Роальд Даль - Рыбка Джорджи
— Крюшон? — сказала мисс Элфинстоун. — Безобидный напиток.
— Дорогой мой, это витамин С и ничего более, — поддержала её мисс Фостер.
— И намного полезней лимонадной шипучки, — сказала леди Бердуэлл. Углекислый газ плохо влияет на желудок.
— Ну так я принесу, — сказала мисс Роуч, мило мне улыбнувшись. Это была добрая открытая улыбка, в ней не чувствовалось ни грамма хитрости или вероломства.
Она поднялась и направилась к десертному столу.
Я видел, как она нарезала ломтиками апельсин, яблоко, огурец, добавила несколько виноградин и смешала всё это в стакане. Затем она влила в стакан порядочное количество жидкости из бутылки, этикетку на которой я не мог прочитать без очков, но мне привиделся какой-то «Джим» или «Тим», или «Пим», или что-то подобное.
— Надеюсь, там ещё осталось что-нибудь? — выкрикнула леди Бердуэлл. Мои ненасытные дети ужасно его любят.
— Много ещё, — ответила мисс Роуч, поднесла мне напиток и поставила его на стол.
Даже не пробуя, я мог легко понять, почему дети его обожают. Сама жидкость была тёмной, коричневато-красного цвета, в ней, среди ледяных кубиков, плавали ломтики фруктов, а сверху всего мисс Роуч положила веточку мяты. Я догадался, что мяту она добавила специально для меня, чтобы несколько приглушить сладость и придать оттенок взрослости этой смеси, которая безусловно предназначалась только для детей.
— Наверное, слишком сладко для нас, падре?
— Нет, очень вкусно, — сказал я, пригубив напиток. — Просто изумительно.
Мне не хотелось проглатывать его одним махом, после всех трудов, которые приложила мисс Роуч, но он был так освежающ, что я не мог удержаться.
— Прошу вас, сделайте мне ещё!
Мне понравилось, что она подождала, пока я поставлю стакан на стол, а не попыталась вытащить его из моих пальцев.
— На вашем месте я бы не стала есть мяту, — сказала мне Элфинстоун.
— Пожалуй, я принесу из дому ещё одну бутылку, — заявила леди Бердуэлл. — Вам она понадобится, Милдред.
— Сделайте милость, — ответила мисс Роуч, — Я сама выпиваю это литрами, — продолжала она, обращаясь ко мне. — И думаю, вы не скажете, будто я страдаю от истощения.
— Конечно, нет, — с жаром ответил я. Я снова наблюдал за ней, пока она приготовляла для меня новую порцию, и отметил движение мышц под кожей, когда она подняла бутылку. Шея у неё, если смотреть сзади, тоже была необыкновенно красива — не тощая и жилистая, как у большинства так называемых современных красавиц, а плотная, сильная, с небольшими складками по обеим сторонам рельефной мускулатуры.
Возраст такой женщины трудно угадать, но я сомневался, чтобы ей было больше сорока восьми или девяти.
Я только допивал второй стакан крюшона, как вдруг стал испытывать невероятнейшие ощущения. Мне казалось, что я выплываю из кресла вверх, и сотни тёплых волн окатывают меня снизу, поднимая выше и выше. Я чувствовал себя поплавком, пузырьком воздуха, и всё вокруг как будто подпрыгивало вверх-вниз и покачивалось туда-сюда. Это было очень приятно, и меня охватило почти непреодолимое желание разразиться песней.
— Вам хорошо? — голос мисс Роуч прозвучал где-то далеко-далеко, и когда я обернулся к ней, я был поражён, как близко она была на самом деле. Она тоже подпрыгивала вверх-вниз.
— Потрясающе, — ответил я. — Я чувствую себя совершенно потрясающе.
Её лицо было большим и розовым, и так близко, что я мог разглядеть светлый пушок, покрывавший её щёки, и то, как солнце выхватывает каждый крохотный волосок и заставляет его сверкать, как золото. Внезапно я почувствовал желание протянуть руку и провести по этим щекам. Честно говоря, я не стал бы возражать, если бы она попыталась сделать то же самое со мною.
— Послушайте, — сказала она тихо. — Как вы смотрите на то, чтобы погулять со мной в саду и полюбоваться люпином?
— Отлично, — ответил я. — С удовольствием. С вами — хоть на край света.
Рядом с крокетным полем в саду леди Бердуэлл стоит маленький летний домик в георгианском стиле, и не успел я что-либо сообразить, как обнаружил себя внутри него, сидящим на некоем подобии шезлонга, а у себя под боком мисс Роуч. Я продолжал подпрыгивать вверх-вниз, и она тоже, а так же, в сущности, и домик, но я чувствовал себя великолепно. Я спросил мисс Роуч, не хочет ли она послушать песню.
