Хосе Сампедро - Река, что нас несет
— Мне еще никогда не приходилось видеть сплавного леса.
— Любопытное зрелище.
«Зрелище, — заметил про себя Шеннон, — странно слышать это слово здесь, в стане едва ли не босых людей». Но думать ни о чем не хотелось. Безмерная усталость обрушилась на него. Он пожелал спокойной ночи Американцу.
Тот сдержанно ответил, подкинул в костер дров, чтобы огонь горел до утра, и лег спать. Шеннон завернулся в плед и тоже улегся спиной к огню. «Плед девушки, — промелькнуло у него в голове, — тот самый, в который она была закутана, когда увлекала меня в свой мир. А может быть, он волшебный?» Но никакого волшебства не произошло. От пледа исходил запах душистого можжевельника, хвои, слегка отдающий шерстью осла. Какую жизнь ведет эта женщина среди сплавщиков?
Оп ужо почти погрузился в сон, когда до него донесся голос Американца:
— Послушай… Паула… Ты ведь не спишь, верно?
— Нет, — не сразу отозвалась она, всхлипывая.
— Что с тобой, Паула?.. Почему ты не пошла домой… к своим?
— У меня… у меня там никого нет.
— Как? Ты же сама говорила мне…
Его прервал плач девушки. Шеннон услышал, как Американец подошел к ней. Захлебываясь слезами, она не переставала твердить:
— Нет у меня никого. Нет у меня никого на всем белом свете… Ах, сеньор Франсиско, уж лучше бы я умерла!
— Такая молодая! Не стыдно тебе так говорить? Послушай…
Дальше Шеннон ничего не смог разобрать. Паула, горестно всхлипывая, что-то говорила Американцу. Тот утешал ее. Еще одна тайна, с которой уже не могла справиться его растущая усталость, коварный сон, наконец овладевший Шенноном.
Сначала он спал крепко. Затем ему почудилось, то ли во сне, то ли наяву, будто спавшие у костра задвигались и исчезли. Сам же он шел и шел по незнакомой туманной планете за чем-то, что было иногда тенью, иногда светом, пока вдруг, чудом, какое бывает только во сне, не очутился перед прекрасным видением: золотисто-лазурной бухтой на одном из островов средиземноморского архипелага. Она покоилась под ясным солнцем, сосны карабкались вверх по скалистому мысу, на вершине которого возвышались разрушенные колонны храма, воздвигнутого в честь древних богов, сотворенных по образу и подобию человека. Глядя на этот мир, такой ясный, такой незыблемый, Шеннон понял, что наконец достиг своей цели. И заснул под благодатной сенью сосны на золотом песке.
ГЭНЬ
это гора, семя,
раскрывающаяся дверь,
птица с черным клювом,
крепкое, сучкастое дерево.
Это северо-запад,
это зима.
1
Ла-Эскалеруэла
Шеннон проснулся от холода, приоткрыл веки — и не поверил своим глазам: по реке шел человек. Он спокойно ступал по воде, продвигаясь вперед сквозь рассеивающуюся пелену тумана. Пораженный, Шеннон приподнялся, думая, что все еще спит. Но тут же понял: человек идет по бревнам. Шеннон сбросил с себя плед, посребренный инеем, и вскочил на ноги.
Вся река была устлана, словно паркетом, оголенными стволами длинных прямых сосен. Человек легко переходил от берега к берегу, временами опираясь на багор с острым наконечником. Русло реки в этом месте было слишком узким, а течение чересчур быстрым, и бревна наползали друг на друга. Огромный ствол, ставший поперек реки, преградил путь остальным бревнам, освободив зеленое пространство мутной воды. Человек легко подцепил крюком конец этого ствола, устраняя помеху, и скопище бревен вновь устремилось вперед.
— Выспались?
Шеннон обернулся и увидел Паулу. Сероватый свет утра делал ее лицо совсем юным, а взгляд — почти робким. Однако плотно сжатые губы, упругая грудь и ссадины на руках свидетельствовали о том, что она истинная горянка.
— А где остальные?
— Они пошли в обход скалы. Сегодня им предстоит тяжелая работа. Ущелье Ла-Эскалеруэла очень опасное место. — Она заправила под платок выбившиеся пряди волос и предложила: — Хотите позавтракать молоком? Американец оставил немного для вас из того, что нам дал вчера вечером пастух.
И показала на чугунок, придвинутый к горячим углям. Затем достала из дорожной котомки начатую буханку хлеба.
Пока Шеннон сворачивал плод и укладывал свои вещи в мешок, Паула бросила в кипящее молоко тонкие ломти хлеба.
— Не надо. Не беспокойтесь.
