Мартин Эмис - Другие люди: Таинственная история
— Мани-мани-мани-мани-мани-мани-мани-мани, — пропела Шерон. — У тебя ведь ни шиша, верно?
— Чего?
— Денег?
— Я точно не знаю.
— Тогда давай посмотрим… Вчера, цыпуля, у тебя их, верно, куры не клевали.
Мэри с изумлением следила, как Шерон тщательно обследовала содержимое ее черной сумочки. Она о ней и забыла — а ведь сумка все это время висела у нее на плече. Мэри чуть не свалилась, когда вдруг Шерон энергичнее заработала руками в недрах ее сумочки.
— Опппппанькииии, кто это тут у нас? — Ее дрожащие пальцы сжимали пару измятых, слегка отсвечивающих бумажек. — И чем мы на это затаримся?
— Деньгами? — рискнула предположить Мэри, но Шерон уже не слушала.
Семимильными шагами она пересекала улицу. Мэри едва ли не бежала за ней следом.
— Что ты предпочитаешь? — сквозь одышку щедро предлагала подруга. — «Клан дью»?[2] По паре «Особого» на брата? Забористого портвешку? — Она притормозила. — А как насчет бутылочки «Эмвы»?[3] — проницательно поинтересовалась она. Затем резко остановилась и проникновенно сощурилась, — А может, крепкого?
— Согласна, лучше крепкого, — подтвердила Мэри.
— Да, вот это тема. Я тоже думаю, это лучший вариант, — уже на ходу подытожила девица. — Ведь с утреца бухло покрепче, оно, так сказать, вносит… свежую струю. Не так ли? Жуть, конечно. Но все мы не святоши. Жди меня здесь, звезда моя. Ща буду.
Под звон дверного колокольчика Шерон вошла внутрь. Вглядываясь в сияющие стекла витрины, Мэри обнаружила, что умеет читать. Вот это уже лучше, обрадованно сказала она себе. Просто и безыскусно надписи и знаки рассказывали ей о деньгах и товарах. Тот, кто делал эти надписи, вечно путался в числах, и поэтому приходилось постоянно зачеркивать одни цифры и ставить на их место другие. Приноровив глаза, девушка сумела разглядеть сквозь стекло то, что скрывалось в полумраке. Бутылки, достоинства которых превозносились знаками на витринных картинках, пестрыми рядами стояли у стены. Шерон перемещалась внутри этого замысловатого грота, поглощенная процессом сделки. Произошел обмен: мужчина выдал Шерон что-то блестящее, после чего та повернулась и сквозь собственные отражения возвратилась к двери.
— Ща тяпнем, и полегчает, — объявила Шерон, когда они оказались в соседней улочке. Крышка хрустнула, отворачиваемая ее проворной рукой. — Твое здоровье, цыпочка.
Ее грузное лицо с пухлым придатком, приляпанным позднее, выглядело одновременно отсутствующим и сосредоточенным. Она пропихнула бутылочное горлышко в отверстие в своей голове — рот. То был влажный и очень забавный участок ее лица, чрезвычайно живой и деятельный, что никак не сочеталось с онемевшей массой всех остальных черт. Мэри как бы случайно подняла руку и проверила. Да, и у нее такой есть. Изнутри она могла нащупать зубчатую кость, изогнутую по контуру губ. Есть ли в теле еще какая - нибудь похожая часть, которую также можно было бы одновременно потрогать и изнутри и снаружи? Она не смогла найти ничего похожего; стало быть, рты должны быть очень важными элементами тела, заключила она.
— Ну во, житуха, кажись, налаживается, — высказалась Шерон; теперь был черед Мэри. — Давай, дерни как следует, — приказала девица.
Мэри открыла рот и влила туда жидкость из бутылки.
— В жисть такого не видала, — спустя пару минут возмущалась Шерон. — Что с тобой, блин, такое? Ты, верно, в жутком состоянии, милая. Капля чудесного бренди — и ты выворачиваешься наизнанку от кашля. То есть ну разве ж это дело?
— Простите, — извинилась Мэри.
Шерон выпила еще.
— «Простите» не булькает. Да ты половину просто выплюнула! — Она опять приложилась к бутылке, — То есть, это, от бренди тебе должно становиться лучше, — Последовал еще один жадный глоток.
— Простите меня, — повторила Мэри.
Шерон бросила пустую бутылку на землю и уставилась пронзительным взглядом на девушку:
— Ты меня за алконавтку не держи, понятно?
Мэри тоже пристально посмотрела на нее в ответ.
«А кто ж ты тогда? — подумала она. — Держу пари, самая настоящая».
Естественно, Шерон настоящая алкоголичка (помимо всего прочего)… Алкоголики — сами знаете, что это за фрукты. Конечно, вы в курсе. Ясное дело, знаете одного или двух лично или, на худой конец, знакомы с кем-нибудь, кто с ними на короткой ноге. Есть о чем призадуматься. Скольких вы знаете? В наши дни их кругом пруд пруди. Я не удивлюсь, если и вы окажетесь одним из них. Ну же? Только честно.
