Люси Хокинг - Пресыщение
Уилл все же не скрыл своих сомнений:
– Дал, ты же белый.
Его друг немного обиделся:
– Но я могу сыграть черного.
– Да, конечно, ты будешь на высоте, – поспешил согласиться Уилл. Бог знает, каковы эти люди искусства – их так легко ранить, еще не хватает, чтобы друзья тоже унижали их достоинство.
– Эй, я звонил тебе на мобильный, и мне ответил какой-то странный парень.
– Ах да, я забыл телефон в офисе. Наверно, то был уборщик. А что ты хотел?
– Просто хотел напомнить, чтобы ты забрал мою кассету.
– Она в портфеле, дружище. Там. И не ворчи, что я ничего и никогда не делаю для тебя.
Даллас достал и прижал к груди видео, которое Уилл принес из офиса.
– Моя кассета! Мои лучшие хиты! – радостно лепетал он. – О, Уилл, я так тебе обязан! – Даллас надеялся, что с этой кассетой, на которой запечатлены лучшие его достижения, он по крайней мере сможет переступить порог какого-нибудь голливудского агентства. – Я сразу же разошлю это. Уилл – ты настоящая звезда!
В дверь позвонили снова. Уилл подошел к окну, чтобы посмотреть, кто пришел.
– Ты не собираешься открывать? – поинтересовался Даллас.
– Просто проверяю, кто это может быть.
– А почему не спросишь по домофону?
– Тогда им будет ясно, что я дома, – ответил его друг, все еще глядя на улицу через штору.
– Кому именно? – спросил озадаченный Даллас.
– Так, кое-кому, – сказал Уилл, отправляясь к домофону.
Когда он наконец открыл дверь, гость уже порядком заждался.
– Что-то ты долго, – заметил миловидный невысокий мужчина. То был старый друг Уилла, Джемаль Хак, работавший на телевидении.
– Входи давай, – сказал Уилл, направляясь впереди гостя в гостиную.
– Привет, Джем, – сказал Даллас, с банкой пива в руке откинувшись на замшевую диванную подушку цвета кофе с молоком.
– Привет, дружище, – ответил Джем. – Ну, что было вчера после того, как я ушел?
– О, это было нечто… – начал Даллас.
– Ушел откуда? – перебил Уилл.
– Э-э, – произнес Джем нарочито небрежно, – мы с Далом случайно встретились вчера вечером, немножко выпили…
– И когда вы вернулись домой? – продолжал свой допрос Уилл.
– О, бога ради, дай вспомнить, пожалуй, часа в три, – растерянно ответил Джем.
– Даллас, а ты? – строго спросил Уилл.
– А я и не смотрел на часы – понимаешь, там произошел небольшой казус, когда Люэлла вздумала вскочить на стойку бара и станцевать на ней. Она случайно оступилась и упала на поднос с пивом, так что мне пришлось тащить ее.
– Бедняга, – произнес Уилл. – Как печально. И как Люэлла? Все способствует процветанию экономики Колумбии?
– А мы думали, что ты уехал в Париж, – заметил Джем.
– А я уже приехал, – с чувством сказал Уилл. – И мне было ужасно плохо, а никто из вас даже не удосужился позвонить и спросить, каково мне там. Я сыт по горло. Когда у вас проблемы, вы тут же хватаетесь за телефон и просите меня помочь, а когда мне плохо, так я слышу: «О, Уилл, опять ему что-то от нас нужно».
Он так разошелся, что не смог зажечь сигарету, она выскочила из дрожащих пальцев, покатилась по полу. Когда Уилл пулей вылетел из кухни, Джем и Даллас обменялись испуганными взглядами.
– О господи, господи, – произнес Джем.
– Ему все хуже, – сказал Даллас.
– Я бы поговорил с ним, но в последний раз он послал меня к черту, – сказал Джем.
– Мы звонили в «штаб», и нам обещали, что подмога уже близко, – добавил Даллас.
– О, да. Кавалерия уже на марше.
– Будет в городе сегодня вечером.
– Я на нее только и полагаюсь, – заявил Джем.
– И не только ты, – подтвердил Дал.
В дверь звонили и звонили весь вечер. И всякий раз Уилл порывисто вскакивал и кидался к своим шикарным занавескам, чтобы посмотреть, кто пришел, а потом еще два раза переспрашивал имя нового гостя через домофон. Он был немного любезнее с прочими гостями, чем с двумя пришедшими раньше всех старыми друзьями, но чересчур много пил, и на его щеках появился яркий румянец. Ему явно чего-то не хватало.
