Юрий Поляков - Демгородок
…Иван Петрович Рык появился на свет в подмосковном городе Люберцы в семье простого токаря-расточника. А своеобычная фамилия – Рык вот откуда. Когда в 1933 году был осужден и расстрелян бывший предсовнаркома Рыков, сотни и тысячи встревоженных его однофамильцев метнулись в загсы: кто-то стал Ивановым, кто-то – Петровым, кто-то – вообще Осовиахимовым. И лишь дед адмирала, в душе хохоча над тиранами, попросил вычеркнуть только две последние буквы своей чреватой фамилии. Видный исследователь Фромма и Кафки Григорий Самоедов писал по этому поводу «Прояви хотя бы каждый третий, каждый пятый, каждый десятый такое же несуетное мужество, какое проявил в то лихое время Кузьма Филиппович Рыков, – и сталинизм рухнул бы сам собой…» Важнейшая проблема сегодняшней научной рыкианы – строгое отделение зерен подлинных фактов от бесчисленных плевел вымысла и откровенных фальсификаций. Так, например, зарегистрировано более 800 человек, деливших якобы кубрик со старшиной второй статьи Иваном Рыком Что же касается людей, служивших вместе с будущим адмиралом сначала в Севастополе, а потом в поселке Тихоокеанском (в просторечии – Техас), то они просто-напросто не поддаются учету… Подписав указ о немедленном роспуске Всероссийского союза соратников Избавителя Отечества (ВССИО), Иван Петрович заметил в кругу близких «Если бы у меня на самом деле было столько друзей и товарищей, я бы спился насмерть уже в Техасе, а может быть, еще и в Севастополе».
Но вернемся к работам западных исследователей. Итальянский профессор из Милана Б. Кьяккерони в своей монографии «Разум истории, или История безумия» пишет: «Без сомнений, на обостренное восприятие адмиралом Рыком происходящих внутри страны процессов серьезное влияние оказали два субъективных момента: личная драма и знакомство с идеями прогрессивного русского зарубежья». Нужно откровенно признаться, что накануне той всемирно-исторической «автономки» Иван Петрович поссорился и разъехался со своей многолетней и любимой женой Галиной, которая вместе с сыном отбыла к родителям в Севастополь. Супруга будущего Избавителя Отечества, урожденная Тищенко, имела в паспорте трезубец и запись, удостоверяющую ее безукоризненное украинство, а посему могла воротиться на жительство в город славы украинского оружия и даже поселиться в родительской квартире на бульваре Степана Бандеры. А вот капитану первого ранга Рыку, чистому русаку как по крови, так и по паспорту, никакой визы не дали, и он, бросившийся вслед жене, был грубо задержан на границе. Иван Петрович даже не мог как следует объяснить пограничникам в шелковых шароварах свои супружеские намерения, так как испытывал с украинской мовой определенные трудности. Пограничники же понимать русский язык решительно отказывались, а английского, на котором шли переговоры, вообще никто не знал. Очевидцы донесли до нас фразу, сказанную огорченным Иваном Петровичем возле шлагбаума: «Ну, вы, хлопцы, пожалеете!»
Как всегда, свое слово адмирал сдержал. Оба бывших президента Украины ныне проживают в Демгородке, и каждый раз, чтобы выйти за границу своих шести соток, например, в магазин, они обращаются с письменным прошением в МИД и, как правило, в течение месяца получают визы. Конечно, потом супруги помирились и целостность семьи была восстановлена. Телеграмма-«молния» от жены первой легла на рабочий стол адмирала в Кремле. ПРОСТИ ВАНЯ Я БЫЛА ДУРА ГАЛЯ. Но это случилось позже, а тогда, буквально за день до выхода в море, будущий Избавитель Отечества узнал от верного человека в генштабе, что, воротившись из похода, подводная лодка «Золотая рыбка» будет ритуально уничтожена. Хоть сами моряки иногда в шутку и называют свои субмарины «железом», но мысль о том, что твой родной боевой корабль во исполнение какого-то гнусного параграфа некоего безумного договора разрежут на «иголки», была непереносима! Более того, лишившись своего подводного корабля, каперанг Рык, известный несгибаемостью перед начальством, наверняка был бы уволен в первобытное состояние и превращен в одного из бесчисленных безработных офицеров. О масштабах этой безработицы гласит красноречивый факт: в городе Кимры в то время на одно место капитана речного трамвайчика насчитывалось до 76 соискателей! Наконец, для понимания героического поступка адмирала Рыка очень важен тот факт, что он не понаслышке был знаком с трудами нашего великого изгнанника-мыслителя Тимофея Собольчанинова, который в юности на Воробьевых горах дал торжественную клятву писать не менее десяти страниц в день, и если ему, допустим, приходилось отрываться от стола, например, для получения Гонкуровской премии, то, воротясь, он увеличивал суточную норму и наверстывал упущенное. Переезд в Россию из изгнания по его прикидкам грозил невосполнимыми и ненастижимыми перерывами в работе. Но даже не это было главной причиной промедления: в глубине души он страшился, что, едва лишь его нога ступит на родную землю, ему настойчиво предложат сделаться чем-то вроде президента или регента, а это в ближайшие творческие планы не входило. Остается добавить, что, придя к власти, адмирал Рык убедительно попросил великого изгнанника вернуться на Родину и поселил его в Горках Собольчаниновских. Но и это произошло позже, а тогда, ощущая сыновний долг перед изнывающей страной, мыслитель вместо себя прислал в Россию книжку под названием «Что же нам все-таки надо бы сделать?» Ее-то и дал почитать своему другу и командиру заместитель по работе с личным составом Петр Петрович Чуланов, который нынче, как все знают, является первым заместителем Избавителя Отечества по работе с народонаселением. Содержание этой книжки, изучаемой ныне в школе, тоже общеизвестно, поэтому напомню лишь моменты, имеющие касательство к нашему повествованию. Тимофей Собольчанинов писал о том, что в России к тому времени имелись все предпосылки для возрождения и «вся искнутованная и оплетенная держава с занозливой болью в сердце ждала своего избавителя». А последняя глава так и называлась – «Мининым и Пожарским может стать каждый!». Особенно, как позже выяснилось, в душу командира субмарины «Золотая рыбка» запали такие слова прозорливца: «Россию недруги объярлычили „империей зла“. Оставим эту лжу на совести вековых ее недобролюбцев. Но пробовал ли кто-нибудь постичь внутридушевно иное словосочленение – Империя Добра?!».
