Мелисса П. - Сто прикосновений (Дневник Мелиссы)
Я его поцеловала в щеку, аккуратно свернула свое полотенце, не проронив ни слова, собрала свои вещи и медленно направилась в сторону парочки. Они были в объятиях друг друга, и каждый из них вдыхал запах другого, я на миг остановилась посмотреть на них, и сквозь легкий шум морских воли я услышала, произнесенное шепотом, «я тебя люблю».
Они меня проводили до самого дома. Я их поблагодарила и извинилась, что помешала им, но они меня заверили, что были счастливы мне помочь.
Сейчас же, дневник, пока я тебя пишу, я чувствую себя виноватой. Я его оставила на мокром пляже плакать горькими слезами, ушла от него, как какая-нибудь сволочь, я оставила его, а ему плохо. Но все, что было можно, я сделала: и для него, и для себя тоже. Бывало часто, что он меня доводил до слез, и, вместо того чтобы прижать меня к себе, он меня прогонял, высмеивая; так что сейчас вовсе не будет трагедией, если он останется один. Трагедии не будет и для меня тоже.
30 апреля 2001 г
Я счастлива, счастлива, счастлива!
Ничего такого не случилось, но я счастлива.
Никто меня никуда не зовет, никто меня не ищет, однако радость излучается из каждой моей поры на коже, я счастлива до невероятности. Я избавилась от своей паранойи, у меня больше нет никакой тревоги в ожидании его звонка, у меня больше нет тревоги, что он будет ерзать на мне, наплевав на мое тело и на меня. Я больше не должна врать своей матери, когда она, сама возвращаясь домой неизвестно откуда, меня допытывает, где я была. Я всегда исправно говорила ей очередную хуйню: в центре пила пиво, была в кино или в театре. И перед тем, как заснуть, я придумывала в уме, что бы я делала, если бы на самом деле была в тех местах. Конечно, это было бы определенное развлечение, я бы знакомилась с интересными людьми, у меня была бы жизнь, которая не состояла бы лишь из школы, дома и секса с Даниэле. И сейчас я хочу иметь эту другую жизнь, и неважно, сколько времени у меня уйдет на это, сейчас я хочу кого-нибудь, кого бы интересовала Мелисса. Одиночество, наверное, меня разрушает, но оно меня не страшит. Я – самая лучшая подруга самой себе, я никогда не смогла бы себя предать или бросить себя. Но, возможно, причинить себе боль, причинить себе боль – наверное, да. И не потому, что нахожу удовольствие делать это, а потому, что хочу себя наказать как-нибудь. Как же поступать такой, как я, чтобы любить себя и наказывать себя одновременно? Это противоречие, дневник, я знаю. По никогда любовь и ненависть не были такими близкими, такими едиными внутри меня.
7 июля 2001 г. 12:38 ночи
Сегодня я снова его видела, и он еще раз воспользовался моими чувствами.
Надеюсь, что в последний раз.
Все началось, как всегда, и все закончилось обычным образом. Я дура, дневник, я не должна была ему позволять приближаться ко мне.
5 августа 2001 г
Все кончено, навсегда.
Я с радостью говорю, что я существую, даже не так: я начинаю жить заново.
11 сентября 2001 г. 15:25
Может, Даниэле сейчас смотрит по телевизору то же, что и я.
28 сентября 2001 г. 9:10
Лишь недавно начались занятия в школе, но в воздухе уже идеи забастовок, демонстраций и собраний, с обычными всегдашними темами; я уже представляю покрасневшие лица тех, кто вступит в противоборство с активистами. Через несколько часов начнется первое собрание года на тему глобализации; сейчас, в данный момент, я нахожусь в классе, на дополнительном уроке, позади меня несколько моих одноклассниц говорят о приглашенном госте, который будет проводить собрание.
Они говорят, что он красивый, у него ангельское лицо и острый ум; они хихикают, когда одна из них говорит, что ее мало интересует острый ум, ее больше интересует ангельское лицо. Те, что сейчас разговаривают, не так давно объявили меня блядью, распространяя слух, что я дала не своему парню; одной из них я доверилась и рассказала все о Даниэле, она тогда меня обняла и сказала, явно притворяясь: «О бедолага!»
– Ты бы уступила такому, как он? – именно она спрашивает другую.
– Ха, я бы сама его изнасиловала против его воли, – отвечает та со смехом.
– А ты, Мелисса, – спрашивает она меня, – что бы сделала ты?
Я обернулась и сказала, что я его не знаю и что мне ничего не хочется делать. Сейчас я слышу, как они смеются, их смех смешивается с металлическим и пронзительным звуком звонка, который оповещает о конце урока.