Алкоголики — это люди, которые не способны оставаться трезвыми. Они предпочитают напиваться. У них просто нет сил оставаться самими собой. И в этом они правы. Ведь быть самим собой гораздо сложнее, чем быть пьяным.
Алкоголики уже не те люди, какими были раньше, — они пьяницы. Они не похожи на других людей, хотя пока не спились, особо ничем не отличались. Все люди разные, а пьяницы — нет.
Когда напьются, все они думают, чувствуют и ведут себя совершенно одинаково. Пока трезвы, они все время думают о том, как бы упиться. Постоянно. Исключительно об этом. Если тебе когда-нибудь хотелось узнать, о чем думают трезвые алкоголики, то вот тебе ответ — как бы поскорее упиться.
Большинство из них знает кое-что, из-за чего им противно оставаться самими собой, а некоторые из них знают об этом слишком много. При этом они все полагают, что знают вещи, которые другим пьяницам неведомы, и думают, что они не такие, как все. Туг они ошибаются. Они никакие не особенные — обычные пьянчужки, а знания пьянчужек о жизни не сильно различаются. С их точки зрения, все гораздо драматичнее и сложнее. Да в каком-то смысле так оно и есть. У всех них есть определенные причины быть алкоголиками, и некоторые из этих причин вполне веские. Я и не собираюсь никого укорять в том, что он алкоголик.
Моя теория состоит в том, что все мы были бы алкоголиками, если бы могли продержаться в таком состоянии. Всем нам было бы намного легче, если бы мы могли все время быть под мухой. Однако, чтобы стать алкоголиком, надо проделать трудный мучительный путь. Видно, только алкоголики и могут с этим управиться.
Мне приходится вечно сталкиваться с этими удивительными и заслуживающими сострадания людьми. И тебе тоже предстоит еще не одна встреча. Но только, конечно, под моим чутким руководством, только под моим контролем и опекой.
Шерон рассказывала Мэри, почему ей так по душе опрокинуть порой пару-другую рюмашек. Это все из - за нервов… да еще из-за любви душевно отдохнуть, объясняла она, когда безо всякого предупреждения здания расступились и открыли взору огромную, открытую всем ветрам расселину меж плотно стиснутых ступенчатых контуров города. Лишь паре сводчатых волшебных дорожек дозволено было осуществлять переправу через этот струящийся воздушный поток. Мэри задрожала всем телом; она готова была повернуться и снова убежать, но отважная Шерон потянула ее дальше. Когда они вошли в просторные врата, ведущие на небеса, Мэри посмотрела вниз и увидела, что туманная полоса, простиравшаяся под ней, на самом деле живая: она кипела, беспрерывно извергая в воздух частицы самое себя, будто пытаясь схватить ими птиц, с пронзительными криками кружащих и парящих прямо над ее поверхностью, рокочущей и разъяренной.
— Какая огромная, — прошептала Мэри.
— Что? Я обожаю реку. Лейся спокойно, милая Темза. Нам нужно на другой берег, — пояснила Шерон, указывая в сторону массивных сооружений, зияющих своими бойницами на дальнем берегу. — Сперва домой, а потом зарулим в разливуху.
Догоняя Шерон, устремившуюся на юг, Мэри пыталась представить себе, на что будут похожи эти их новые пункты назначения.
— Ну вот мы и дома! — громогласно возвестила Шерон.
Мэри стояла позади нее в кубическом вестибюле. Так вот что значит попасть внутрь — они уже дома. Стены и потолок были чем-то обиты и укреплены, и там оказалось жарче, чем она ожидала.
В то же мгновение дальше по коридору распахнулась наполовину застекленная дверь, и из нее выглянул мужчина, сочетавший в себе признаки человека очень крупного и — одновременно — очень маленького. Он сперва в ужасе отпрянул, затем как бы покатился к ним.
— Нет-нет, моя крошка, — орал он, — Марш отсюда, вон, вон!
— Ну чего ты, не будь таким свином! — завопила Шерон, в то время как мужчина пытался оттеснить ее с Мэри обратно к дверям.
— Тебе тут делать нечего!
— Но ведь это мой гребаный дом!
Хотя Шерон выглядела гораздо внушительнее, чем мужчина, с которым они неуклюже схватились, по ее лицу было ясно, что вся былая мощь и упорство покинули ее. Она выглядела, как совсем другой человек, который только пытается повторить все те штучки, что, бывало, раньше проделывала Шерон. Сейчас нас выставят, решила Мэри, мы снова окажемся снаружи — сто процентов. Но в этот момент на лице ее подруги сквозь слой запаздывающего времени резко проступили исказившиеся черты, и как будто вторя этому внезапному изменению, ее плечи тоже содрогнулись и единым движением стряхнули с себя толстяка, который, хрипя и ругаясь, упал на пол к ее ногам.
