Дорис Лессинг - Англия и Англия
Два разных голоса, изводящий его внутренний голос резонера и насмехающийся над всем голос враждебной ему внешней силы слились в один, и Чарли, ужаснувшись, стал торопливо убеждать себя: «Ничего страшного, ты просто опьянел. Только молчи, ради бога молчи».
— Вам вроде не совсем хорошо? — спросила его женщина.
— Нет, вам показалось, — осторожно ответил он.
— Вы до самого Лондона едете?
— Да, до самого Лондона.
— Путь не близкий.
— Да, не близкий, — снова как эхо повторил он.
Девушка опустила журнал и смерила его беглым презрительным взглядом. Лицо ее горело нежно-розовым румянцем, маленький розовый рот был надменно сжат.
— Ваш рот похож на бутон розы, — с ужасом услышал Чарли собственный голос.
Мужчина изумленно вскинул на него глаза, потом посмотрел на жену, не ослышался ли он. Та с опаской глянула на Чарли, и он, сделав над собой огромное усилие, с отчаянием подмигнул ей. Это ее успокоило, и она кивнула мужу: молодость есть молодость. Они выжидательно посмотрели на блестящую обложку журнала.
— А мы тоже в Лондон, — сказала женщина.
— Вот как, вы тоже в Лондон.
«Остановись!» — приказывал он себе. По лицу его расползлась расслабленная, идиотская улыбка, язык сделался большой и тяжелый. Он закрыл глаза и стал звать на помощь Чарли, но чрево его только сладко урчало в подмучивающей теплоте. Тогда он закурил, ища поддержки у сигареты; наблюдая за движениями своих рук, он услышал шепчущий ему в самое ухо голос: «А на лилейных перстах высокообразованного джентльмена давно пора подрезать ногти». Выставленные на всеобщее обозрение желтые от никотина пальцы ухарским жестом вынули изо рта сигарету. Он небрежно курил, улыбаясь саркастической улыбкой.
Внутри у него все застыло, он потерял всякую власть над собой, ему казалось, он вот-вот сползет с сиденья на пол.
— Лондон большой город, приезжим в нем трудно, — сказала женщина.
— Зато хорошая перемена обстановки, — напряг последние силы Чарли.
— Вот уж верно, вот уж верно! — прощебетала женщина в восторге, что наконец-то завязался настоящий разговор. Она откинула свою маленькую седенькую головку на кожаный валик, и от блеска кожи у Чарли зарябило в глазах, он перевел взгляд на обложку журнала, но снова его зрачки пронзила боль. Чтобы утишить ее, он стал смотреть в грязный пол.
— Приятно иногда вырваться из привычной обстановки, — сказал он.
— Вот-вот, так и я говорю мужу, правда, отец? Надо иногда уезжать из дому. Дочь у нас замужняя, живет в Стрэтхеме.
— Родные — это великое дело.
— Только если разобраться, больно с ними много хлопот, — заметил мужчина. — И не спорьте, никуда от этого не денешься. — Мужчина склонил голову к плечу и с вызовом глядел на Чарли, надеясь, что тот возразит.
— Если, конечно, разобраться, то никуда от этого не денешься, это уж точно. — Чарли с интересом ждал ответа.
— Нет, я считаю, нельзя весь век сидеть сиднем, надо и на людей иногда посмотреть, — сказала женщина.
— Надо-то надо, — проворчал муж, уступая, — да все это денежек стоит, уж об остальном я и не говорю.
— Нет, вы неправы, нужно иной раз позволить себе маленькое развлечение, — солидно возразил Чарли, — а то что ж получается?
— А я что говорю, я что говорю! — так и всколыхнулась старушка. — Я все время говорю отцу: почему иной раз не позволить себе маленькое развлечение, что же тогда получается?
— Конечно. Жизнь ведь у нас такая однообразная, — говорил Чарли, наблюдая за медленно опускающимся на сиденье журналом. Девушка сложила маленькие руки в коричневых перчатках на обтянутых кофейным сукном коленях и в упор глядела на него. Он встретил горящий взгляд ее голубых глаз и быстро отвернулся.
— Так-то так, — продолжал мужчина, — но опять же скажу: надо знать меру, вот вам мое мнение.
— Это верно, — подтвердил Чарли. — Что верно, то верно.
— Конечно, кое-кто может себе все позволить, есть такие люди, но нам надо сначала все хорошенько обдумать и подсчитать, а не срываться с места как угорелым и тащиться к черту на рога.
— Да брось, отец, ты же сам радуешься, когда приезжаешь к Джойс. Вот погоди, усадит она тебя в твое любимое кресло в уголке, подаст чаю в любимой чашке, разве плохо тебе будет?
— Хм, — тяжело заворочал головой старик, — а пока нам тут приходится трястись. Что, скажешь нет?
— Ну, — качнул головой Чарли, чувствуя, что она у него вот-вот оторвется, — ну, если все сначала хорошенько обдумать и подсчитать, тогда конечно! Все это так и получается, не говоря уж об остальном.
Женщина открыла было рот, но не решилась ничего сказать и отвела свои маленькие блестящие глазки. Лицо ее начало краснеть.
