Виктория Morana - ПОКОЛЕНИЕ «NET»
— Слушай, ну я не могу. Смотри, их больше уже, — достаточно громко заявила Лена, дергая его за рукав куртки. Егор обернулся: действительно, компанию с вокзала у выхода встречало несколько молодых людей, видимо, родственников. Один подхватил сумки и удалился, еще трое остались пообщаться прямо у выхода.
— Пошли уже, — достаточно грубо требует Егор. — Мне еще назад ехать.
— Нет, не надо, они тебя побьют, как того мальчика! — Ленка за тембром голоса не следила. Егор неприятно отметил, что зрачки у девахи расширились окончательно, видимо, расслабление после работы прошло хорошо. — А меня изнасилуют! Оставайся сегодня.
— Хватит уже, не ори, — зашипел Егор, поборов желание отвесить ей затрещину. Девушек он не бил, да и не помогло бы это Ленке, пока не «отпустит». — От каждого «черножопого» будешь шарахаться, истеричка?
— Э, ты чего сказал? — раздалось справа от него, и Егор устало прикрыл глаза. Ну вот, дождались. — Повтори, а?
— Идите мимо, ребят, дайте с девушкой разобраться, — холодно, но вполне вежливо ответил он. — Видите, нехорошо ей.
— Это сейчас тебе нехорошо будет, — пообещали Егору. — Тебя кто научил словам-то таким нехорошим?
— Марк Твен! — ни с того, ни с сего в разговор вмешалась Ленка, которую в какой-то момент парализовало от ужаса. Она так долго боялась, что эта компания к ней приблизится, что в конец впала в истерику, когда это действительно произошло.
— Марк Твен не о том писал, девушка, — отозвался один из кавказцев. — Совсем не о том, но вы, видно, не поняли.
— Пошел в жопу, — зашипела Лена.
— Заткнись, — сжал зубы Егор. — Короче, забиваем на воспитательные сеансы и расходимся, окей? Я с вами разборки устраивать не хочу.
— Борзый, — констатировал один из кавказцев. — С какого района?
— С Чертаново. Уж поближе, чем то место, откуда вы прикатали, — не выдержал Егор. С этими словами, он подхватил Ленку под локоть и потащил в сторону перехода.
— Братаны, он из этих отморозков-националистов, — услышал Егор у себя за спиной и едва успел развернуться. Двое из троих подошедших ребят навалились на него. Одного удалось пнуть ногой, второй сбил парня на снег. Лена заверещала, третий кавказец, тот самый, который анализировал Твена, попытался её успокоить, вызвав еще более бурную истерику.
Егор, получив кулаков в грудь, резко оттолкнул от себя нападающего и успел подняться до того, как второй кавказец разогнулся и тоже пошел в атаку. Само собой, ему и раньше приходилось драться, но по убеждениям в отношении футбола, а не национализма.
— Хорош, пацаны, — третий член компании нападавших явно не был настроен на драку. — Нам домой пора, сейчас в отделение упекут, кто наших до квартиры поведет?
— Убивал бы… — сплевывает его товарищ, получивший от Егора по лицу.
— Валерьянку пейте, бараны, блин, — огрызнулся Егор, жестко толкнул рыдающую Лену к переходу и поспешил скрыться из виду. Он обещал матери не драться, да и было бы из-за кого: из-за обдолбанной идиотки, впавшей в панику из-за митинга, на котором её даже не было? Нет уж, спасибо.
С Ленкой он в тот вечер закончил все отношения, так что у Егора осталось всего 2 девушки.
По негласной статистике, более 45 % населения России напрямую или косвенно сталкивались с проявлением расизма или национализма на улицах, на рабочем месте или в учебных учреждениях. Более 30 % населения планеты Земля знакомы с понятием «национализм», но не понимают полного значения этого слова. Из-за отсутствия ликвидации безграмотности у такого населения, некоторые граждане склонны неправильно употреблять указанное понятие, что порождает панику, предрассудки и только увеличивает количество конфликтов на национальной почве.
Политика есть искусство приспособляться к обстоятельствам и извлекать пользу из всего, даже из того, что претит.
(с) О. Бисмарк
Москва, все еще меньше года до дня Х
— Определением Черёмушкинского районного суда Москвы, вынесение решения перенесено на 21 декабря 2010 года, — судья захлопнула папку, отложив её от себя на расстояние указательного пальца. — Материалы, представленные ответчиками, подлежат изучению.
