Марина Юденич - Welcome to Трансильвания
Только что ж с того?
Много в здешних местах разных «цветистых» названий — Черные, Белые и Зеленые горы.
Реки — опять же! — Черная Тиса и Черный Черемош, к примеру.
А уж Зеленых поселков, холмов, распадков и прочей географической малости — и того больше.
Одно слово — Карпаты.
Легенды о них сложены разные.
Есть и «черные».
Мрачные, пугающие, населенные всякой нечистью — колдунами, оборотнями, вурдалаками, «проклятыми» скалами, «чертовыми» перевалами и мостами.
Да и как обойдешься здесь без страшных сказок?
Вот она, на пути в крохотный Селятин, прямо по мелкой, неширокой речушке проходит румынская граница.
А за ней рукой подать до самой Трансильвании — места, если верить преданиям, вовсе жуткого.
Так то ведь — преданиям!
Мало ли их сложено?
И какие, скажите на милость, горы обходятся без преданий? На то они и горы, чтобы хранить в глубоких, тесных ущельях и потаенных каменных пещерах разные тайны.
Народ здесь — тоже надо признать — несколько странный.
Не то чтобы злой или — того хуже — жестокий, просто замкнутый. Крохотные города и маленькие деревушки отгородились от мира неприступными скалами, крутыми перевалами и бурными реками.
Кажется порой, что и время само не хочет взбираться на
Эти вершины.
Все здесь так — или почти так, — как сто, если не двести лет назад.
Обычаи, привычки, нравы.
Да и как добраться сюда?
От вокзала в Черновцах, через Сторожинец и Долишный Шепит пролегает узкая асфальтовая дорога.
Но и только.
За Шепитом она кончается, и дальше — вверх в горы, через Вижницу и Немчич, вниз к Селятину и потом к заповедной Пугале, добирайся как знаешь, почти наугад.
Разные тропинки попадаются под ноги — только знать бы еще, куда они заведут, в какую карпатскую глушь?
Все так.
Однако ж Богдан Славич десять без малого лет возглавлял областное управление уголовного розыска, именуемого теперь, на западный манер, криминальной полицией. Да разве в названии суть?
Суть была в том, что к местам этим Богдан, выпускник юридического факультета Львовского университета, привык. Полагал, что знает их хорошо. И — слава Господу! — службу нес исправно.
Правду сказать, случалось за эти годы всякое. На памяти полковника Славича не было такого дня, когда областной уголовный розыск остался бы без работы, заскучал, и уж — тем более! — не доводилось ему почивать на лаврах.
Жизнь не скупилась на малоприятные сюрпризы, часто
Подбрасывала загадки, порой — страшные, кровавые, порой — откровенно жуткие, леденящие кровь.
И все же картина, представшая перед глазами Богдана в маленьком деревянном домишке на окраине Путилы, навек запечатлелась в памяти сыщика, заслонив собой все виденное прежде.
— Я тут до вашего приезда ничего не трогал. И никому не велел… — Местный участковый топтался у двери, откровенно тянул время. — Только увез… этого… задержанного от греха подальше.
— Правильно!
Богдан уверенно переступил порог и… запнулся, словно наскочив на невидимую преграду.
Желудок немедленно скрутило сильной, болезненной судорогой, и к горлу стремительно рванулся горячий, горький комок.
Такого с полковником Славичем не случалось давно.
Со студенческой, пожалуй, скамьи.
Память немедленно воскресила забытую картину.
Холодное, сырое, пропахшее карболкой и хлороформом помещение городского морга.
В центре зала, на ржавой, скрипучей каталке нечто бесформенное, студенистое на вид, покрытое желто-зеленой, отвратительно пахнущей слизью.
Слово «эксгумация», произнесенное кем-то.
Голос доносится издалека, хотя молодые люди — человек десять его однокурсников и однокурсниц — сгрудились тесной стаей, испуганно жмутся друг к другу.
Жесткий спазм в желудке — и горячий комок неудержимо рвется наружу.
Тогда Богдан не смог сдержать тошноту, растолкав однокурсников, бросился к двери, зажимая рот ладонью.
Вслед за ним рванулось еще несколько человек.
Теперь он сдержался.
Только сглотнул тяжело сгусток горькой слюны, наполнившей рот.
И слегка отступил назад.
Хотя ничего даже отдаленно напоминающего эксгумацию здесь не было.
Напротив, тело, распростертое на дощатом полу, было свежим.
Но — Господи, твоя власть! — разве от этого было легче?!
Ребенок — мальчик лет семи, не полный, но ладненький, с аккуратными, словно игрушечными, ручками и ножками, круглой, коротко остриженной русой головой — был положен в центре комнаты.
Именно — положен.