— Раз человек к чему-то привык, тогда, конечно, нечего и говорить, я считаю, но с другой стороны, если поглядеть… — захлебывался Чарли, мотая головой как заведенный.
— Довольно, — прервала его девушка высоким зазвеневшим голосом.
— Это вопрос принципа… — еще успел сказать Чарли, но голова его уже перестала качаться и мельтешение перед глазами кончилось.
— Если вы сейчас же не прекратите этот балаган, я попрошу кондуктора вывести вас. А вы, — обратилась девушка тоном оскорбленного достоинства к пожилой чете, — разве вы не видите, что он смеется над вами? — И она снова взялась за журнал.
Старики подозрительно поглядели на Чарли, потом неуверенно друг на друга. Лицо у женщины было красное, глазки взволнованно горели.
— Я, пожалуй, вздремну, — недовольно буркнул старик, устроил поудобнее ноги, прислонил голову к заднику и закрыл глаза.
— Извините, — бормотал Чарли, с трудом выбираясь через ноги мужчины и женщины в коридор, — извините… простите, пожалуйста…
В коридоре он прислонился к стенке возле двери купе и зажмурил глаза. Стенка тихонько дрожала на ходу, толкая его в спину. По лицу его текли слезы, в горле бессильно барахтались не находящие выхода слова, поток жалких, ненужных извинений.
Раздался шум отодвигаемой рядом двери, потом шорох одежды остановившегося возле него человека.
«Если это та стерва, я ее убыо», — тихо сказал спокойный, ясный голос из-под диафрагмы.
Оп открыл горящие ненавистью глаза и увидел перед собой старушку. Она участливо глядела на него.
— Простите, — угрюмо выдавил Чарли, — простите меня, я никак не хотел…
— Ничего, сынок. — Она мягко положила свои красные, узловатые руки на его судорожно сжатые локти и осторожно развела их. — Не надо так переживать, будет.
Почувствовав, как все в нем взвилось на дыбы от ее прикосновения, она отступила на шаг, но не сдалась:
— Нет, сынок, нет, нельзя так. Всяко в жизни бывает, и надо с этим мириться, нельзя отчаиваться.
Она смотрела ему в лицо с тревогой, но твердо и уверенно. И Чарли сказал:
— Да, наверное, вы правы.
Она кивнула, заулыбалась и ушла в купе, и через несколько минут Чарли тоже вошел за ней.{1}
Комментарии
1
'I think I'll be off, said Charlie. 'My things are packed'.
He had made sure of getting his holdall ready so that his mother wouldn't.
'But it's early', she protested. Yet she was already knocking red hands together to rid them of water while she turned to say goodbye: she knew her son was leaving early to avoid the father. But the back door now opened and Mr Thornton came in. Charlie and his father were alike: tall, overthin, big-boned. The old miner stooped, his hair had gone into grey wisps, and his hollow cheeks were coal-pitted. The young man was still fresh, with jaunty fair hair and alert eyes. But there were scoops of strain under his eyes.
'You're alone', said Charlie involuntarily, pleased, ready to sit down again. The old man was not alone. Three men came into view behind him in the light that fell into the yard from the door, and Charlie said quietly: 'I'm off, Dad, it's goodbye till Christmas. They all came crowding into the little kitchen, bringing with them the spirit of facetiousness that seemed to Charlie his personal spiteful enemy, like a poltergeist always standing in wait somewhere behind his right shoulder. 'So you're back to the dreaming spires, said one man, nodding goodbye. 'Off to t'palaces of learning, said another. Both were smiling. There was no hostility in it, or even envy, but it shut Charlie out of his family, away from his people. The third man, adding his tribute to this, the most brilliant son of the village, said: 'You'll be coming back to a right Christmas with us, then, or will you be frolicking with t'lords and t earls you're the equal of now?
'He'll be home for Christmas, said the mother sharply. She turned her back on them, and dropped potatoes one by one from a paper bag into a bowl.
'For a day or so, any road, said Charlie, in obedience to the prompting spirit. 'That's time enough to spend with t'hewers of wood and t'drawers of water' The third man nodded, as if to say: That's right! and put back his head to let out a relieved bellow. The father and the other two men guffawed with him. Young Lennie pushed and shoved Charlie encouragingly and Charlie jostled back, while the mother nodded and smiled because of the saving horseplay. All the same, he had not been home for nearly a year, and when they stopped laughing and stood waiting for him to go, their grave eyes said they were remembering this fact.
'Sorry I've not had more time with you, son, said Mr Thornton, 'but you know how 'tis.
The old miner had been union secretary, was now chairman, and had spent his working life as miners' representative in a dozen capacities. When he walked through the village, men at a back door, or a woman in an apron, called: 'Just a minute, Bill, and came after him. Every evening Mr Thornton sat in the kitchen, or in the parlour when the television was claimed by the children, giving advice about pensions, claims, work rules, allowances; filling in forms; listening to tales of trouble. Ever since Charlie could remember, Mr Thornton had been less his father than the father of the village. Now the three miners went into the parlour, and Mr Thornton laid his hand on his son's shoulder, and said: 'It's been good seeing you, nodded, and followed them. As he shut the door he said to his wife: 'Make us a cup of tea, will you, lass?
