Марина Юденич - «Титаник» плывет
А маленький Алекс Гэмпл, похожий на всклокоченного воробья, готового к схватке, снова, в который уже раз, был поражен случившейся метаморфозой.
Только что перед ним метал громы и молнии, весело сквернословил и расплескивал по сторонам любимое виски моложавый, самоуверенный и не слишком хорошо воспитанный янки.
Теперь же в кресло, из которого тот стремительно сорвался, тяжело опустился немолодой, грузный человек с умными проницательными глазами и тихим вежливым голосом.
— Я — само внимание, Алекс, — произнес он негромко.
Каждое слово было удивительно веским.
— Итак, Тони, вы помните начало катрена: «Могучий сын Геи, сильнейший из прочих великих…»?
— Продолжайте, Алекс. Достаточно, что это помните вы.
— Разумеется. Но кто был сыном Геи? Не изволите ли вспомнить немного античной мифологии? Не изволите?! Ну, это не беда, я напомню вам этот древний миф. Сыновьями Геи и Урана, сиречь — Земли и Неба, были могучие Титаны. Слышите вы, старый скептик? Титаны!!! Которые вступили в борьбу с самим Зевсом, были сокрушены громовержцем и сброшены в Тартар. Подземное царство мертвых. Итак, возвращаемся к катрену — «сильнейший из прочих великих». Вспомните, что писали о «Титанике» задолго до его спуска на воду?
— Не могу.
— Почему же?
— Вы всерьез полагаете, что я настолько стар?
— Ну вас к черту, Джулиан, с вашими дурацкими шутками. Можете прикидываться идиотом сколько угодно, я прекрасно знаю, что вам это известно.
«Титаник» был объявлен самым большим, самым роскошным, самым быстроходным, самым безопасным, наконец, лайнером в мире.
Еще его называли «кораблем-мечтой», «кораблем-легендой»… Да как его только не называли! Словом, ясно, да? «Сильнейший из прочих великих…»
Далее.
«Отправился в славный поход» — это вообще не требует комментариев.
Потом — прямое указание на обстоятельства гибели: «Падет туман».
Еще какой, надо полагать, если впередсмотрящий не разглядел огромного айсберга у себя под носом.
И — далее!
Слушайте, слушайте, неверующий человек! Это потрясает! Складывается впечатление, что провидец находился — ни много ни мало — в рубке обреченного «Титаника».
«Нерадивые юнцы не сообщат важные вести».
Ну, досточтимый сэр Энтони, как думаете, что бы значило сие странное замечание?
— Теряюсь в догадках, мой ученый друг.
— Теряетесь? Так-так, придется взять вас за руку и вывести на верную дорогу! А она такова. Айсберги, сэр.
Айсберги, один из которых стал роковым для «Титаника», вовсе не какая-то дьявольская шутка или наваждение.
В этот период — апрель, напомню, — они — обычное дело у берегов Ньюфаундленда. Отчего же опытный морской волк — капитан и вахтенные офицеры вели себя так легкомысленно?
Очень просто, сэр.
Они не получили ни одного предупреждения. Вернее, вроде бы получили одно. Но в этом ни одна из комиссий толком не смогла разобраться.
Однако предупреждения были!
Одно за другим их слали «Титанику» разные суда, проходящие опасные воды. Но — радисты!!! — вот вам и «нерадивые юнцы» отмахнулись от предостережений, как от назойливых мух. Почему, спросите вы?
Увы, друг мой, причина стара как мир — деньги.
Радисты были заняты передачей частных радиограмм, которые наперебой слали пассажиры «Титаника», уведомляя друзей и знакомых о том, на борту какого лайнера они находятся.
Тщеславие и жадность!
Два не самых страшных человеческих порока оказались причиной жуткой трагедии.
Тщеславие и жадность!
Итак, «нерадивые юнцы» не сообщили «важные вести» начальству. К слову, последнее предупреждение о скоплении айсбергов пришло на борт обреченного судна всего за час до столкновения. Еще можно было избежать катастрофы!
Но знаете, что ответил радист «Титаника»?
«Заткнись, — отстучал он тому, кто мог стать спасителем. — Я занят, я работаю…»
Итак, резюмирую: нерадивые юнцы-радисты не сообщили капитану важные вести о присутствии айсбергов. Потрясающая точность прогноза, не правда ли? Но и это еще не все.
Слушайте дальше!
Слушайте и постарайтесь постичь глубину пророчества и скрытность пророка.
«Грозный Зевс снова сразит его, погрузив в пучину Тартара».
Вас ничего не настораживает в этой фразе? Ну разумеется, вас ничего не настораживает!
А вот меня насторожило.
«…в пучину Тартара».
Почему в пучину?
Тартар — подземное царство, подземелье, иными словами.
