Александр Покровский - Мертвые уши. Конспект поэмы
Истина заключается в следующем: меня поташнивает.
Только я слышу разговоры о том, что в последнее время достигнута такая невероятная величина в развитии, как сейчас же у меня случаются позывы.
Меня зовет изо всех сил. Ничего не могу с собой поделать. Зовет.
И особенно вот это: «Свет и образование придет!..» – Боже! Боже!
А если я вижу вертикальные проекты, выполненные в виде макетов нашего прекрасного Далёко, то мне сейчас хочется на них помочиться. Просто беда.
О государствеГосударство – это танк, который ездит по цветочной поляне.
О пиареНе так давно появилось слово «пиар», а от него – «пиарить».
Я тут же предложил расширить его глагольную форму с помощью приставок.
Так появились на свет глаголы: напиарить, выпиарить, пропиарить, впиарить, припиарить, недопиарить, распиарить, перепиарить, неперепиарить, спиарить и недоперепиарить.
О министре обороныГоворят, нынешний министр обороны приехал и разнес в клочья училище имени Нахимова, что напротив самого крейсера «Аврора».
Что тут можно сказать?
Слава о нем, я в том уверен, распространится до самых крайних границ и пределов.
Ибо деяния эти угодны.
Я же, со своей стороны, готов сообщить всем, что желаю склонить одного моего знакомого гравера нанести на карту, с самыми подробнейшими разъяснениями и пояснениями, все те места, которые он еще посетит и где он все разнесет в точно такой же пух, как и прах.
О работе правительстваНаше правительство работает в Сочи.
С некоторых пор не понимаю, почему правительство Испании не работает на Канарах.
Если бЕсли б я был некрофилом, то я бы устроился обмывать тела умерших чиновников. Я б их погружал в теплую воду и там гладил бы, гладил бы, гладил бы.
Если б я был каннибалом, я бы сначала наполнил их густой кровью старинные бокалы из драгоценного нефрита, а потом пил бы из них, пил бы, смакуя каждый глоток и закусывая их же сырой печенью. К счастью, я ни то и ни другое.
О совестиСовесть – домашний бог. С ней всегда можно договориться.
О тихом, неприметном месте«В заключении он встретил смерть безмятежно», – напишут на его надгробии. Оно будет в тихом, неприметном месте.
Листья будут засыпать его по осени. А потом они будут на нем плотно гнить. Интересно, как там, под землей, поживает его ДНК? Появилась ли в ней запись «Не воруй»?
Почти всёОдин автор написал книгу «Почти всё».
Всё, до последней, знаете ли, крошки.
Думаю, что она про коитус.
Кстати, готов на эту тему размышлять: всё ли у нас коитус, коитус ли у нас всё?
А может, всё у нас почти коитус или коитус у нас почти всё?
М-да! Не то чтобы я против коитуса, нет.
Об ОтечествеНекоторые глупцы утверждают, что я не люблю свое Отечество.
Выспренние идиоты, убогие недоумки, недалекие сквалыги, безнадежные лизоблюды, отпетые негодяи, неудачливые шавки, шакалы пархатые, шелудивые псы – вот вы все после этого кто!
Об испепелении полчищ полночной мразиЯ бы уронил со своего стола бюст Монтескье. Мало того, я бы грохнул об пол миниатюрного Александра Сергеича Пушкина, выполненного в фарфоре, случись мне обнаружить хоть сколько-нибудь приемлемый способ испепеления полчищ этой полночной мрази.
Причины? Вас интересуют причины возникновения во мне столь бурных чувств? Гы-м! Ничего такого.
Просто я наблюдаю среди всей этой бузины только наслоения и наслоения, в то время как сердцу моему были бы милы только отслоения и отслоения.
О коррупцииА хорошо бы, если б наша коррупция разрослась до того, чтоб ей уже занимались не наши органы.
О том, как тамПозвонил Женя Бунимович и спросил: «Ну, как вы там?»
«Там» – это в Питере.
Я сказал, что, судя по состоянию помойки под моими окнами, у нас все отлично.
У меня окна на кухне выходят во двор, и я каждый день вижу мусорные ящики – их там два, а вокруг них – помойку.
Так вот: всегда не хватает еще одного ящика, чтоб собрать в него всю помойку.
То есть один только взгляд на помойку – и я в ту же секунду понимаю, что в государстве нашем, в общем-то, все стабильно. Все на своих местах и город управляем.
Вот если внезапно уберут помойку под моими окнами, то будет повод для беспокойства.
