Леонид Эгги - Репрессированные до рождения
Саша так торопился, что по пути бросил на бревнах свою котомку. Вот он подбежал к ней вплотную, они встретились взглядами и… узнали друг друга. В ее глазах растерянность и мольба – СПАСИ… В глазах у Саши ужас – это была овчарка лейтенанта НКВД Смирнова.
Не помня себя от охватившего его страха, Саша отшатнулся, побежал по бревнам к берегу, а вслед ему раздавалось тоскующее «вернись, спа-сиии…» Саша споткнулся о брошенную котомку, сам чуть не упал в воду со сбитого в четыре бревна плашкоута, успел зацепиться за скобу. Полежал на бревнах. Немного успокоился, понимая, что сейчас овчарка его не достанет. Вспомнил, как она гнала его к коменданту, разрывая одежду. Мелькнула злорадная мысль: «Так тебе и надо!» Встал, подобрал котомку с покупками и направился в сторону лодки. В спину ему неслось: «Вер-нииись, спааа-сиии!…» Что-то мешало Саше ускорить шаг. Он вспомнил глаза собаки, молящие о помощи, обрубленную лапу, холодную, ледяную воду.
Шаги его становились все медленнее. Остановился. Повернулся в сторону тонущей овчарки, неуверенно сделал шаг, еще один. Ладно. Пойду и скажу: «Так тебе и надо.» Чем ближе Саша подходил к собаке, тем неувереннее он себя чувствовал. Глаза овчарки с человеческой мольбой просили его помочь. Ладно, – подумал Саша, – помогу ей вылезти, потом скажу.
Опять положил котомку на бревна, подошел к овчарке. – Как же тащить ее? Она такая здоровая. Саша пытался тянуть за шерсть, за уши, хватал за обрубленную лапу, тянул изо всех своих пятилетних сил. Ничего не получалось.
– Собачка! Ты помогай, я не могу. Ты тяжелая.
Он несколько раз взглянул в сторону берега. Тот был по-прежнему безлюдным. Руки у Саши совсем закоченели. Брюки, ватная куртка вымокли от брызг. Он подумал, что собака давно в воде, ослабела, надо бы ее покормить, чтобы сил прибавилось. Пошел к котомке. Развязал узел, помогая себе зубами. Взял несколько конфет, вернулся к собаке, замерзшими пальчиками развернул бумажки, сунул ей в пасть, та вмиг проглотила вместе с бумажками, не спуская с него тревожного взгляда – как же вылезти?
Саша опять делает безуспешные попытки спасти ее. Сбегал еще за конфетами. Вытащить собаку не может, как ни пытается. Лапы ее скользят по мокрым бревнам. Саша вспомнил про свой ремень Быстро выдернул его из штанишек, сунул один конец овчарке в пасть:
– Держи крепче!
Та прикусила его зубами. Саша лег на бревна, упираясь ногами в скобу, потянул за ремень:
– Ну, еще, еще немножко, шевели ногами.
Овчарка, понимая, что это ее последний шанс, сделала отчаянное усилие из последних уходящих сил. Вот на бревне ее грудь, она судорожно цепляется когтями, постепенно взбирается на плашкоут. Саша держит натянутый ремешок, ручки его дрожат от напряжения. Конец ремня выскальзывает из зубов овчарки и Саша падает в воду.
Он не успел даже испугаться, не погрузившись полностью в воду, как овчарка мгновенно схватила его за куртку, выдернула на бревна.
Оба в изнеможении лежали на бревнах, приходя в себя. Саша с огорчением думал, как ему попадет от мамы Кати за мокрую одежду и утонувший ремень. Лежавшая рядом собака ободряюще смотрела на него.
Саша встал, поднялась и собака, с обоих стекала вода. Овчарка посмотрела на Сашу с теплой благодарностью, отряхнулась, обдавая Сашу брызгами.
«Прости меня», на прощанье приветливо махнула хвостом и поковыляла по плашкоуту в противоположную сторону.
Мальчик завязал котомку, лязгая зубами от холода двинулся на непослушных ногах в сторону лодки, куда должен подойти катер. Только спрятался от ветра, появилась мама Катя, всплеснула руками:
– Господи! Да что с тобой? Где ты успел намокнуть?
– Собака упала в воду, я ее вытаскивал и намок.
Саша боялся признаться, что сам упал в реку, чтобы она его не ругала. Мама Катя сдернула с него фуфайку, штаны, наспех выжала, протерла тело крепко-крепко своим платком, закутала в свою фуфайку и платок. Подошли конвойные, показался с заправки катер. Быстро погрузились и отчалили в сторону своего поселка. Мама Катя о чем-то переговорила с чубатым моряком. Сашу снесли в машинное отделение, положили на скамейку, развесили мокрую одежду. Здесь было тепло, доносился оглушающий грохот от работающего двигателя, но это не помешало Саше проспать до самого прибытия.
На берегу стоял комендант, а поодаль Шура, Франя и Рая. Они приветливо улыбались машущему им Саше. Он показывал им котомку – вот они, конфеты в бумажках. Одним из первых сбежал по трапу, и они вместе отошли в сторону.
Так же, все вместе, в нетерпении, стали развязывать узлы, мешая друг другу.
Наконец, узелки развязаны и достать конфеты по безмолвному согласию доверено Саше.
Он сунул руку в котомку, пошарил по дну. По его растерянному виду девочки поняли – что-то случилось. Саша вытряхнул котомку – выпала коробка, а из нее – новые ботинки и… одна конфетка.
Саша растерянно смотрел на девочек, те на него. Губы у него как-то странно задрожали:
– Я не знаю, куда они делись.
– Эх ты! Сам съел! А мы тебя ждали, ждали.
И столько было укора в этих словах, что из Сашиных глаз брызнули слезы, из рук выпала котомка, он с ревом побежал к своему бараку, на свой топчан, на ходу говоря себе: «Я сам уложил кулек с конфетами, ни одной не съел… Куда они девались?»