В глубины Тартара…
В недра Тартара…
В лабиринты Тартара…
Пучина — это ведь нечто, связанное с толщей воды: моря, океана…
Нострадамус вряд ли оговорился. Нет, он помянул «пучину», сознательно указывая на то, что Зевс низвергнет могучего Титана в толщу океанических вод. То есть — в пучину.
Последнее просто и вовсе не требует комментариев — «полторы тысячи людей обречены на безвинную смерть во тьме».
Я сверился с документами — жертвы этой катастрофы исчисляются числом 1490. Ошибиться на десять человек, разглядев их сквозь четыре столетия, полагаю, простительно. Хотя абсолютной уверенности в этой цифре нет и поныне: то тут, то там всплывает информация о людях, которые якобы были на борту «Титаника», но по разным причинам не попали в списки.
Таким образом, вполне может статься, что Нострадамус не ошибся вовсе.
Это все.
Алекс Гэмпл ждал оваций. На худой конец, улюлюканья и свиста. Он принял бы даже гнилые помидоры, вздумай сэр Энтони метнуть пару-другую.
Реакция Джулиана сначала потрясла его, а потом — оскорбила.
— Вы молчите?
Тишина в комнате стала нестерпимой.
— Я? Да, молчу… Я молчу?! Но, Алекс, малыш, скажи мне, почему мы до сих пор не пьем шампанского? Очевидно, мы спятили оба! Эй, шампанского! Кто-нибудь в этом доме еще помнит, что это такое?!
На глазах потрясенного Алекса опять происходила таинственная метаморфоза.
Его собеседник не закончил фразы, но умудрился снова — во второй уже раз! — сменить маску.
Энтони Джулиан тем временем широко распахнул дверь.
В коридоре никого не было.
Впрочем, Алекс ни секунды не сомневался, что шампанское будет доставлено немедленно.
Это была еще одна загадка лорда Джулиана. При желании он мог заставить служить себе пустое пространство.
— Так ты говоришь, малыш, у нас осталось еще два стиха?
— Да, два катрена, но я уверен, что они тоже относятся к «Титанику». Речь идет о событиях, которые последуют ровно сто лет спустя после его гибели. Иными словами, в ночь с 14 на 15 апреля 2012 года. Или немногим раньше, ибо в тексте сказано: «по прошествии лет, наверное, ста…» Чувствуете? Звучит неопределенно. Значит, может, и чуть меньше… Девяносто восьми, к примеру.
— Ну, допустим. Так что же тогда произойдет? Понимаю, что ты еще не приступил к этим четверостишиям. Но не говори мне, что не прилаживался к ним и так, и этак. Предварительно, в самом общем смысле, а?
— Конечно. Мне кажется, что речь идет о поднятии судна, а вернее его останков. «Отважатся спорить с богами…» Действительно, бог погрузил его в пучину Тартара. А какие-то смертные посмеют извлечь.
— Звучит не слишком убедительно. А дальше?
— «Три скорбящие женщины…» Здесь, откровенно говоря, полный туман. Понятно, что речь идет о каких-то конкретных женщинах, но вычислить их в будущем непросто.
— М-да… И последнее?
— О, это самое загадочное и… привлекательное одновременно. Тут тоже ничего не понятно. «Гнев богов остановит тот, кто сумеет опередить время…»
— Ого, значит, все-таки остановит?
— Что, простите?
— Я говорю: кто-то все-таки остановит гнев богов?
— Да, но для этого он должен опередить время. A это как изволите понимать?
— Очень просто. Ты ведь, помнится, говорил про сто лет? Или что-то около того?
— Не я…
— Ну да, разумеется, не ты — а он. Так что же тебе не ясно? Следует предпринять что-то — допустим, подъем «Титаника» не через сто лет, а раньше. То есть — опередить время.
— Да, это может быть. Это очень может быть. Но позвольте, а когда именно? Ведь нет точного указания времени. Что это значит — «наверное, ста»? Девяносто девять?
— Не важно, главное — опередить время! И уже опередив время…
— Приступить к поднятию «Титаника»… — Алекс закончил предложение механически.
Он не сразу расслышал фразу, которую после долгой паузы негромко обронил Тони. Но фраза была важной. Очень важной.
— Что, простите, я задумался над вашим вариантом…
— Пустяки, малыш. Я сказал, что «Титаник» следует ж поднимать, а строить. Вот о чем толкует твой Нострадамус И да будет так аминь!
14 сентября 1963 годаФранция, Довиль
— Еще немного, мадам Моршан, и от вашего целлюлита не останется и следа, можете мне поверить. Проблема сводит вас с ума, и кажется, что худшего никогда не про исходило ни с одной женщиной в мире. Нет и еще раз нет! Прислушайтесь к мнению специалиста, мадам Моршан. Через мои руки прошло столько женщин! О! Вы даже представить себе не можете, как были изуродованы их тела! Куда вам до них!