Ибо с первого взгляда было ясно — живой человек, тем более маленький, никогда так не ляжет. Если кто-то не попросит — или не заставит — его улечься именно так.
Неудобно.
Вытянувшись, будто по стойке «смирно».
Руки плотно прижаты к телу.
Ноги аккуратно сдвинуты вместе.
Это было страшно, но самое страшное заключалось все же не в этом.
Мальчик был обнажен, на тонкой младенческой шее зияла жуткая черная дыра. Дыра, а не рана.
Это слово немедленно приходило в голову и застревало накрепко, словно огромная заноза, потому что вокруг черной дыры на шее мальчика, на его тельце, рядом на полу — вообще нигде в аккуратной, чисто прибранной комнате не было ни одной капли крови.
— А кровь?!
Как и тогда, в морге, Богдан услышал голос откуда-то
Издалека.
С той лишь разницей, что сейчас это был его собственный голос, но полковник его не узнал.
Участковый за дверью, однако, расслышал вопрос и сразу понял, о чем именно спрашивает его Славич.
— Не было крови, Богдан Григорьевич. Он ведь что… Он ведь сразу сказал… Как, значит, пришел ко мне — так и говорит: «Вяжи, начальник! Убил я хлопца и кровь выпил…» А потом уже, когда стал я пытать, как да что, вроде как забыл или, может, темнить начал, кто ж его бисову душу теперь разберет. Дескать, затмение нашло, как и что — не помню, но если вы сказываете — значит, виноват. Признаюсь во всем. — Где он?
— Так здесь недалеко, я отвез… Народ сильно волнуется. Как бы не сотворили чего. Сами знаете, как у нас полагается…
— И черт бы с ним, гадом ползучим! Отдать людям — и дело с концом… — За спиной Богдана подал голос кто-то из оперативников.
— Мало тебе вампира — суд Линча накаркаешь, — отозвался другой.
— Отставить! — Богдан наконец взял себя в руки. — И прекращайте мне бабкины сказки. Вампиры, понимаешь! Паники захотели?
— А кто же, Григорьич?
— Разберемся.
Эксперты тем временем приступили к работе.
Богдан, тяжело ступая, вышел на крыльцо.
Закурил — скорее, машинально, курить, как ни странно, не хотелось — и вкуса крепкой сигареты не почувствовал, хотя затянулся глубоко.
Близко к окраине Путилы подступили зеленые отроги гор.
Грозно, как показалось Богдану, надвинулись со всех сторон, заслоняя собой часть небосклона.
«Черт бы вас побрал вместе с вашими байками…» Впервые за десять лет Богдан Славич мысленно обратился к горам.
Притом — с откровенной неприязнью. Но горы молчали.
Энтони Джулиан и Владислав Текский
Встреча была немного сумбурной, но, безусловно, радостной.
Как и все друзья после долгой разлуки, оба не сразу нашли нужные слова.
Поток эмоций и воспоминаний на некоторое время захлестнул с головой.
Два немолодых, респектабельных джентльмена весело горланили в холле фешенебельного парижского отеля «De Grillon», выкрикивая обрывки каких-то имен, прозвищ, названий и еще бог знает чего! При этом оба беспрестанно колотили друг друга по плечам, обнимались — и тут же отскакивали в разные стороны, для того чтобы лучше разглядеть друг друга.
А потом снова бросались в дружеские объятия.
Окружающие наблюдали эту сцену с выражением сдержанного, добродушного понимания.
Немного ироничного, впрочем.
Все было ясно без слов.
Теперь эмоции улеглись.
Открытая веранда «La Grande Cascade» утопала в зелени и теплом сумеречном тумане.
Дождь перестал, оставив на память о себе душистую влагу
Теплого осеннего вечера.
«Corton Charlemagne» 1989-го было простым, но отменным.
Именно то, что требовалось к сложному соусу из черных трюфелей.
Разговор тем временем становился все более занимательным.
— Румыния? Разумеется, я имею представление о том, где это и что в принципе такое… Но, откровенно говоря, довольно поверхностное. Впрочем, сейчас, говорят, бизнес в Восточной Европе…
— Прости, Энтони, я по-прежнему не занимаюсь бизнесом.
— За каким же дьяволом тебя несет в Румынию? Там что — горы, море, исторические достопримечательности?
— И горы, и море, и достопримечательности, но я еду не за этим. Дела наследственные. Да, собственно, и не дела даже — скорее, долг. Да, именно долг.
— Постой, Влад. Твоя родословная географически шире моей, это я помню. В Англии — Виндзоры[9], не правда ли? В Германии — Вюртембергская династия[10]. Герцоги Текские — одна из вюртембергских линий, я ничего не путаю?