— Почему не надо?.. Американец велел накормить вас.
— Ну что вы! Не стоит обо мне беспокоиться.
В наступившем молчании слышались лишь стук сталкивающихся бревен да плеск воды. Наконец Паула проговорила тихим грудным голосом:
— Вы ведь вчера побеспокоились обо мне.
— Ба! Сравнили… — вырвалось у Шеннона. — Вы другое дело.
Она протянула ему миску и, резко закрыв пастушью наваху, безо всякого стеснения сунула ее за пазуху.
— А вы не хотите со мной позавтракать? — спросил Шеннон. И попытался представить себе острую сталь ножа, прильнувшую к груди девушки.
— Я уже позавтракала с мужчинами, — ответила она, направляясь к реке с пустым чугунком.
Шеннон увидел ее на сером фоне острых скал. Отсюда, снизу, сосны наверху казались маленькими. Воздух был насыщен запахом влажного кустарника.
Паула опустилась на колени, с силой оттолкнула от себя бревно и погрузила чугунок в воду. Выцветшее черное платье облегало девичью фигуру. А нож, притаившийся у нее на груди!
— Мне как-то совестно есть одному, — сказал Шеннон, когда она вернулась. — Будто я какой-нибудь бездельник, лоботряс.
— Ерунда! — равнодушно ответила она. Но тут же, сложив на юбке руки и прислонившись спиной к сосне, изящно изогнулась, устремив взгляд на Шеннона и сразу вдруг став привлекательной, почти доступной и вместе с тем, хотела она того или нет, необыкновенно женственной. На паутине, раскинувшейся поверх соседнего куста, туман рассыпал чудесный жемчуг. Может быть, поэтому у Шеннона вырвались слова, прозвучавшие неуместно в этом ущелье. А может быть, потому, что он отвык разговаривать с женщинами.
— Выходит, вы остались здесь ради меня?
— Я осталась, чтобы вернуть вам спальный мешок, — ответила она ему не слишком любезно.
— Напрасно… Могли бы взять его себе.
Да, он произнес эти слова, изменил своему верному боевому другу, познавшему его пот и даже его кровь. И отдал должное суровому, спокойному ответу Паулы.
— Это невозможно.
Может быть, слишком суровому, слишком холодному, развеявшему все его мечты.
Не зная что сказать, Шеннон спустился к реке сполоснуть миску. Резкий порыв ветра обдал его у воды, и, взглянув на небо, он увидел быстро бегущие мрачные тучи. Наверху сильно качались сосны. Вернувшись к костру, Шеннон решил переменить тему разговора.
— Среди ваших сплавщиков есть карлики? Ночью мне показалось…
— Карлики? Разве что бедный Сантьяго, он горбатый…
Теперь стало ясно, почему его туловище казалось таким бесформенным. В эту минуту раздвинулись ветви, и Паула добавила:
— А вот и еще одни!
Из кустов ивняка вынырнул мальчик лет восьми с ежиком густых коротко стриженных волос и смышленым лицом. Тощая шея торчала из непомерно большой вытертой куртки. Костлявые щиколотки выглядывали из-под узких вельветовых брюк.
— Что случилось, Обжорка?
— Горбун велел мне забрать то, что тут осталось, — ответил мальчик довольно грубым для своего возраста голосом.
— Здесь одни котомки. Я сама захвачу их.
Мальчик исчез в кустах. Внезапно луч солнца зажег зимним золотом макушки скал. «Как повеселели сосны», — подумал Шеннон. И вдруг, спохватившись, вспомнил, что ему надо уходить.
— Ну что ж! Пора прощаться, верно?
— Уже уходите? Сейчас?
В ее голосе звучало такое искреннее удивление, что Шеннон заколебался. Не почудилось ли ему?
— Не знаю… Сам не знаю, что мне делать…
— Не знаете?
— Уже целый месяц не знаю. Правда.
Паула внимательно посмотрела на пего. Недоверчиво, почти насмешливо. Ему хотелось заставить ее подчиниться себе, но он не решался. Паула задала вполне уместный вопрос:
— Вы больны?
— Возможно, — ответил Шеннон.
И ему показалось, что девушка как-то сразу потеплела: с ее лица исчезла настороженность, движения стали мягче. И хотя она не догадывалась, какой смысл вкладывает он в свои слова, однако произнесла именно то, что он хотел от нее услышать.
— Зачем вам торопиться? Посмотрите, как работают сплавщики.
Они вошли в заросли ивняка. Шеннон со своей поклажей. Паула — с пледом и котомками. Они шли друг за другом по тропинке, вниз по течению реки, как прошлую ночь, ставшую уже такой далекой. На берегу, покрытом галькой, их поджидал мальчик.