А так – все просто отлично!
О мозжечке и разумеМозжечок – седалище разума, то есть та его часть, которой разум все время на что-нибудь садится.
Что от этого страдает больше – разум или мозжечок, сказать трудно.
О страстиКак хочется написать книгу «Опыты страсти». Она будет посвящена истории. Самой правдивой и вместе с тем загадочной истории. Истории того, как зарождается страсть в чиновничьем уме.
Не заглянуть ли нам мимоходом в самый корень вопроса? Вы полагаете, мы сразу же остановимся по причине темноты и путаницы, возникающих из-за притупленности чувств, слабости и мимолетности впечатлений, или же память, подобная решету, не удержит ничего, и даже если это нечто будет размером с дыню? В этом случае прутья клеток растянутся, расступятся, чтобы только выпустить эту тяжесть на свободу.
Ах! Хочется верить, что все это не так.
О преданностиВаше, можно сказать, сиятельство!
Граф! Душа моя! До чего же хорошо!
Осклизлыми руками, губами, постепенно расползающимися в глупой ухмылке, и глазами, полными вчерашней похмельной влаги, присягаю и клянусь Вам в преданности и неизменном своем расположении!
Не щадя живота своего, ничем не береженного от послеобеденных бурлений, всхлипывая поминутно, и прочее, и прочее…
Словом, примите уверения.
О стенаниях беднягиМертвая тишина, ты верное доказательство сострадания. Ты наступаешь сразу же после стенаний.
После стенаний по поводу того бедняги, не назначенного премьер-министром только потому, что у него была родинка на щеке, а родинка в этом месте лица говорит о мягкости и душевности, что не совсем кстати, когда речь заходит о назначении на должность. О чем ему и намекнули, мол, тут рассматривается вопрос, но вот ваша родинка.
И он пошел (пошел, пошел), и на три дня лег в косметический госпиталь (правильно будет «хоспитал»), где ему и удалили это уродство, свидетельствующее о мягкости и душевности.
О конституционном правеНа какие бы судороги ни бросила меня страшная машина окружающей действительности, на какие бы терзания она меня ни обрекла, я всегда буду помнить о последних наших достижениях в области конституционного права.
Больших мук природа не в состоянии вынести, но, поди ж ты!
О счастьеТолько идиот радуется тому, что видит. Для него всё счастье. Остальные люди к этому состоянию только стремятся.
О должностиИнтересно, не назначат ли когда-нибудь меня на должность совести при президенте с окладом в сорок тысяч долларов?
О жизниИнвалиды, смейтесь!
Всякий раз, когда мы смеемся, мы прибавляем кое-какие детали к этой нашей недолгой, но вкусной жизни.
О седалищном нервеНаткнулся на фразу: «Наши ученые установили, что седалищный нерв очень чувствует приближающиеся приключения…» Это они, стало быть, о жопе. Тонкое наблюдение.
О встревоженности духовВсе зависит от движения встревоженных духов.
Все помыслы человеческие, все страдания и печали, а также радости, подлости, глупости. Словом, все.
А встревоженность же духов напрямую связана с самим зачатием. Не столько со способом оного – с позой и интенсивностью, как с мыслями, опутавшими обоих участников, с разнообразием их путей и направлений.
Не следует безо всякого соображения нестись вперед как угорелые, на манер зеленых обезьян, мартышек или же макак! Иначе на свет Божий не замедлят появиться торговцы недвижимостью, предатели и члены городского парламента.
Не следует тупо и сыто уподобляться молоту и наковальне, поршню и шатуну или же деревенскому насосу для подъема воды из-под грунта. В этом случае мы рискуем наводнить мир клятвоотступниками, убийцами и ворами, а также лицами безо всяких способностей, то есть служащими госдепартамента.
Только мягкое, непринужденное размышление о связи величин бесконечно малых с большими, о влиянии их друг на друга и о взаимном их проникновении в сочетании с движениями неторопливыми, но глубокими и сильными, способны явить нам души благородные, склонные к любви и обожанию всего сущего. Уф!
Об их глазахМне написали, что у чиновников честные глаза кондукторов. Лучше не скажешь.
О пребывании в ином расположении духаЧастенько я пребываю в ином расположении духа, недоступном соблазнам ложного остроумия, когда все окружающее воспринимается мною во благо, не столько в собственное, сколько во благо общее. Именно тогда-то я и ощущаю в себе силы быть беспристрастным в отношении каждой твари, выведенной на сцену этого драматического произведения под названием жизнь.