— Не сейчас, — сказала она, обхватывая меня своими руками и сжимая мне грудь так сильно, что стало больно.
— Не надо, — сказал я, подавшись.
— Вот так-то лучше, — продолжала она. — Так намного лучше, правда?
Попробовала бы мисс Роуч или любая другая женщина сотворить со мной такое час назад, я даже не знаю, что было бы. Скорее всего я потерял бы сознание. А может, даже и умер. И вот теперь я, всё тот же я, с подлинным наслаждением принимал разгул этих немыслимых рук на своём теле! И к тому же, что самое удивительное, я начинал чувствовать потребность в ответном действии.
Я взял мочку её левого уха между большим и указательным пальцами и игриво потянул.
— Экий шалун, — сказала она.
Я потянул сильнее и в то же время слегка сдавил.
Это привело её в такой восторг, что она начала храпеть и хрюкать, как-боров. Её дыхание стало громким и прерывистым.
— Поцелуй меня, — потребовала она.
— Что? — сказал я.
— Ну давай же, поцелуй меня.
И в этот момент я увидел её рот. Я увидел сверху её огромный рот, который медленно опускался на меня, начиная открываться. Он опускался вес ниже и ниже, открываясь всё шире и шире, и внезапно желудок мой словно бы перевернулся вверх дном, и я оцепенел от ужаса.
— Нет! — завизжал я. — Не надо! Не надо, мамочка, не надо! — Ничего кошмарнее этого рта, доложу я вам, мне в своей жизни видеть не доводилось. Я просто не мог вынести его приближения. Если бы кто-то стал совать мне в лицо раскалённый железный прут, то, клянусь, меня бы это меньше испугало. Мощные руки сжимали меня, придавив вниз так, что я не мог пошевелиться, а рот продолжал расти и расти, и вот он уже прямо у моего лица — огромный, влажный, зияющий. Секунда — и он меня накрыл.
Я оказался внутри этого чудовищного рта, лёжа на животе вдоль языка и упираясь ногами в заднюю стенку глотки, и инстинктивно чувствовал, что, если сейчас же не выберусь, то буду проглочен живьём — как тот крольчонок. Я чувствовал, что мои ноги начинает затягивать в глотку; я быстро выбросил руки, схватился за передние зубы на нижней челюсти и держался за них смертной хваткой. Моя голова была у самых губ, и в щель между ними я мог видеть маленький кусочек внешнего мира: солнечный блик на полированном деревянном полу домика, и стоящую на этом полу гигантскую ногу в белой теннисной туфле.
Мои пальцы крепко сжимали край зубов, и, несмотря на всасывающее действие изнутри, мне удалось медленно подтянуться к дневному свету, но тут верхняя челюсть опустилась на мои суставы и стала вгрызаться в них так яростно, что мне пришлось сдаться. Вперёд ногами я начал сползать вниз по горлу, пытаясь схватиться по пути хоть за что-нибудь, но всё было таким гладким и скользким, что это не удавалось. Проскользнув мимо последних коренных зубов, я уловил взглядом золотую вспышку, а затем, через три дюйма, увидел над собой то, что, наверное, является нёбным язычком, свисавшим, как толстый красный сталактит со свода гортани. Я схватился за него обеими руками, но эта штука выскользнула из моих пальцев, и я опустился ещё ниже.
Я помню, что звал на помощь, но с трудом мог расслышать собственный голос из-за шума, производившегося дыханием владелицы горла. Всё время дул странный, перемежающийся ветер — то очень холодный (когда она вдыхала), то очень жаркий (когда выдыхала).
Мне удалось зацепиться локтями за острый мясистый ободок — должно быть, подгортанник — и на какую-то секунду я завис в этом месте, сопротивляясь всасыванию и скребя ногами по стенке гортани в поисках упора, но горло мощно сглотнуло, меня отбросило и снова потащило вниз.
С этого момента мне больше не за что было цепляться, я опускался всё ниже и ниже, пока мои болтающиеся ноги не достигли верхних пределов желудка, где медленная и сильная пульсация перистальтики охватила мои щиколотки, увлекая меня ниже, ниже, ниже…
Высоко надо мной, во внешнем пространстве, звучал невнятный гул женских голосов: — Не может быть…
— Но дорогая моя Милдред, это ужасно…
— Он сошёл с ума…
— Какой кошмар! Что он сделал с твоими губами…
— Сексуальный маньяк…
— Садист.
— Кто-то должен написать епископу…
И затем, громче, чем все остальные, голос мисс Роуч, по-попугайски визгливо сыплющий ругательствами:
— Этому ублюдку чертовски повезло, что я его не убила… Я говорю ему, слушай, говорю, если мне понадобится удалить зуб, я обращусь к дантисту, а не к какому-нибудь идиотскому священнику… Тем более, я не давала ему никакого повода…