— Уважаемый суд… — не выдержав, представитель прокуратуры попытался подняться. — При всем уважении, иск был подан много месяцев назад.
— Не надо торопить правосудие, господин обвинитель. Если вы хорошо видите, я тут почти погребена под огромным количеством справок, заключений и выписок, научность которых мне предстоит оценить. Поверьте, несколько недель — не самый долгий срок, на который я могу отодвинуть заседание.
— Извиняюсь, уважаемый суд, — передернулся прокурор, у которого на столе лежала та же самая синяя папка гигантских размеров, в которой находились копии всех представленных ответчиками “доказательств” по делу.
Большую часть из них занимали копии учебников по истории, которые из нормальных школ были давно изъяты, но каким-то образом умудрились остаться на полках государственных библиотек и архивов. Прокурор честно не понимал, кто мог написать такое количество слов на подобную странную тему, однако хуже всего было то, что эти самые устаревшие догматы пытались активно применять в современном мире, да еще и через суд.
— Прокурор продался! — зазвучало откуда-то со стороны. Ответчики попались буйные, ни смотря на свои очень консервативные убеждения. По мнению обвинителя это еще раз доказывало его правоту. “Нельзя таким свободу давать, совсем с ума сойдут”, подумал он.
— Порядок в зале судебного заседания! Закончили на сегодня. Стороны вернутся для того, чтобы заслушать решение суда в назначенный срок, согласно протоколу. — рявкнула судья, передала материалы дела худенькому секретарю, резко встала и поспешила на выход. Сегодня приобщили еще 4 статьи. Сплошная полемика, никаких ссылок на закон, если только это не Закон Божий, или нечто фундаментальное, что существовало, якобы, еще до появления у юристов первого Гражданского Кодекса.
Прокурор раздраженно собрал бумаги, пылкая речь, подготовленная на сегодняшнее, как ему верилось, последнее заседание, не пригодилась. Даже слово не дали, а все потому, что повыскакивали эти “ответчики” с криками, что у них ходатайство о дополнении материалов дела, почти закидав судью распечатками. “Уважаемый суд”, конечно, попытался возразить, что не видит смысла в дальнейшем обсуждении, но хитрецы с самым серьезным видом заявили, что рассматриваемый вопрос — область чрезвычайно специфическая, требующая полноценного анализа, особенно в свете предъявляемых обвинений.
Обвинение было самое серьезно, по 282-й статье Уголовного кодекса в редакции Федерального закона от 08.12.2003 N 162-ФЗ, «возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». Ни смотря на всю размытость формулировки, что, по мнению прокурора, есть бич российского законодательства, применение “282-й” в какой-то момент стало не только нужным, но и модным. Применяли её все, кому не лень, а не только правоохранительные органы. У некоторых слоев населения стало модно примерять “282-ю” самим к себе, анализируя последствия каждого своего действия, чтобы “точно попадало” под формулировку в законе. Фактически, некоторым товарищам нравилось становиться преступниками. В свои 49 лет, прокурор так и не понял, зачем это делается.
Повышенная применимость статьи началась как-то незаметно, никому она раньше не была нужна в этой большой, многонациональной стране, где от одного села до другого иногда такое расстояние, что у жителей ни то, что желания возбуждать вражду не возникает, но и какого-либо возбуждения вообще. В какой-то момент прокурор, тщательно следящий, по долгу службы, за судебными постановлениями по уголовным делам (не всеми, само собой, на каждую пьяную поножовщину отвлекаться времени не было), внезапно обнаружил, что “282-я” не только в ходу чуть ли не во всех округах территории страны, но с ней уже даже успели сходить в Конституционный суд Российской Федерации. Там норму признали законной, направленной “на охрану общественных отношений, гарантирующих признание и уважение достоинства личности независимо от каких-либо физических или социальных признаков”[6]. Даже если личность — идиот, словно бы заявлял Конституционный суд. Он прокурору виделся в образе пятидесятилетней женщины в коричневом платье, с косой (на голове, а не в руках) и каменным лицом, которую, просто так, доводами о неконституционности не проймешь.
Прокурор решение суда об отказе прочитал несколько раз и подумал, что лучше бы оно было чуть менее многословным. За полгода до вынесения вердикта, когда сам он на деле стал чаще начинать с проверки не фактической базы, а “подпадает ли под 282-ю”, утверждение законодателей о том, что уголовное наказание по данной статье применяется “не за любые действия, а только за те, которые совершаются с прямым умыслом” уже несколько раз подвергалось откровенному сомнению.
