла первая на этот день группа поиска. Братец Мона Лиза, как и положено, встала при знамени, я торжественно открыл толстую инструкторскую книгу и…
— Дорогие мои братцы! — с холодной слезой в голосе горячо начал читать я. — Сейчас, выйдя за Железный Бастион, вы спуститесь в ядовитую бездну окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды, куда понесете наш свет нашей Великой Мечты, сконцентрировавшийся в образе нашей славной круглой печати. Свет нашей Великой Мечты был, есть и будет всегда. Пройдут дни, пройдут годы, пройдут чередой века, но этот свет не потухнет и не погаснет, а лишь разгорится с новой могущественной силой, которая поведет нас и наших славных потомков на славные свершения…
Закончив читать, я нажал спрятанную в крышке стола секретную маленькую кнопку. В хранилище торжественно заиграл торжественный домовой гимн. Братцы из группы поиска стали поочередно подходить к домовому флагу и, опустившись кто на левое, а кто на оппозиционное правое колено, торжественно целовать кто белую, кто оппозиционную черную полоску.
В это торжественное для всех нас время в стене незаметно и чрезвычайно торжественно открылось маленькое окошечко, и маленький такой, незаметненький такой телеобъективчик запечатлел всю торжественную процедуру целования знамени на маленькую микропленку. Целовать черную полоску, конечно, никому не возбранялось, но все-таки Кабинет Избранных на данную минуту состоял из левосторонних, белых, а не из правосторонних, черных, и если правосторонний целовал черную полоску, его могли обвинить в отсутствии истинного домового сверхпатриотизма, если белую — братцы по партии, когда им это потребуется, упрекнули бы в отсутствии железной стойкости. Целование левосторонним белой полоски в случае чего было легко расценить как махровый антиправосторонизм, черной — как уклонизм или даже предательство. Так что некоторые братцы целовали обе полоски, что, конечно же, при определенных обстоятельствах можно было запросто истолковать как разброд и шатание.
Когда отзвучали последние такты торжественного домового гимна и все братцы, включая сюда и меня с братцем Моной Лизой, вволю нацеловали знамя, я торжественно достал из бронированного сейфа круглую бронированную печать и торжественно опечатал ею все десять прописок. После чего братцы из группы поиска покинули хранилище, братец Мона Лиза оставила знамя, а я направился и братцу Цицерону П.
Поскольку братец Цицерон II был братцем Цицероном II, прописан он был на шестнадцатом ярусе и в свой персональный кабинет левого крыла шикарного дворца Департамента круглой печати добирался из своего шикарного дворца на шестнадцатом ярусе на персональном лифте с персональным братцем лифтером в персональном автомобиле с персональным братцем шофером.
Братец Цицерон II был очень толстый братец с круглым, всегда сияющим счастьем лицом, к которому чрезвычайно шла его всегда идеально начищенная персональным братцем чистильщиком корон полосатая, с выгравированными по кругу крупными цифрами «16» корона с шестнадцатью тонкой работы зубьями.
Я пробежал через приемную, где за секретарскими письменными столами, уставленными телефонами, селекторами и миниатюрными домовыми знаменами, напряженно скучали три персональных секретаря братца Цицерона II (два других находились в обусловленном списком декрете), вошел в персональный кабинет, щелкнул каблуками и, как было положено, рявкнул:
— Чего изволите?
Братцы пятизубочники при двух знаменах (домовом и департаментском) взяли на караул. Братец Цицерон II, не ответив на мое приветствие, продолжал что-то горячо декламировать, при этом размахивая руками.
Я застыл в дверях.
Наконец, замолчав, он сказал:
— Репетирую речь. Приказали, — он почтительно показал глазами, закрутившимися в орбитах, на пол, — прочитать лекцию о выдающейся работе нашего знаменосного департамента в подшефном детском доме.
Я почтительно сглотнул слюну и немного подался вперед, чуть шевеля короной в ожидании немедленных распоряжений.
— Ну? — спросил меня братец Цицерон II.
— Мой ассистентка при знамени, которое в хранилище, братец Мона Лиза передала мне, что ты, братец, приказал братцу Пилату III срочно прибыть в твой кабинет. Чего изволите? — напомнил я.
— Не приказал, — радостно хихикнув, воскликнул братец Цицерон II, — не приказал, а, так сказать, просил! Хорошие, замечательные, я бы сказал, орденоносные новости, так сказать, братец Пилат III. Нас ожидает твое понижение. Открывается новая синекура в нашем, так сказать, знаменосном департаменте. Там, — он почтительно показал глазами на пол, — считают, что в окружающую Наш Общий Дом ядовитую среду должен выходить наш представитель. Есть мнение, — он опять показал глазами на пол, на этот раз еще более почтительно, — что ты, так сказать, братец Пилат III, самая подходящая для этого кандидатура, как работник, так сказать, принципиальный и, я бы сказал, честный.
Я снова сглотнул слюну. Сообщение братца Цицерона II о моем понижении повергло меня в сильнейшее изумление. Не в связи же с моими принципиальностью и честностью меня собирались перевести на новую синекуру! Окружающая среда меня подери, подсказал мне мой умный ум, а ведь это все из-за братца Принцессы! Из-за братца Белого Полковника! Из-за спецзадания, слава Самому Братцу Президенту!