Избавитель Отечества никогда не писал никаких мемуаров. Более того, однажды он заметил: политический деятель, строчащий книги, напоминает сомнительного мужчину, который, отобладав женщиной, тут же, не вылезая из-под одеяла, начинает ей же рассказывать обо всем, с ними только что приключившемся… Но, выступая в узком кругу боевых однокашников, Иван Петрович припомнил, как на третий день исторической «автономки» ему приснился вещий сон – будто бы шагает он по Красной площади и останавливается у подножия памятника Минину и Пожарскому. Точнее, даже не у подножия, а возле какого-то торговца русофобской национальности, разложившего свой убогий товар: штампованные часы, зажигалки, брелоки, аляповатую бижутерию, колоды карт с голыми девицами, именуемыми в образованном обществе «нюшками». Собственно, одна из таких колод (во сне!) и заинтересовала будущего Избавителя Отечества, так как на время «автономки» выпадал день рождения друга и заместителя П. П. Чуланова. И вот, когда Иван Петрович внимательно разглядывал подарочных «нюшек», ему вдруг послышался глухой, точно из неизъяснимой глубины идущий голос: «Ры-ы-ы-ык!» Будущий адмирал огляделся, предполагая, естественно, что его окликнул знакомый, какового непременно встретишь, забредя на Красную площадь. Ан нет, ни одного привычного лица вокруг не наблюдалось, и лишь тогда он догадался глянуть вверх: позеленевшие от времени губы князя Пожарского медленно шевелились: «Ры-ы-ык, ты не туда смотришь, Ры-ык!» «А куда?» – от неожиданности выронив карты, прошептал потрясенный Иван Петрович. «Туда-а-а!» – ответствовал князь и, тяжко повернувшись всем своим античным телом, указал десницей на Кремль. А Косьма Минин медленно кивнул, подтверждая сказанное… Каково же было потрясение будущего Избавителя Отечества, когда шифровальщик положил ему на стол политинформацию о том, что на общеизвестном памятнике работы скульптора Мартоса обнаружены множественные трещины (особенно на фигуре Пожарского)! В связи с этим памятник снят с пьедестала и отправлен в центральные реставрационные мастерские. Но отдельные граждане восприняли этот чисто искусствоведческий акт как целенаправленное кощунство, и по Москве прокатилась волна патриотических демонстраций. Все эти события, точнее, их зловещая тень, витавшая в скупых шифрованных информациях, повергли Ивана Петровича в глубокую задумчивость, из которой его вывели торжества по случаю дня рождения друга и заместителя П. П. Чуланова. После праздничного концерта и вышибающего слезу прослушивания магнитофонных поздравлений от оставленных на берегу родных и близких проследовали на обед в кают-компанию. Будущий Избавитель Отечества в честь такого дня приказал вместо положенных 50 граммов «сухаря» всем налить по 100! Испанский исследователь Д. Абладар в своей популярной книге «Роль алкоголя в мировой истории» договорился даже до того, что якобы эти лишние 50 граммов и определили дальнейший ход эпохальных событий. Просто диву даешься, какое незнание этнических реалий и особенностей национального быта проявляют некоторые зарубежные ученые! После обеда Иван Петрович пригласил старших офицеров к себе в каюту, чтоб угостить их коньяком. Потом, как вспоминают некоторые участники исторической «автономки», старпом перетащил в командирскую каюту алюминиевый бидон, где хранились остатки сэкономленного «шила». Дальше, конечно, тихо пели, чтоб не нарушить режим тишины… Глубокой ночью в штурманской рубке заревел «каштан».