К концу вечера появился безработный веб-дизайнер Джейсон, которого выгнали с работы, когда босс нечаянно позаимствовал у него пакетик с сахаром для чая, а вместо того обнаружил «спид».[12] Затем пришла пара шведских торговых консультантов, Люэлла в синяках, но все такая же жизнерадостная, и случайная знакомая Уилла, которую он подцепил в какой-то деловой поездке, а потом никак не мог от нее отделаться. Все ели заказанных на дом цыплят в соусе тикка масала и запивали их шабли, так что подвыпившая компания беззаботно развлекалась самым приятным для вечеринки посреди недели образом, за исключением Уилла, который с каждым часом выглядел все более жалким и расстроенным, и его случайной знакомой, начинавшей сомневаться в счастливом совместном с Уиллом будущем.
В целом это был абсолютно нормальный для вторника вечер. Обычно по вечерам Уилл так или иначе просто убивал время. И все же сегодня он испытывал что-то вроде паранойи, принимая нежеланных гостей и переживая из-за того, что рядом нет того, кого он сейчас только и хотел бы видеть. Но она снова не появилась.
Он ждал ее с понедельника, но отсрочка на сутки практически ничего не значила для Амброзии Матильды Севиньи Анжелики де Бофор Хаскелл, также известной как Мин, – старинной подруги Уильяма Родни Гаджета. В последнем электронном письме из Марокко она довольно туманно сообщила о времени своего прибытия, но он надеялся, что она приедет в ближайшее время.
Уилл не виделся с ней много месяцев, так что и без этого загадочного письма ему уже давно не терпелось встретиться с ней и услышать бесчисленные рассказы о превратностях судьбы, с которыми она сталкивалась в своей кочевой жизни: о том, как ее откуда-то депортировали, как где-то ее застигло землетрясение, как ее преследовал маньяк или о чем-нибудь в этом роде. Такое было в порядке вещей, и он даже дал ей ключ, и в очередной раз она могла явиться в сопровождении бойфренда-боснийца в шесть часов утра, так чтобы попасть в квартиру и при этом не побеспокоить его. Она могла остаться здесь на несколько недель, обещая Уиллу найти подходящую работу и угомониться, а потом он вдруг узнавал, что у нее появилась единственная в жизни возможность отправиться в Акапулько, – и она опять была в дороге. Без сомнения, Мин – самый трудный человек, какого Уилл когда-либо встречал, она обладала удивительной способностью создавать проблемы, а затем непостижимым образом избавляться от них, вновь устремляясь вперед.
Уилл и Мин познакомились еще в начальных классах. Странность их знакомства была не в том, что они посещали школу, а в том, что отпрыски семейств Гаджет и Бофор Хаскелл оказались в одном учебном заведении.
За утренним кофе обитатели Южного Беркшира оживленно обсуждали, как это столь состоятельные люди, как де Бофоры, решили отправить Мин, их пятого ребенка, в государственную школу, тогда как Леонора, Анри, Максим и Селена получили рафинированное образование в дорогих частных школах. По слухам, Мин была не совсем де Бофор, что казалось правдоподобным, поскольку рядом с рослыми, скуластыми и широкоплечими старшими детьми крошка Мин (сокращение от Миниатюра) выглядела странно. Разница в одиннадцать лет между ней и предыдущим ребенком тоже говорила в пользу того, что Мин появилась в результате незаконной связи кого-нибудь из разветвленного по всей Европе клана де Бофоров, проникшего в семьи свергнутых монархов, бесчисленных самозваных графов и маркизов. Однажды вечером в фамильном поместье Чиверли вполне мог приземлиться частный рейс из Монте-Карло, и новорожденную Мин подкинули, прицепив к пеленке какое-нибудь сопроводительное письмо.
Разумеется, в пятилетнем возрасте Уильям ничего этого не знал. Только через много лет мать рассказала ему о сплетнях, которые распространились подобно огню в засохшем кустарнике, когда Мин появилась в местном провинциальном мирке. Прочие Бофоры бывали в городе лишь мельком, проносились на спортивных авто или сопровождали своих лошадей, стремясь к новым триумфам в очередных конных скачках. Всегда великолепно одетые, высокомерные и самоуверенные, они походили на экзотических животных. Уилл впервые запомнил Мин маленькой девочкой с пышными темными волосами, она стояла у зеленой ограды школьного двора и смотрела на улицу в напрасной надежде на то, что кто-нибудь заберет ее домой. Его мать всегда приходила за ним вовремя. Внимательная миссис Гаджет уже давно заметила, что Мин была единственной, кого родители не встречали у школы. Однажды вечером она решительно сказала мужу:
– Все, я больше не могу.
– О чем это ты, дорогая? – спросил тот, не подозревая, что через каких-нибудь двадцать пять лет станет обычным делом, когда после подобных слов многие мужья окажутся с бумагами о разводе в руках, без жилья, лишенные половины дохода и пенсии, с перспективой видеть детей раз в месяц по субботам, выслушивая от них упреки, как же отец им надоел.