16:35На помосте, сооруженном для собрания, я не вникала в проблемы устранения таможен или в проблемы ресторанов МакДональдс (их поджигают), хотя меня избрали для ведения протокола. За длинным столом я оказалась в самом центре, а по обе стороны от меня – представители различных фракций. Парень с ангельским лицом сидел рядом со мной, он все время держал ручку во рту и грыз ее самым неприличным образом. И пока активист из убежденных правых был в схватке с активистом из оголтелых левых, я краем глаза следила за синей ручкой, зажатой в его зубах.
– Запиши мое имя среди выступающих, – сказал он в какой-то момент, глядя в листок с заметками.
– А как тебя зовут? – спросила я безразличным тоном.
– Роберто, – сказал он и на этот раз уже посмотрел на меня, но с таким удивлением, мол, почему я этого не знаю.
Он встал и начал говорить, его речь была сильной и впечатляющей. Я наблюдала за ним, как он непринужденно двигался с микрофоном и с ручкой в руке, зал его слушал очень внимательно, и все улыбались его ироничным остротам, сказанным в нужный момент и в нужном месте. Он – студент юрфака, размышляла я, и это нормально, что у него есть ораторские навыки; я отмечала, что иногда он поворачивался и смотрел на меня хитровато, но непосредственно; я расстегнула блузку до самого начала грудей, чтобы виднелась моя белая кожа. Возможно, он отметил мой жест, так как стал поворачиваться в мою сторону чаще и, с видом чуть смущенным, стал направлять на меня любопытные взгляды, по крайней мере, мне так казалось. Закончив выступление, он уселся, снова взял ручку в рот и никак не отреагировал на аплодисменты, предназначенные ему. Потом он повернулся ко мне – я в это время писала протокол – и сказал:
– Я не помню твоего имени.
Мне захотелось поиграть.
– А я его тебе еще не говорила, – ответила я.
Он слегка вскинул голову и сказал:
– Ах да!
Он снова стал писать свои заметки, а я почти улыбалась оттого, что он должен ждать, пока я скажу ему свое имя.
– Ну что, так и не скажешь? – спросил он, пристально глядя мне в лицо.
Я чистосердечно рассмеялась:
– Мелисса.
– М-м-м… оно связано с пчелами. Тебе нравится мед?
– Он слишком сладкий, – ответила я, – я предпочитаю более мужественные вкусы.
Он встряхнул головой, улыбнулся, и каждый из нас продолжил писать свое.
Вскоре он встал, чтобы выкурить сигарету, и я видела, как он смеялся и оживленно жестикулировал, разговаривая с другим парнем, тоже очень красивым, иногда на меня посматривал и улыбался, не вынимая сигарету изо рта. Издалека он казался более стройным и тонким, а волосы казались мягкими и надушенными: маленькие завитки цвета бронзы, мягко падающие на лицо. Он стоял, облокотившись о фонарь, передавая свой вес на одно бедро, поэтому казалось, будто он поддергивал брюки рукой из кармана, его рубашка в зеленую клетку выбилась из брюк и болталась; круглые очки дополняли образ интеллектуала. Его друга я уже видела многократно из окна школы, он распространял листовки на улице, всегда при этом во рту у него торчала сигара, горящая или потухшая, – без разницы…
После собрания я принялась собирать листы, разбросанные по столу, чтобы присоединить их к протоколу; в какой-то момент появился Роберто, пожал мне руку и попрощался, улыбаясь:
– До свидания, товарищ!
Я расхохоталась и призналась, что мне нравится быть названной «товарищ». Это уморительно.
– Эй, там! Чего болтаете? Не видите, что собрание закончилось? – сказал завуч, хлопая в ладоши.
Сегодня я довольна, у меня состоялось прекрасное знакомство, которое, надеюсь, на этом не кончится. Ты это знаешь, дневник, я могу быть настырной, если захочу. Сейчас я хочу получить номер его телефона и уверена, что смогу это сделать. Получив номер, я захочу того, о чем ты уже знаешь, а именно: занять место в его мыслях. Но до этого я еще кое-что должна сделать, и ты это тоже знаешь…
10 октября 2001 г. 17:15
Сегодня день мокрый и грустный, небо серое, а солнце – бледное и нечеткое пятно.
Сегодня утром моросил дождичек, а сейчас такие молнии, что вот-вот отключится свет.
Но это все неважно, потому что я очень счастливая.
У дверей школы, как всегда, стояли те стервятники, которые хотят втюхать тебе какую-нибудь книгу или захватить тебя какой-нибудь листовкой, им не до дождя. В зеленом плаще, с сигарой во рту, друг Роберто раздавал красные листки, на лице – застывшая улыбка. Когда он подошел ко мне, чтобы вручить листок, я посмотрела на него в нерешительности, так как не знала, что делать и как себя вести. Я робко пробормотала: «Спасибо» – и очень медленно пошла прочь, раздумывая о том, что такой редкой возможности, может, и не будет. Тогда я написала свой номер телефона на этом же листке и, вернувшись, протянула ему.
